– Как это было точно – сказать не может никто. Есть несколько свидетельств, но либо они дошли до нас через третьи руки – кто-то слышал от людей, бывших рядом с ней в концлагере, – либо через первые, но эти свидетельства не касаются событий последнего её дня (лучше всего об этом написал отец Сергий Гаккель в своей книге «Мать Мария»). Рассказы сильно разнятся в подробностях ещё и потому, что каждый по-своему видит, слышит, воспринимает, запоминает. Одна из версий – что мать Мария была переведена в Югендлагерь, созданный специально, чтобы разгрузить перенаселённый лагерь Равенсбрюк, куда отправляли отобранных к уничтожению, потому что она была уже не ходячая, больная. Есть свидетельства о том, что она практически не вставала последнее время – от таких избавлялись.
Есть иная версия, что она добровольно заменила собой другую отобранную к газовой камере женщину. Деталей этой версии я знаю немного, это свидетельство одной из её товарок, с которыми она находилась в заключении. Мне лично ближе всего, история, которая дошла до нас через митрополита Сурожского Антония. Это видеосвидетельство легко найти в интернете. К владыке Антонию пришло письмо от одной из женщин, которые были вместе с матерью Марией в том самом лагере приговорённых. Согласно этому письму, мать Мария пошла в газовую камеру не за другую женщину, а вместе с ней. Приговорённая к отправке на смерть билась в истерике и панике. Мать Мария её утешала, говоря: «Не бойся, последнее слово не за смертью, а за жизнью». А та вдруг задала ей вопрос: «Чем вы это докажете?». «Я пойду вместе с тобой».
К историчности этого свидетельства тоже, конечно, есть вопросы. Насколько такое было возможно? Но, во-первых, это было реально к моменту разгрома Германии в 1945 году. Уже не было таких жёстких поимённых и пономерных списков. Отправляли умирать без счёту, и это позволило матери Марии войти в газовую камеру вместе с той женщиной. А во-вторых, такой поступок очень созвучен всей её жизни и творчеству, данному ей откровению, что христиане – это люди, которые живут соборно, ради другого и с другим. Это свидетельство очень похоже на правду. Сама мать Мария о мученичестве говорила, что оно не является единичным актом, что это процесс и итог жертвенной жизни.
– Жизнь и смерть матери Марии (Скобцовой) никого не оставляют безучастным, её либо очень любят, либо не могут терпеть. Что в жизни матери Марии вам кажется самым главным? Обращение к Богу и постриг поэта Серебряного века, её церковное служение и творчество, её мученическая кончина?
– Я бы сказала, то, что в её жизни было главным и реальным открытием: Христос жив, Его можно реально увидеть в другом человеке и стать Ему причастным. Разглядеть Христа в другом человеке – это был её особый гениальный дар. Она помогала воссиять Божьему Свету в самом захудалом человеке, в котором уже всё потухло – и добро, и разум, осталось только страдание. Ей как-то удавалось находить пути к сердцам других людей, утешить безутешного, поддержать, сказать, что ему дальше делать. В устроенном ею для русских изгнанников общежитии на улице Лурмель в Париже её прозвали просто «Мать», её материнский дар сродни материнству Богородицы, которой «открыты помышления многих сердец». В этом материнстве есть какая-то небывалая новизна в отношении к многим и многим людям. Мне кажется, и новизна богословия матери Марии связана именно с подражанием Богоматери, с такой способностью благоговейно относиться к другому человеку, прозревать в нём Бога и одновременно сына или дочь, или, просто сказать, – общаться.
Она видела, как не хватает такого отношения к человеку внутри самой Православной церкви, которая должна быть «не одиноким стоянием пред Богом, а соборностью, связывающей всех узами Христовой любви». Мать Мария воплощала эту любовь в своей жизни. И ещё она собрала небольшую группу единомышленников – объединение «Православное дело», в котором удалось такие отношения (говоря церковным языком – соборные и личностные) осуществить. Нам важно учиться у них именно качеству их жизни.
– «Православное дело» – это такая православная благотворительная организация во Франции в 40-е годы XX века?
– Это, конечно, «организация», но они сами это воспринимали скорее как «организм» – растущий, страдающий, радующийся. В центре «Православного дела» был узкий круг людей, который она назвала «братской группой». Это живущие вместе христиане, помогающие попавшим в самые трудные обстоятельства русским эмигрантам, духовный орден – она тоже любила это слово – или братство. Помощь касалась не только социальных вопросов, но и миссии, и просвещения, и культуры, и христианского единения: в общежитиях проводились просветительские встречи, проходили занятия Философской академии Н. Бердяева, занятия с детьми, встречи с христианами других конфессий, при общежитиях обязательно открывались храмы. Главная цель объединения не благотворительность, а новая жизнь: «…мы не хотим быть благотворителями, мы строим общую жизнь», – говорила мать Мария.
«Православное дело» они видели именно как христианство, обращённое к миру, понимая, что в другие времена их главной заботой могла бы оказаться совсем не социальная сфера. Они устраивали общежития для бездомных, кормили голодных, помогали найти работу безработным, создали туберкулёзный санаторий. Во время Второй мировой войны они спасали от гибели евреев, выдавая им спасительные липовые справки о крещении. Это уже просто социальным служением не назовёшь.
– Есть проблемы почитания матери Марии, настороженное отношение к её канонизации. С чем это связно?
– Проблем с признанием канонизации матери Марии нет. Она вместе с сыном Юрием Скобцовым, духовником «Православного дела» отцом Дмитрием Клепининым и Ильёй Фондаминским была канонизирована Вселенским патриархатом в 2004 году. В прошлом году в процессе вхождения Западноевропейской архиепископии в состав Русской православной церкви Московского патриархата было оглашено, что мы принимаем традиции, которые там сформировались. Это касается и почитания святых. Я думаю, ещё год-другой, и преподобномученица Мария (Скобцова), священномученик Дмитрий Клепинин, мученики Георгий Скобцов и Илья Фондаминский, так же как и Иван Лаговский, будут вписаны в календарь Русской православной церкви. И, конечно, то, что в таком маленьком «Православном деле» оказалось четверо святых мучеников, говорит само за себя.
профессор Г.П.Федотов, о.Дмитрий Клепинин, К.В.Мочульский. Лурмель, осень 1939 года
Надо сказать, что мать Марию любят и всегда любили, и почитали в Русской церкви ещё и до её канонизации, хотя есть среди священников и мирян те, кто не любит и не может принять её святости – прежде всего за её взгляд на Церковь и место человека в мире, за её экклезиологию и антропологию. В частности, можно привести в пример нашего тверского священника протоиерея Георгия Белодурова, который опубликовал большой по объёму опус, посвящённый матери Марии, где он анализирует её работу «Типы религиозной жизни» и, на мой взгляд, делает это не в духе конструктивной критики, что вполне законно, мать Мария была бы этому рада, а кощунственно, обвиняя мать Марию не только в гордыне и прелести, но даже в фарисействе. Конечно, главная претензия к ней – «матушка много о себе думает».
Но церковное почитание матери Марии уже не отменить. Так удивительно она действует на сердца людей. Я заметила, как только начинаешь рассказывать о матери Марии, даже люди неверующие, нецерковные просто меняются на глазах. Её жизнь, стихи и статьи оказываются способны открывать людям то, что они давно ищут. Таково действие святости – не сказочной, а настоящей, она неостановима смертью – общение не только не прерывается, но развивается: находятся всё новые люди, которым через мать Марию открывается путь к Богу. О ней снова и снова пишутся книги, статьи, снимаются фильмы. Этот процесс не остановить.
– А на кого она сама в жизни ориентировалась из своих современников? Чьему пути следовала, чьи мысли и пример были для неё драгоценны?
– Тут надо начать не с современников. Мать Мария была, конечно, «человеком Достоевского», по слову Бердяева, который различал людей Достоевского и не Достоевского. В монографии, посвящённой писателю, она показывает, что самое главное в творчестве Фёдора Михайловича – то, что через него открылось миру о человеке. В 20-е годы, когда в РСХД (Русском студенческом христианском движении) в Париже был организован кружок по изучению России, она написала несколько монографий, посвящённых русским мыслителям: Достоевскому, Хомякову и Владимиру Соловьёву. На них она ориентировалась, считая, что главный дар русской культуры и русской мысли – это чуткость к заповеди о любви к человеку, а также мысль о богочеловечестве, то есть о Церкви.
А среди современников – отец Сергий Булгаков, который был её духовным отцом. В одном своём стихотворении она называет его «руководитель, друг, отец». И конечно, Николай Бердяев, с которым они дружили. Николай Александрович – старший её друг, но нельзя сказать, что она во всём следовала Бердяеву. В очень важном для обоих вопросе, таком как творчество, у них были серьёзные расхождения до противопоставлений. Мне кажется, что у них было такое близкое житие в эмиграции, что они и мыслили вместе, но совсем не одинаково. Ещё можно назвать Георгия Федотова и семью Ельчаниновых, с которыми её связывала большая дружба.
– В чём, по-вашему, «православное дело» сегодня? Что бы в эти весенние дни 2020 года делала мать Мария? В нашей церкви, в обществе, среди людей?
– Мне кажется, что она возглавляла бы какое-то православное братство и, конечно, была бы сейчас в гуще событий. Насчёт политических – не уверена, потому что у нас совсем другие политические реалии (напомню, что в революционные годы она на какое-то время стала городским головой города Анапы), хотя отстранившейся от общественной жизни её трудно себе представить. Мне кажется, что она была бы более всего активна сейчас в противостоянии извращению церковного сознания, когда вместо голоса подлинной Церкви – свободного, правдивого, по-настоящему евангельского – звучит рабский, равнодушный к человеку, идеологическо-политический голос её тёмного двойника. «Подлинная Христова истина всегда связана со свободой», – писала она в 1936 году.
Всем церковным людям, кто хочет как-то припасть к матери Марии, подумать о ней, вступить с ней в общение в эти юбилейные дни, я бы рекомендовала перечитать её статью «Настоящее и будущее Церкви», в которой она пишет то же, что по-другому выразил в своих книгах Сергей Фудель – про этот будущий (а для нас настоящий!) день христианства, связанный с очень тонкой подменой Церкви – псевдоцерковью, которая ориентируется уже не на Евангелие и не на Христа, а значит, не на Бога и не на человека, которая куплена «ласкательством государства» и антицерковных сил и смыслов. Я думаю, что мать Мария сегодня активно боролась бы за то, чтобы всем стало очевидно, где есть Церковь, а где её нет. А такая борьба приводит к мученичеству в любые времена, военные или мирные.
– А с коронавирусом бы боролась?
– Понимаю, что сейчас надевают маску не только и не столько ради себя, но почему-то мне трудно представить её в маске. Она, конечно, не поддавалась бы этой панике, проявляла бы заботу о всех тех, кто в ней нуждается. И видела бы больше таких нуждающихся, чем видим их мы.