Этот влог носит название в духе голливудского блокбастера: «Церковь, война, оружие». Может быть, не хватает слова «кокаин». Но я за чистоту нравов. Дело в том, что по этой теме я записал несколько влогов ко Дню Победы, взял интервью у Бориса Кнорре и Виталия Дымарского, но этого оказалось недостаточно. Собственно, христианская позиция по этим вопросам требует дополнительного пояснения.
Война – это легализация смерти, упадок человеческих ценностей вслед за обвалом ценности человеческой жизни. И всё это происходит всегда, во всех случаях, когда, как сказал Николай Бердяев, вера в силу духа уступает вере в дух силы.
Оружие, каким бы оно ни было, – это специальное приспособление, которое создано и совершенствуется для насилия и в пределе максимально эффективного убийства. Поэтому церковь никогда не могла благословлять то, что прямо противоречит Божественному замыслу о человеке. И освящать, то есть посвящать Богу, то, что человека от Бога уводит.
Я напомню сюжет из Евангелия, когда Христос со своими учениками шёл в Иерусалим, и они проходили через самарянское селение. Надо сказать, что отношения между иудеями и самарянами были очень жёсткие. И вот путешествующая община во главе с Иисусом не смогла найти приют в этой деревне. Тогда таким отношением ученики предложили Христу испепелить небесным огнём этих местных невежд. Они имели такую власть и были уверены в своей правоте. Но получили ответ: не знаете, какого вы духа. Потому что сын человеческий пришёл для того чтобы спасать, а не губить.
Икона "Беседа с самарянкой". Фото: Сергиево-Посадский государственный историко-художественный музей-заповедникЭто фундамент. На нём строится всё остальное.
Но! Меня легко упрекнуть в некорректности, сказав, что за многие века церковь накопила не только теорию освящения оружия и благословения воинов, но и опыт. Колоссальный опыт!
Это верно. И я уже объяснял, почему. Церковь как институт, как собрание конкретных людей, существующих в конкретных условиях, всегда пребывает в поле каких-то обязанностей, ответственностей и компромиссов. Все войны, в которых христиане убивают друг друга, ведутся именно государствами, которые обязывают своих граждан брать в руки оружие и защищать страну и ту систему, что в мирное время должна защищать и обеспечивать их. И в военное время эта машина за счёт армии должна защищать мирное население своей страны. Ведь помимо твоей веры и убеждений у тебя есть ещё и паспорт. И было множество утопистов, которые пытались построить этакий город солнца, где не было бы проблем, связанных с государственностью. Естественно, ни у кого это не вышло. По тем же причинам, по которым не получается построить социализм. Человек сложнее своих социальных ответственностей и прав. У него есть дух, а это политики и утописты упускают из внимания.
И вот так, сперва благословляя крестовые походы ради спасения святынь, потом призывая молитвами благодать на латы и оружие, чтобы правое христианское дело совершалось, мы пришли к тому, что это как бы стало естественным и привычным.
Но даже не в этой цепочке компромиссов дело. В конце концов, каждый лично будет выбирать: убивать ему или погибнуть, освящать пушку или не стоит. Самая соль в том, что война – это апогей ненависти, а христианство – это учение о любви и прощении. Они накладываются, но не смешиваются, так как Церковь и милитаризм – это явления разной природы, разных духовных реальностей. В духовной реальности церкви нет места насилию, но есть место личному усилию каждого.
При этом церковь учит не только кротости и воздержанию. Она ещё учит мужеству, дерзновению, сопротивлению и преодолению.
Передача иконы святого покровителя войск РХБЗ князя Андрея Боголюбского в Главный храм Вооруженных сил РФ. Фото: Зыков Кирилл / АГН "Москва"То, что люди в России забыли об этом в 1917 году, послушались учения Льва Толстого, который как раз округлил Евангелие до теории непротивления, и возымело катастрофическое смертельное значение для нашей страны, народа и церкви.
Тот же Бердяев в своей статье «Духи русской революции» писал: «Толстовская мораль расслабила русский народ, лишила его мужества в суровой исторической борьбе, но оставила непреображённой животную природу человека с её самыми элементарными инстинктами. Она убила в русской породе инстинкт силы и славы, но оставила инстинкт эгоизма, зависти и злобы. Поистине Толстой имеет не меньшее значение для русской революции, чем Руссо имел для революции французской».
Поэтому война – как состояние тёмное, безблагодатное – требует от человека особого выбора: не между добром и злом, но между злом и меньшим злом. И если благое слово, то есть благословение, позволит человеку сделать правильный выбор и скорее выкарабкаться из этой страшной ситуации, то оно не только возможно, но и необходимо. Но для этого от человека нужна решимость, мужество и вера. Церковь не благословляет никого быть мямлей и конформистом, она призывает ориентироваться на Христа, а Он, будучи кротким, проповедуя на оккупированной территории, принял позорную смерть от своих же и, воскреснув, вернулся, потому что Он был свободнее и сильнее, чем все те, кто Его убивал, кто доверял только духу силы.
Поэтому и все христианские мученики, и не только христианские, всегда оказывались сильнее их истязателей и палачей.
Поэтому для тех, кто имеет в себе цельную веру, вопрос об освящении оружия и благословения войны не стоит. А для тех, у кого в жизни есть место раздвоенности, вера имеет разрывы, там, на места, где сквозит, придумываются всякие компромиссные правила, поясняющие, в каких случаях чего можно освящать и благословлять, а в каких – нельзя.
Избежать этого нагромождения правил можно только в единстве духа и смысла. На том и стоим.
