В Священном писании говорится, что во Христе нет «ни мужеского пола, ни женского», потому что в Церкви все чисто человеческие различия куда-то уходят. Они становятся не очень важными, не очень актуальными, как бы не системообразующими для нашей жизни во Христе. С другой стороны, тот же апостол Павел говорит: женщины в церкви пусть молчат. Если уж они такие любопытные, пусть спрашивают о том, что слышали в церковном собрании, у своих мужей, и те пусть учат их. Потому что «муж – глава жены», и этим всё сказано. Он как старший должен учить младших. Это нормальная церковная традиция, которая идёт с ветхозаветных времён и, наверное, всё-таки законным образом остаётся актуальной и в Новом завете.
Сейчас всем известно, что место женщин в церкви умалено. Хотя их очень много, они часто бывают малообразованными, а если они и хорошо образованны, то занимаются чем-то другим, часто не собственно церковным служением, не разрешением трудных духовных проблем, которые связаны с наставничеством и учительством, – с тем, что вообще обычно принадлежит в Церкви Христу и тем, кто, как иногда думают, восседает в церковном собрании как бы на месте Христа.
А пророчицы?
Конечно, в древнейшей церкви никто на месте Христа никогда не восседал. Это место и на богослужении, и на трапезе оставляли незанятым. Но потом в церкви что-то глубоко изменилось, и уже с середины II века началась новая эпоха церковной истории, связанная с так называемой евхаристической экклезиологией, где первосвященник-архиерей стал изображать Христа на молитве. Тут как раз и рождается мужская иерархия, и на архиерея некоторые святые уже призывают смотреть чуть ли не как на Бога. Например, мы это читаем в посланиях Игнатия Богоносца второй половины II века.
Однако есть основания думать, что до этого в церкви женщины занимали достойное место. Они могли даже пророчествовать – а пророки и пророчицы стояли по высоте своего служения по сути выше епископов, сразу после апостолов, – и не было разницы между пророком и пророчицей. Правда, довольно быстро, как раз к середине II века, эпоха пророков и пророчиц практически сходит на нет, и на протяжении последующих столетий пророческое служение в церкви влачит весьма жалкое существование.
Итак, что же мы имели в церковной жизни первоначально? Что же могли делать в церкви женщины, чего не могли делать мужчины, и наоборот: что могли делать мужчины, чего не могли делать женщины? Вопрос этот мучает христианскую совесть уже давно. На него существует множество ответов, и всегда в них звучит мысль, что мы этого до конца не знаем.
Равноапостольные, пресвитериды, диакониссы
Это справедливо, и всё-таки… Мужчины были апостолами, но и женщины – если не апостолами, то равноапостольными. Мы помним Нину Грузинскую, равноапостольных Елену, Ольгу, Марию Магдалину. Это значит, что проповедовать, как и пророчествовать, женщины могли наравне с мужчинами.
Позднее оказалось, что женщины могут совершать и литургические таинства, вплоть до таинства крещения и – страшно сказать – таинства причащения, и это никого не смущало. Они могли возглавлять христианские молитвенные собрания и трапезы любви – агапы, которые тоже иногда назывались таинствами. Эти женщины, которые могли быть старшими в церковном собрании, назывались пресвитеридами. Их служение – ещё одна тайна нашей церковной традиции и истории. И только в IV веке по не очень понятным причинам в какой-то из провинций Римской империи служение пресвитерид было отменено, и это как-то оказалось принято всеми.
Мы знаем, что с I до X века в церкви были и диакониссы. Упоминания о них мы находим уже в священном писании Нового завета. Это значит, что совершать служение диаконии, служение милосердия, «таинство брата», одинаково могли и братья, и сёстры. И неслучайно впоследствии поставление на служение (хиротония) диаконисс совершалось в алтаре. Их облачали в священные одежды – стихарь и орарь – и причащали в этот день у престола, сразу после диаконов. Они тоже могли помогать при крещении (особенно сестёр), а может быть, в случае необходимости и сами их крестить.
Традиция или инерция?
Итак, фактически всё могли делать сёстры, и они нисколько не были ума́лены перед братьями в церкви. Единственный вопрос – могли ли они совершать собственно евхаристию, то есть таинство благодарения. Таинство причащения – могли, а вот таинство благодарения? Это вопрос спорный. В древнейших церковных книгах говорится, чтобы пророкам давали «благодарить, сколько они желают». Не сказано, правда, «пророчицам», говорится «пророкам». Но и о принципиальной разнице между пророком и пророчицей нигде не упоминается. Таким образом, прямых свидетельств о совершении женщинами таинства евхаристии, таинства благодарения нет. Правда, нет и никаких запретов по этому поводу.
Считать ли это случайностью? Может быть, это умолчание – культурная, духовная инерция. Для Ветхого завета помыслить о подобном служении женщин было трудно, даже невозможно, а в Новом завете как раз примерно до середины II века было весьма сильное иудейское влияние. А когда в церкви усилилось влияние эллинского начала благодаря вхождению в неё многих людей из языческих народов, у которых в традиции были и жрицы, то есть священницы, и пророчицы, – тут картина уже поменялась внутри церкви. В связи с зарождением в середине II века церковной иерархии уже было всё труднее себе представить, чтобы кто-то из женщин мог совершать евхаристию. Правда, во времена Тертуллиана, в конце II – начале III века, прежние женские служения как-то пытались восстановить монтанисты (не случайно основателями этого движения были именно фригийские пророчицы), но в то время это уже вызывало сопротивление в кафолической церкви, что было логично в условиях победившей евхаристической экклезиологии.
Итак, мы имеем весьма интересную картину, говорящую о том, что церковная традиция, хотя и развивалась подчас противоречиво, содержит в себе огромный потенциал, касающийся служений женщин, который может быть возрождён. Уже сейчас, как вы знаете, в некоторых православных церквах снова возрождены чины диаконисс и их рукоположение, хиротония. В частности, в Александрийском патриархате. Об этом всё чаще говорят и в разных кругах других православных церквей.
Не только матушка батюшки
В церкви есть запрос на возрождение священнослужения женщин: этот огромный потенциал сил, энергии, разума и духа надо использовать лучше, чем это было в течение многих последних веков. Уже ясно всем, что женщины могут быть не только матушками батюшек, не только заниматься чёрной работой – мытьём полов и подсвечников в храме – или, в лучшем случае, быть алтарницами, если они монахини или вдовицы.
К слову говоря, в древней церкви «вдовицы» – это был ещё один особый чин служения женщин, обычно пожилых, одиноких. Их служение, скорее всего, было близко к диаконическому, но сейчас не очень понятно, чем же они, собственно, отличались от диаконисс. Ясно лишь, что эти служения различались, не смешивались. Может быть, эти вдовицы поддерживали одиноких женщин, стариков и воспитывали детей.
На пути возрождения женских церковных служений сейчас есть и достижения, и трудности. В XX веке возникла целая дискуссия о возрождении женского священства. Было желание включить большой потенциал христианок, сестёр, в актив церковной жизни. Хотя сама по себе идея была, может быть, и неплохой, но это священство было неверно понято, неправильно истолковано и реализовано, немного механически – по образцу служений братьев: их стали даже рукополагать как рукополагают епископов, пресвитеров и диаконов. Не была вполне учтена традиция древней церкви, и это вызвало протест – прежде всего в Православной и Римско-католической церквах, которые эту практику традиционной и оправданной не признали. И хотя серьёзных богословских аргументов против женского священства никто не привёл, а может быть, их и не существует, но традиция – вещь упрямая. На неё ссылались, и в этом была своя правда и сила.
Вспоминается, что у нас на Руси были канонизированы и некоторые княгини. Хотя это служение – быть во главе княжества или царства – история церкви женщинам тоже уступает с трудом, но всё-таки мы помним эти случаи, в том числе в истории России. Правда, что касается цариц или императриц, у нас они были довольно далеки от канонизации по качеству своей личной жизни, хотя и могли быть покровителями церкви и решать многие церковные вопросы.
Итак, мы коснулись всех самых фундаментальных аспектов церковного служения: царства, священства и пророчества. Царство сёстрам доступно, пророчество – тоже, священство – судя по всему, лишь частично. Неизвестно, что будет дальше, но пока невозможно себе представить, чтобы в Православной церкви явились епископессы или пресвитериды по образу тех священников-епископов-пресвитеров, которых мы имеем на сегодняшний день. Правда, и современный образ служения пресвитеров и епископов сильно отличается от образа их служения в древней церкви, так же как, собственно, и диаконов, и диаконисс. Сдвиги произошли колоссальные, о чём уже писали протопресвитер Николай Афанасьев, протоиерей Сергий Булгаков и другие.
Благая мутация
Если бы сейчас в церковь вошла как власть имеющая какая-то сестра-пророчица, то что мы могли бы на это возразить? Наверное, мы увидели бы, что она может проповедовать в церковном собрании, как это делают все те, кто имеет дар слова, свидетельства, как это часто делают епископы, пресвитеры, а иногда и диаконы, и миряне-мужчины. Но это могут делать и женщины, такие случаи известны. Женщина-пророчица – могла бы она сейчас возглавить церковное собрание? В каких-то особых, трудных условиях жизни – а в наше время это представить себе легко – наверняка могла бы. Она могла бы и оглашать, и крестить, и стать во главе православной общины или целого церковного братства.
Остаётся только признать: фактически все мужские, братские служения в церкви может – точнее, могла бы – совершать и женщина, если она имеет соответствующие духовные способности и дарования. Только если речь зайдёт о евхаристии, о благодарении Бога за жертву Христову, за дарование нам в наследство Царства Небесного, если речь зайдёт о молитве над евхаристической жертвой, над евхаристическим хлебом и вином, – тут, наверное, возникли бы некоторые трудности, объективные, оправданные древней традицией – тем, что из века в век в церкви привыкли видеть на этом месте брата – епископа или старшего пресвитера.
Но мы можем себе представить и другое: что мы снова отказываемся от представления о евхаристии как жертве и, следовательно, о священстве как жречестве и восстанавливаем новозаветное царственное священство всего народа Божьего, когда единственный Первосвященник в Церкви – Христос. Тогда и сёстры как члены Народа Божьего могут восхвалять и прославлять Бога, «возвещая совершенства Призвавшего нас из тьмы в чудный Свой свет». Могут ли они при этом благодарить Бога? Могут. Могут ли они возглавлять агапические собрания? Могут. Таким образом, если не акцентировать церковное внимание на учении об иерархическом священстве и о евхаристии как жертве, то встаёт вопрос: где то препятствие, которое мешало бы женщине приносить евхаристическую молитву Церкви и благодарить Бога за Христа – примерно так, как это отражено в евхаристической и агапической молитве, зафиксированной в древнем памятнике «Учение двенадцати апостолов»?
Один из крупнейших православных богословов XX века, профессор протопресвитер Виталий Боровой мне как-то говорил, что никаких богословских аргументов против женского священства, понятого именно как дар возглавления евхаристического собрания, действительно в православной церкви нет – есть только традиция и привычка. В наше время, когда в церкви уже давно ушла инерция иудейского ветхозаветного сознания, для которого невозможно было представить себе в храме священников-женщин, и когда уходит представление об иерархии, связанное с евхаристической экклезиологией и учением о евхаристии как жертве, можно осторожно предположить, что вопрос о полноте женского служения в церкви становится актуальным как никогда прежде.
И действительно, в случае нужды, когда, допустим, нет никакой возможности найти епископа или старейшего пресвитера для рукоположения нового предстоятеля евхаристического собрания или когда нет достойного кандидата из мужчин для поставления на служение старшего в христианской общине, то может случиться – чуть не сказал «в наших условиях коронавируса» – мутация, и то, чего в истории не было, или почти не было, может появиться. Только это нельзя делать произвольно – только потому, что кому-то захотелось поэкспериментировать, или только на основании исторических и логических выводов, пусть даже богословского порядка. Мутации могут быть дурные, вредоносные, патологические, они могут означать болезнь, иногда даже смертельную болезнь, как в случае с коронавирусом, но они могут быть и положительными, полезными для церкви и церковного народа.
Я ни в коем случае не хочу предварять какие-либо выводы, но я хочу сказать, что наша традиция подвижна и жива и что реальный подлинный потенциал сестёр-христианок – и духовный, и душевный, и разумный, и материальный, и физический – очень велик и, безусловно, ещё весь не исчерпан. В нём ещё есть свои тайны и свои нераскрытые возможности.
Материал подготовил Олег Глаголев