Споры о том, насколько традиционно западное христианство, верно ли оно Евангельской истине или отошло от неё в угоду миру сему, ведутся прежде всего внутри самой Католической церкви. И споры эти таковы, что папе Римскому приходится отлучать своих критиков по обвинению в расколе, как этим летом было сделано, например, с кардиналом Карло Мария Вигано. Вигано – фигура знаковая во многих отношениях: от резких высказываний, которые он, будучи бывшим апостольским нунцием в США, сделал против отношения папы Франциска к некоторым священникам-педофилам – до кампании против вакцинации от ковида и критики управления пандемией со стороны основных западноевропейских государств. На протяжении последних лет было немало его резко критических высказываний в адрес нынешнего понтифика, к которому он, мягко говоря, не испытывает особого доверия и не признает авторитета. С годами он стал «традиционалистом», то есть начал критически относиться к богословским и пастырским нововведениям Второго Ватиканского собора. Получив уведомление о своём отлучении, Вигано заявил, что будет продолжать служить и просить пожертвования для возглавляемого им фонда Exsurge Domine, который, согласно его заявлению, в основном предназначен для «традиционного обучения шести семинаристов», а ещё через месяц опубликовал в итальянской правоцентристской газете La Verità открытое письмо кардиналу Маттео Мария Дзуппи, в котором он не только критикует нынешнего понтифика и в целом Второй Ватиканский собор, но и выступает непосредственно против Дзуппи, обвиняя его в том, что он больше озабочен посещением встреч с представителями либерально-прогрессивной номенклатуры, чем общением с коренной католической общиной, которой в пригородах, продолжает Вигано, трудно выразить свою веру, учитывая обильное присутствие мигрантов исламского вероисповедания. Кроме того, Вигано повторяет некоторые краеугольные камни своего противостояния «концилиарной» теологии (т.е. католической церкви после Второго Ватиканского собора), напоминая, что Христос, вера и христианство на самом деле подразумевают дисциплину и послушание, а не культ индивидуалистической распущенности.
Описанная коллизия подводит нас к мысли, что есть две реально существующие фракции: традиционалисты и прогрессисты во главе с нынешним папой. На самом деле ситуация ещё сложнее, фракций куда больше, а реальное богословское содержание как взглядов той или другой стороны, так и того же Второго Ватикана то и дело подменяются в репликах оппонентов лозунгами из актуальной политической повестки.
С одной стороны, так называемые традиционалисты гордо выступают против консерваторов, которые, по их мнению, только и делают, что играют на руку прогрессистам: яркий пример тому – Ратцингер, который из peritus (светского эксперта-богослова) на Втором Ватиканском соборе, где он действительно носил костюм и галстук, превратился в консерватора. Традиционалисты считают Второй Ватиканский собор незаконным, определяя традицию как всё, что ему предшествовало. Некоторые из них также ссылаются на конституцию папы Павла IV от 1559 года, Cum ex apostolatus officio, согласно которой тот, кто занимает любую должность, если он впадает в ересь, автоматически её лишается. Традиционалисты считают Второй Ватиканский собор «французской революцией» в Католической церкви, которая привела к победе модернизма и, например, лютеранизации таинств и обрядов, а в целом – к принятию определённого «прогрессивного» менталитета, рассматривающего многие из существующих церковных норм как отражение ретроградного и сильно иерархического общества.
Позициям традиционалистов можно возразить по-разному: например, принимающие участие во Втором Ватиканском соборе отцы были избраны в основном папой Пием XII, которого они считают «последним традиционным папой». Более того, согласно Первому Ватиканскому собору, папа непогрешим – «ex sese, non autem ex consensu Ecclesiae» («от себя, но без согласия церкви»), – поэтому очень сложно решить проблему об авторитете, который имел бы право отстранить папу даже в случае явной ереси. Что касается Ратцингера, то проблематично использовать категорию «консерватора» в отношении его размышлений о современном субъективизме и релятивизме и диалоге с исламом, это скорее упрощение. Наконец, превращение Второго Ватикана в некий символ и флаг всех проблем, сотрясающих не только Католическую, но и другие христианские церкви (продолжающаяся секуляризация общества, атака «новой этики», отказ от участия в таинствах и т.д.) – ложный ход. Всегда можно спросить критиков-традиционалистов: с чего вы взяли, что, не будь Второго Ватикана, дело пошло бы лучше? Второй Ватикан искал решения проблем, и простое «возвращение назад» вряд ли является таким решением, если вообще возможно.
С другой стороны, следует признать, что в Католической Церкви есть и фракция тех, кто объявляет себя «прогрессистом»: можно вспомнить о риске раскола со стороны части немецкого духовенства, выступающей за женское священство, глубокие изменения в Катехизисе в части, касающейся сексуальной морали, отмену обязательного целибата для священников, «демократизацию» в церковном управлении и т.д. Продвигаемая ими интерпретация Второго Ватиканского собора, согласно которой тот на самом деле представляет собой утверждение мягко-прогрессивного христианства, столь же ошибочна, сколь и идеологична.
Однако эти крайности позволяют рассмотреть множество промежуточных позиций по отношению ко Второму Ватиканскому собору и к тому, как Католическая церковь действует в мире. Как уже говорилось, крайними и противоположными концами всего спектра существующих позиций являются традиционалисты и прогрессивные католики. Где-то под перекрёстным ударом двух фракций располагаются консерваторы.
Наиболее последовательных традиционалистов Католическая церковь не признаёт (что не удивительно, учитывая их непризнание авторитета папы). По их мнению, другие так называемые и признанные традиционалистские формации на самом деле таковыми не являются и играют на руку прогрессистам. Такие признанные формации, как правило, называют консервативными. Консерваторы признают соборное богословие, но они более склонны к сохранению прежней обрядности и литургии (Тридентская месса, Римский миссал, использование латыни в качестве литургического языка и т.д.). «Консерваторы» ссылаются на фигуру Ратцингера, который во время своего понтификата настаивал на необходимости защищать преемственность того, что предшествовало и последовало за Вторым собором, поскольку священное, по его мнению, не может внезапно стать неправильным, но должно органично развиваться. Консерваторы также выступают против недавнего документа «Fiducia Supplicans», в котором открыто сформулировано благословение однополых пар, то есть одно из «боевых знамен» прогрессистов. Католическая общественность (особенно с африканской стороны) резко потребовала разъяснений от редакторов документа, в частности кардинала Виктора Мануэля Фернандеса, однако полученные комментарии мало что прояснили. Благословение гомосексуальных пар, согласно текстам, не следует понимать как брак или даже как литургическое благословение. Это «просто» благословение двух людей, которое никоим образом не следует гражданскому обряду. В итоге каждый видит в нём что-то своё.
Наконец, важно то, что спор между традиционалистами, «консерваторами» и прогрессистами касается не только богословских взглядов, но и отношения к истории и культуре, принятого в Католической церкви. По мнению первых, церковь должна оставаться европоцентричной, то есть настаивать как по форме, так и по содержанию на классическом и христианском наследии в европейском и традиционном смысле, выступая против любой «глобализации» или «третьемиризации» своей деятельности. Очевидно, что речь идёт о евангелизации в Амазонии и встрече с другими религиями (последний из многочисленных скандалов касается использования языческого символа: статуэток богини Пачамамы в религиозных церемониях Ватикана). Критика традиционалистов в адрес прогрессистов сводится к следующему: «третьемиризация» релятивизирует способы выражения веры и, соответственно, воспринимает, например, коренных жителей Амазонки как «добрых дикарей», евангелизированных будто бы изначально и не нуждающихся в помощи извне (таким образом подрывается сама функция Церкви). Прогрессисты в любом случае отстаивают подход, направленный на сохранение всего культурного разнообразия как необходимого для обогащения и понимания христианской веры. Между этими антиподами стоят различные консервативные фракции, стремящиеся совместить определённую европейскую (эллино-латинскую) культурную традицию с другими и/или новыми манифестациями верования.
Несмотря на уже упомянутый отчасти идеологический характер, изложенные позиции дают очень интересное представление о ярко выраженных современных проблемах, затрагивающих Католическую церковь и определяющих новейший кризис – или, по мнению более оптимистично настроенных, эволюцию в целом христианской веры. Выступая от имени «традиционных ценностей», отстаивая чистоту веры, России тоже придётся учитывать этот сложный европейский диалог.