20 марта 1938 года по старым календарям был праздничным воскресным днём, а по новому революционному табель-календарю это был второй день четвёртой шестидневки, но для чекистов с Лубянки значение имело только число, ведь какой календарь ни возьми, а до конца первого квартала оставалось ровно десять дней. А это значит, что нужно сдавать квартальный отчёт и гнать «статистику». То есть стахановскими темпами закрывать старые дела и чистить тюрьмы от недобитых «врагов народа», показывая начальству уверенный рост раскрываемости преступлений и выявления вражеских наймитов, диверсантов и шпионов-лазутчиков.
Поэтому чекистские палачи работали без отдыха, штампуя приговоры и отправляя подследственных на Бутовский расстрельный полигон. Ведь план же горит!
Эти слова бодрили всех, да и как тут не бодриться: не выполнишь план, сам же потом и приедешь в Бутово со связанными сзади стальной проволокой руками. Так что дураков нет, а жить-то всем хочется, вот и гнали план по человеко-смертям.
Но даже и видавшие виды палачи, привыкшие уже без стакана водки прицельно бить из нагана по стриженным затылкам, присвистнули от удивления, когда из «чёрного воронка» стали одну за другой выгружать стройных женщин в чёрных одеяниях.
– Монашки! Ого, целый монастырь нам привезли!
– Ну, гражданочки осуждённые, с кого начнём?
* * *
Сестры Мария Наумовна и Матрёна Наумовна Грошевы родились в бедной крестьянской семье Наума и Платониды Грошевых: у тех было четыре дочери и сын. Рассказывали, что как-то три старшие дочери – Мария, Матрона и Пелагея – посетили некоего святого старца, которого в Рязанской губернии почитали как настоящего пророка, чтобы проконсультироваться у высших сил на предмет будущего. Но старец от них отмахнулся. «В монастырь идите, в монастырь!» – сказал он Марии и Матроне, а Пелагее напророчил счастливое замужество в нечестивой семье.
Так оно и вышло. Вскоре Пелагея вышла замуж, а Мария и Матрона поступили послушницами в Александро-Мариинский монастырь, расположенный в десяти верстах от Егорьевска.
Правда, вскоре после прихода к власти большевиков Александро-Мариинский монастырь был закрыт, и сёстры вернулись домой. Некоторое время они жили в доме отца, а затем переселились в церковную сторожку при храмах Казанской иконы Божией Матери и великомученицы Параскевы в селе Туголес.
Здесь послушницы жили в течение двадцати лет. У сестёр был огород и корова. Они пекли для храма просфоры, служили алтарницами, убирались в храме, а в оставшееся время подрабатывали рукоделием – стегали одеяла. [
Но всё изменилось в 30-е годы, когда власти вновь усилили гонения на церковь. Первым был арестован и приговорен к расстрелу священник Казанско-Пятницкого прихода Назарий Грибков, за ним ещё один священник и диакон. В разорённом храме открыли пивоварню.
Так сестры Грошевы остались единственными в округе «церковницами», кто мог наставить в вере, разъяснить церковные правила и научить молиться. Почитать Псалтирь по умершему родственнику, в конце концов.
26 февраля 1938 года власти арестовали послушниц и заключили в тюрьму в городе Егорьевске. В доносе было указано, что сёстры ходят по домам колхозников и в некоторых домах совершают богослужение. Явившись в один из домов, они говорили колхозникам: «Завтра Господский праздник, лучше идти в церковь молиться Богу, а не в колхозе работать».
– Скажите, – допытывался чекистский следователь, – бывали ли случаи, когда вы ходили по домам колхозников и вместе с религиозной пропагандой занимались антисоветской деятельностью, направленной на срыв работы в колхозе?
– Я специально для указанной цели по домам колхозников не ходила, в отдельных случаях ходила в дома читать Псалтирь, но никакой подрывной работы против колхозов я не веду и против власти ничего не говорю.
– Вспомните случай, происшедший в ноябре, когда вы вместе с сестрой Матроной Грошевой совершали в домах богослужение и высказывали своё недовольство советской властью, называя большевиков антихристами.
– Этого я не помню, и случай с антисоветскими высказываниями я отрицаю.
– Скажите, признаёте вы себя виновной в антисоветской деятельности и агитации, направленной на подрыв советской власти и колхоза?
– Нет, в этом я себя виновной признать не могу.
Допросили и Матрону.
– По домам колхозников для совершения церковных обрядов я не ходила и недовольства советской властью не высказывала. О том, что в праздничные дни нужно молиться, я говорила, и что работа в колхозе подождёт – это верно, но в этом я никакой агитации не усматриваю.
11 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушниц Марию и Матрону к расстрелу.
* * *
Преподобномученицы монахиня Антонина и монахиня Надежда (в миру Антонина Андреевна Новикова и Надежда Георгиевна Круглова) были послушницами Троице-Мариинского монастыря в городе Егорьевске.
В 1918 году монастырь был закрыт, и обе сестры, как и многие монахини, поселились в Егорьевске. Зарабатывая рукоделием, они помогали по храму и сохраняли в миру все монашеские правила, за что на них и обратили своё внимание карательные органы.
Послушницы были арестованы 19 мая 1931 года. Всего тогда по «делу об антисоветской агитации» было арестовано тридцать монахинь и послушниц. Их обвинили в том, что они «после закрытия в 1918 году Троицкого монастыря остались в городе Егорьевске на постоянное жительство; часть монашек купили себе собственные дома, которые и являлись местом постоянных религиозных собраний с проведением антисоветской агитации.
В мае 1931 года тройка ОГПУ приговорила послушниц к пяти годам ссылки в Казахстан.
Вернувшись в 1935 году из ссылки в Егорьевск, они поселись в одной квартире, и послушница Надежда – как более молодая – взяла Антонину на своё содержание. Работать Надежда устроилась уборщицей в школе. Жили они, целиком посвящая себя служению Богу, исполняя все монашеские правила, но после ссылки держались осторожно и с людьми неверующими старались отношений не заводить.
Тем не менее 1 марта 1938 года послушницы были вновь арестованы: чекистам нужно было гнать план по репрессированным «врагам народа», и они принялись сажать тех, кто ранее успел освободиться после первого срока.
– Органам следствия известно, что вы настроены против советской власти и клевещете на советскую власть и колхозы! – кричал следователь на допросах, пытаясь выбить из женщин хоть какие-нибудь показания друг на друга.
– Против советской власти я никогда ничего не говорила и клеветой как на советскую власть, так и на колхозы, не занималась, – спокойно отвечала послушница Антонина.
– Скажите, в 1937 году среди проживающих в одном доме вы совершали антисоветские действия против советской власти?
– Никогда я антисоветской деятельностью не занималась и против советской власти не говорила.
– Скажите, в январе 1938 года вы среди отсталого населения клеветали на колхозы?
– Никаких разговоров, а тем более никакой клеветы на колхозы я не вела.
– Признаёте себя виновной в том, что вы в 1937 году клеветали на советскую власть, а также клеветали и на колхозы?
– В предъявленном мне обвинении виновной себя не признаю и поясняю, что я этого не произносила.
Но в 1938 году для обвинительного приговора уже и не требовалось саморазоблачительных признаний: «религиозников» судили в рамках кампании «против кулацкого элемента», а в борьбе против кулаков все средства хороши.
Ровно через 7 дней – накануне 8 марта – следствие было закончено, и 11 марта «тройка» НКВД приговорила послушниц Антонину и Надежду к расстрелу.
* * *
Преподобномученица монахиня Екатерина – в миру Константинова Екатерина Григорьевна – ещё в 1905 году поступила послушницей в Скорбященский монастырь в Москве, находившийся на Долгоруковской улице недалеко от Бутырской заставы. Здесь она подвизалась до его закрытия в 1918 году, после чего вернулась на родину, в деревню Саврасово, где стала заниматься шитьём одеял и починкой мешков для колхоза.
В 1919 году от тифа скончались её сестра с мужем, а их трое маленьких детей остались сиротами; Екатерина взяла их к себе и воспитала. Всё это время она хотя и жила вне стен обители, но продолжала исполнять все монашеские правила и старалась как можно чаще бывать в храме, предельно ограничив контакты с неверующими людьми.
Но как ни старалась Екатерина оградить себя и свою семью от возможных неприятностей, кто-то из соседей всё равно написал на неё донос. Дескать, в какой-то компании она сказала: «Вот опять бегают, какие-то нужны выборы, на что они нужны, – пусть руководят до времени или боятся войны. Пересажали, теперь новых выбирать, так нечего выбирать, они уже выбраны, и так жмут хорошо; вот вам плохо жилось при царской-то власти, вон ваши коммунистов-то как расстреливают, но и этим придёт конец». Вскоре Константинова была арестована. Уже 11 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу к расстрелу.
Интересно, что в период бериевской «чистки», когда из органов повсеместно изгонялись назначенцы предыдущего наркома НКВД Ежова, оказавшегося «врагом народа», под следствием оказались и сами следователи солнечногорского отдела НКВД. Выяснилось, что солнечногорские «бойцы невидимого фронта» практически все показания добывали преступным путём. В итоге начальнику отделения милиции был объявлен выговор, два сотрудника были арестованы и позже уволены, ещё один сотрудник уволен, а четвёртому объявлен выговор.
Через два месяца управление НКВД отменило это решение и признало приговор послушницы Екатерины Константиновой к расстрелу правильным.
* * *
Преподобномученица монахиня Евдокия – в миру Синицына Евдокия Ефремовна – с юных лет поступила послушницей в Князь-Владимирский монастырь, расположенный неподалеку от села Филимонки Подольского уезда Московской губернии.
В монастыре Евдокия жила до закрытия обители в 1929 году, а затем поселилась в селе Филимонки вместе со своей больной дальней родственницей.
В начале 1938 года дежурные свидетели дали против послушницы необходимые для НКВД показания, будто она «распространяет церковную литературу, внушает религиозные убеждения, вовлекает в кружки церковников; особенно активную работу она ведёт среди молодёжи и детей, которых вовлекает различными подарками, благодаря чему многие выходят из комсомола... К Синицыной приезжают из Москвы попы, неизвестные по фамилии, и ведут секретные переговоры на темы антисоветского характера».
Председатель сельсовета дал для НКВД следующую характеристику на послушницу: «Синицына аккуратно подпольно ведёт антисоветскую работу, и к этим монашкам... часто ходит бывший поп монастыря Филимонки. Какие у них идут разговоры? Ясно, что не в пользу советской власти. Там есть ещё... прочие, которые ездят часто в Москву как агенты фашизма».
25 февраля 1938 года послушница Евдокия была арестована.
Сохранился протокол допроса:
«– Следствию известно, что вы среди детей-подростков ведёте антисоветскую агитацию и внушаете им религию, предлагая записываться в религиозные кружки.
– Каждое лето я встречаюсь с детьми рабочих и колхозников, и всего лишь потому, что возле моего дома растут цветы, и этими цветами я часто оделяла детей, но религию я им не внушала...»
8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу Евдокию к расстрелу.
* * *
Преподобномученицы Ксения и Анна (в миру Петрухина Ксения Семёновна и Горохова Анна Ивановна) выросли в одном селе Чанки и практически одновременно стали послушницами в Успенском Брусенском женском монастыре в городе Коломне Московской губернии.
В 1919 году, после того как монастырь был закрыт, послушницы вернулись в родное село и стали помогать при Введенской церкв, зарабатывая себе на пропитание шитьём одеял.
Во время гонений на монашествующих в начале 30-х годов обе послушницы были арестованы и приговорены к трём годам ссылки в Казахстан.
В 1934 году, по окончании срока ссылки, они вернулись на родину. Ксения стала трудиться санитаркой на врачебном участке при станции Голутвино, а Анна поступила работать в колхоз. Но вскоре их вновь настигла очередная волна гонений на Русскую церковь. Послушницы Ксения и Анна были арестованы.
Следствие было пустой формальностью, и уже 12 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушниц к расстрелу.
По этапу они были отправлены в Таганскую тюрьму в Москву: именно из Таганки репрессированных отвозили на расстрел на полигон Бутово под Москвой.
* * *
Также в этот день Православная церковь почитает память:
священномученика иерея Николая (Розова Николая Николаевича), священника храма в селе Чашницы Ростовского уезда Ярославской области (был арестован в феврале 1930 года после праздника Сретения Господня по обвинению в агитации против советской власти и колхозов): «тройка» ОГПУ приговорила отца Николая к трём годам ссылки в Архангельск, но через несколько дней после приговора отец Николай скончался в ярославской тюрьме и был погребён в безвестной могиле;
преподобномученика иеромонаха Нила (Тютюкина Николая Федоровича), благочинного Иосифо-Волоколамского мужского монастыря (в 1920 году Иосифо-Волоколамский монастырь был закрыт, и первые годы после закрытия обители отец Нил служил в храмах Волоколамского района, с 1931 года – в церкви Нерукотворного Спаса в селе Киево Дмитровского района); арестован в феврале 1938 года по обвинению в контрреволюционной деятельности, и 11 марта 1938 года «тройка» НКВД приговорила его к расстрелу; иеромонах Нил (Тютюкин) был расстрелян 20 марта 1938 года и погребён в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
По материалам сайта Регионального общественного фонда «Память мучеников и исповедников Русской православной церкви».