Как Великий пост вернулся в Россию
В начале 1990-х в жизнь стремительно воцерковляющихся бывших советских людей пришёл Великий пост. Первые постники и молитвенники тридцатилетней давности брели наощупь – преемственности, семейной традиции соблюдения православных постов не было почти ни у кого. Даже бабушки людей, впервые решивших соблюдать Великий пост в те времена, росли в стране государственного атеизма. Другое дело, что в 1980-х были популярны разного рода оздоровительные теории – например, «голодание по Полю Брэггу», когда люди пытались ничего не есть, а только пить дистиллированную воду. И у многих, особенно у тех, кто не пытался поститься всю великую Четыредесятницу, Великий пост до сих пор считается вот такой полезной диетой для похудения.
Я помню, как впервые решила соблюдать Великий пост – как раз году в 1994-м. Помню, в середине поста я решила поддаться искушению его нарушить, пошла в только что появившийся в городе арабский фаст-фуд и съела фалафель. «Ого, как я перепостилась, уже и вкуса мяса не различаю», – подумала я, жуя гороховую на самом деле котлетку. О её растительном происхождении я в тот момент не догадывалась.
Священники в те годы тоже были в основном новоначальными. И к соблюдению Великого поста относились строго. Чтобы получить послабление на молочные продукты, надо было чуть ли не справку от врача приносить. Да и не хотелось эти послабления получать: что я, немощная старушка, чтобы не попоститься? Вон в житиях святых написано, как будущие великие Божии угодники от материнской груди в среду и пятницу отказывались. А мы, чай, не младенцы, можем кабачковой икрой питаться до самой Пасхи.
В апостольские времена Великий пост длился 40 часов и подразумевал полный отказ от пищи. Потом появился шестидневный пост как воспоминание о событиях Страстной недели – тоже без пищи. И уже когда христианство стало государственной религией, Великий пост стал 40-дневным – в подражание посту Христа в пустыни. Монахи юга уходили на это время в пустыню, на всякий случай прося друг у друга прощения, ведь с большой долей вероятности оттуда можно было уже не вернуться. А в городах и селениях в течение этих 40 дней готовились к крещению оглашаемые.
Мстёрская икона "Святой пост". Фото: общественное достояниеНе есть 40 дней было невозможно, и начали изобретаться разные модификации того, что позволительно, а что – нет. На Руси пошли по самому жёсткому сценарию. Русскому человеку голодать было привычно, это была самая понятная и доступная форма аскетизма. Весна – как раз то время, когда прошлогодние запасы подъедены, молоко пьют народившиеся в феврале-марте телята. Когда ты не просто мучаешься от голода, а как бы приносишь жертву Богу, своего рода «десятину» от календарного года, всё это переносится как-то легче. Калязинский священник о. Иоанн Беллюстин в своих «Очерках о сельском духовенстве в России» пишет, что рядовая деревенская баба считала «лизнуть сметанки» в Великий пост грехом большим, чем «соблудить от мужа».
Вот так мы и начали поститься 30 лет назад, каждый со своими тараканами в голове, тщательно вчитываясь в состав продуктов: не притаилось ли там молоко и яйца. В водке, например, их точно не было, и пили тогда много!
Одно из первых великопостных разочарований – похудения не получалось. Недополученные белки, как правило, восполнялись углеводами. А у нас, жителей северных краев, и так серьёзная недостача белков в организме.
Затем, с возрастом, начали вылезать болячки. В том числе и у ревностных поначалу батюшек, а также их жён и прочих родственников. Диабет, холецистит, анемия, гинекологические проблемы... То, что голод лечит, – заблуждение сытых лет. Помню, как я в Великий пост сломала руку, и одновременно со мной так же сломала руку на гололёде более пожилая коллега. Я на больничном питалась заваренными кипятком овсяными хлопьями, она – обычной едой. Коллега восстановилась гораздо быстрее. Когда я пересказала эту историю врачам, они удивились. Оказалось, медики тоже уверены в лечебной силе голода. Увы. Тысячелетиями от недугов лечили питательным бульоном, а не овсянкой.
Сейчас священники относятся к соблюдению и несоблюдению постов гораздо более философски. До причастия, во всяком случае, допускают тех, кто хотя бы попытался поститься.
Как откровение прозвучала для новоначальных постников фраза: «Ешьте всё, только людей не ешьте». Вроде бы, в её основе лежит история про Ивана Грозного, шедшего громить Псков. Псковский юродивый Николушка, встретив его у ворот города, предложил правителю кусок сырого мяса. Царь отказался: «Я христианин и не ем мяса в пост». Блаженный ответил: «Но ведь пьёшь же ты в пост кровь человеческую!». По легенде, этот поступок юродивого спас город. Иван Грозный был тот ещё постник и молитвенник – не хуже, чем некоторые деятели российские 1990-х годов.
Картина В. М. Васнецова «Царь Иван Васильевич Грозный». Фото: Государственная Третьяковская галереяДальше можно процитировать Михайлу Васильевича Ломоносова, писавшего, «что Богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цинготную рыбу, что посты учреждены не для самоубивства вредными пищами, но для воздержания от излишества, что обманщик, грабитель, неправосудный, мздоимец, вор и другими образы ближнего повредитель прощения не сыщет, хотя бы он вместо обыкновенной постной пищи в семь недель ел щепы, кирпич, мочало, глину и уголье и большую бы часть того времени простоял на голове вместо земных поклонов».
С каждым Великим постом появляется множество статей, где рекомендуется отказаться от того, что нравится: не есть конфет, не смотреть телевизор. Оно, может быть, и правильно: для любого человека лучше есть поменьше сладкого и поменьше засорять мозги. Но какое это имеет отношение к духовной жизни?
Великий пост – это не диета и не психотерапия. Он не для благополучия в этой жизни и не является средством бытовой магии для того, чтобы «задобрить Бога». Богу же безразлично, что у нас в тарелке, главное – что у нас в душе.
Я определяю для себя пост как путь, причём довольно тяжёлый. Надо дойти до Пасхи, войти в радость Господа. И уж как удержаться от того, чтобы не ослабнуть по пути, каждый решает сам. Иоанн Златоуст в «Огласительном слове на Пасху» прямо говорит: «Щедрый Владыка принимает и последнего, как первого; успокаивает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и работавшего с первого часа; и последнего милует, и о первом печётся; и тому даёт, и этому дарует; и дела принимает, и намерение приветствует; и деятельности отдаёт честь, и расположение хвалит».
