Эти нарастающие тенденции могут быть неочевидны для внешнего взгляда, но они безусловно есть и весьма опасны как для церкви, так и для общества. Одно из самых ярких и радикальных проявлений этого процесса уже было однажды зафиксировано в церковной истории, названо и категорически осуждено, но время от времени проявляется с новой силой. Имя ему – церковный большевизм.
Его черты многим покажутся знакомыми. Во-первых, для этого духовного явления в церкви характерна агрессивная бескомпромиссная борьба с разномыслием. То есть точкой консолидации церковных большевиков становится не качество благочестия или какая-либо традиция, но отрицание и вытеснение всего, что кажется им лично чуждым и непонятным. Они объединяются не «за», а «против». Примеры из церковной истории, ссылка на разнообразие православного мира, аргументы из Писания и слова апостола Павла, который говорит, что разномыслиям в церкви быть необходимо, чтобы выявлялись искусные, – всё это не может поколебать сердце и ум церковного ленинца. То, что он впитал и воспринял от своего «православного» окружения, то для него традиционно, исконно и потому незыблемо. Для людей такого склада подобное поведение основывается на страхе потерять почву под ногами. Поэтому они постепенно выносят за скобки живую природу церкви и действия в ней Святого Духа, замещая это в своём сознании пыльными томами святоотеческих книг, специфической аскезой, суровым соблюдением благочестия и абсолютной нетерпимостью ко всему новому.
Иллюстрация: rawpixelВторая важная черта этого явления – это использование в решении церковных споров нецерковных по духу и сути методов: митинги, сбор подписей, деление всех на своих и чужих и – главное – привлечение гражданской власти. Для таковых гражданский суд, суд кесаря, становится выше суда Божьего, понятие власти выше милости. Они воспринимают себя как жертву, у которой пытаются отобрать нечто сакральное. Обычно это проявляется в спорах о языке богослужения, о литургической практике и чаще всего во внешних, вторичных вопросах православия. Если что-то нарушает их целостную устоявшуюся систему взглядов и привычек, в ход пускаются все средства: угрозы, подлог, клевета и обращение к институту гражданской власти, так как силовой аргумент для них – это самый эффективный и порой единственный действенный аргумент.
Корни церковного большевизма издревле в таких болезнях народа, как простота и непросвещённость. Если убрать политические мотивы, то во всех расколах церкви именно эти качества висели тяжёлым грузом на шее тех, кого можно дипломатично назвать консерваторами. Именно через них наилучшим образом проходит ток манипуляций внешних сил, заинтересованных в том, чтобы контролировать и направлять церковь по заданному руслу.
Известно, что выборность священства в начале ХХ века в Российской православной церкви крестьяне восприняли специфически. При отборе кандидатов иных верующих интересовали совсем не проповеди батюшки и не уровень его богословия или пастырских навыков, но то, как он выглядит в священническом одеянии и насколько хорошо звучит на службе его голос. И с ростом революционных настроений в обществе церковь тоже втянула в себя воздух бунтарства. Отсюда и явление Распутина, и настоящий бунт духовенства, который случился после Февральской революции 1917 года, когда в одной из епархий появилась «Боевая организация диаконов и псаломщиков». Члены этой группы с привлечением силы и угрозами вплоть до убийства требовали не только перераспределения средств, но и духовной власти.
На это отреагировал Московский собор 1917–1918 годов, когда он принимал решения об осуждении церковного большевизма. Но цель его была не столько в том, чтобы погасить смуту, сколько в формировании строгой церковной позиции на это чуждое немирное тяжёлое духовное явление, по сути своей просто нецерковное. Именно поэтому прещения за подобного рода революционную деятельность предполагали запрет в служении для духовенства, увольнение из церковных учреждений и полное отлучение от церкви в случае нераскаяния виновников.
Иллюстрация: rawpixelВо второй половине ХХ века это явление описывал известный протопресвитер, русский богослов Александр Шмеман, а в начале 90-х годов таким же термином отец Леонид Кишковский охарактеризовал судилище над московскими священниками, когда на конференции под благочестивым названием «Единство церкви» этого единства пытались добиться совершенно советскими способами публичного поругания и изгнания за круг иереев Александра Борисова и Георгия Кочеткова.
В современной России это явление так же живо и узнаваемо, но на фоне общей подавленности оно проявляется более тонко. Роль церковных большевиков и надзирателей за идеологическим порядком берут на себя организации, которые относят себя к православным или православно-патриотическим – например, известное движение «Сорок сороков» или «Двуглавый орёл». Почему-то нередко проявление этих организаций на церковно-общественном поле связано со скандалами, насилием, публичными доносами и агрессивной риторикой. Те, кто следит за церковными событиями, знают об этом. Причём «сороковцы» и сами себя подают мастерами акционизма, а вот «орлы» действуют чужими руками. Так, например, в Самаре под давлением этой организации был запрещён в служении известный священник блогер Андрей Федосов. После публикации на своём youtube-канале видео, в котором протоиерей похвалил Ленина, на него обрушился шквал критики. Можно сказать, что для священника это довольно странная позиция и, возможно, слишком скандальная, но почему необходимым условием для возвращения к служению стало личное покаяние отца Андрея перед руководителем самарского отделения «Двуглавого орла» Дмитрием Сивиркиным?
Или совсем недавно в Твери эта же организация попыталась сорвать научную конференцию, которую проводили два вуза, епархия и православное братство, имеющее диаметральные взгляды со священником Андреем Федосовым. Заместитель главы этой организации Андрей Соколов выступил одним из руководителей митинга на ступенях собора, где участники конференции молились на литургии. Акция была спланирована заранее, в качестве оратора был приглашён некий Пётр Бугаев из села Коровина, были приготовлены камеры для съёмки и вода, чтобы облить приезжих священников. Всё это сопровождалось криками о том, что «кочетковцы» (так митингующие называют членов Преображенского братства по фамилии уже упомянутого священника Георгия Кочеткова – «С») якобы хотят захватить собор и заставить всех служить по-русски.
Но потом акция выросла в сбор подписей против митрополита Тверского и Кашинского Саввы, массированными информационными атаками на него и на братство при активной поддержке нескольких священников и пары общественных деятелей, а вопрос использования русского языка в богослужении сам собой ушёл на дальний план, так как это был только повод, который хорошо завёл аудиторию простых и непросвещённых прихожан. Наконец, в качестве «убийственного» аргумента против архиерея и братства был выставлен документ, в котором подписанты, руководители четырёх общественных организаций, требовали ответа митрополита по вопросу о братствах, апеллируя к гражданскому праву и политической напряжённости в стране.
Иллюстрация: rawpixelОдним из авторов и подписантов этого письма выступил Александр Лукьянчук, руководитель «Двуглавого орла» в Твери, а рядом с ним стояла подпись Андрея Соколова, который выступил уже не в качестве заместителя Лукьянчука, но самостоятельным лидером общественной организации – «Братства святого великого князя Михаила Тверского», не имеющей ни регистрации, ни церковного благословения. При этом официально руководство «Двуглавого орла» свою причастность к митингу отрицает, а в качестве мотивов для составления письма архиерею указали на то обстоятельство, что они являются обществом русского исторического просвещения, а «церковнославянский язык – это очень важная часть русской православной культуры». Кроме того, для нагнетания давления в этой ситуации были применены административные ресурсы на уровне губернатора, в связи с чем один из организаторов научного события – Тверской государственный университет – за час до начала пленарного заседания выставил приехавших участников и гостей конференции из своих помещений без объяснения причин.
Нетрудно заметить, что все признаки церковного большевизма проявились в Твери сполна. Надо заметить, что, в отличие от 90-х годов, нашлось немало защитников именно церковной позиции в этой смуте. Так, например, открыто выступил известный священник, историк Илья Соловьев, который заявил, что «зачинщики тверской смуты пытаются едва ли не силовыми методами заградить уста тем, с кем они не согласны в каких-то церковных, а, может быть, даже и политических вопросах, и вместо дискуссии и соборного обсуждения разногласий они пошли по пути церковных большевиков». При этом он напомнил, что характерной чертой большевизма является не столько экономическая и политическая программа, сколько нетерпимость к инакомыслию.
Почему такие организации, как «Сорок сороков» или «Двуглавый орёл», берут на себя полицейское право регулировать вопросы истории, церковности и порядка? Почему им так близок главный прогосударственный идеолог известный псковский митрополит Тихон (Шевкунов)? Почему их не смущает, что их патрон Константин Малофеев выступает фигурантом сразу нескольких уголовных дел в Российской Федерации? И главное – что церковь может противопоставить этому церковному большевизму?
Иллюстрация: cdd20 / pixabayСобственно, главный аргумент состоит именно в том, что церковь у нас отделена от государства и все церковные вопросы должны находить своё разрешение исключительно внутри неё. Именно эта отделённость вызывает напряжение у некоторых органов государственного контроля, что и влечёт за собой появление организаций, действующих в смежном церковно-общественном поле под руководством далёких от церкви кураторов. Эта проблема сопровождала христиан во все времена, облекаясь в различные формы. Внешнее влияние и большевистские подходы всегда будут разрушительны для церкви. И метод противостояния здесь один: церковь узнаёт своё и потому она остаётся церковью. А что находится на её границе – или отпадает со временем, или воцерковляется, просвещается, отбрасывая от себя то, что ко Христу никак не приводит.
