В наших предыдущих размышлениях мы часто говорили о гедонистическом неоязычестве, характерном для нашей эпохи. Количество идолов, доминирующих в коллективном воображении, налицо: деньги, карьера, власть, секс, спорт, здоровье, хобби, товары, которые можно-нужно купить, и, наконец, эго каждого из нас. Эти идолы постоянно меняются, то объединяясь и создавая новые, то исчезая, чтобы появиться в новых формах. Это происходит непрерывно, бешено: даже в течение одного дня можно наткнуться на новые идолы и им поддаться, «предав» старые. Но единственной неизменной точкой, единственным устойчивым идолом нашего времени является Наслаждение «всем и сейчас». Эта цель оправдывает любые способы и средства. Более того, было бы неправильно понимать идолов нашего времени только в материалистическом смысле: можно также идолизировать моральные ценности, идеи, религии. Главное – чтобы это способствовало количественному и качественному увеличению удовольствия.
Если говорить о христианстве, то легко убедиться, что для современного человека, верного приверженца ζωή (жизни, понятой как физическое существование), рай и воскрешение тел являются приятными моментами религии. Как мы уже говорили, тело – единственное, что на самом деле беспокоит современного западного человека. Если бы можно было исключить крест и посмертное воздаяние для каждого (что в любом случае подразумевает определённую внутреннюю и внешнюю дисциплину, а также Страшный суд), я убеждён: большинство без труда назвали бы себя христианами. Христианство без креста – очень удобная форма адаптированной к биологической жизни религии, развитая сильнее, чем мы готовы это признать. И даже если потребность в духовности лучше, чем её отсутствие, это, с другой стороны, не даёт никаких гарантий относительно её будущего предмета. В связи с этим такие авторы, как Освальд Шпенглер, Юлиус Эвола и другие, определяли обсуждаемую нами потребность в духовности в терминах «неодуховности», видя в ней симптом упадка цивилизаций.
Главная проблема заключается в том, что современная потребность в духовности нацелена на чёткие, простые и прямые ответы и стремится к ложно понимаемому как Удовольствие счастью. Это не только ниже христианства в его изначальном Евангельском смысле, но даже слабее и ниже Канта. У последнего была хотя бы простая и по-своему изящная теория «долга ради долга»: человек должен делать или стремиться к чему-то, потому что это его долг, независимо от счастья (оно не исключено) или несчастья, которое это влечёт за собой. Таким образом, можно оторваться от эмпирического субстрата и взглянуть на вещи с более высокой точки зрения. Духовный поиск приобретает автономный характер, он отделяется от результата. Последний также ни в коем случае не становится гарантией удовлетвореённости, то есть обладания всеми ответами. Кантианская перспектива позволяет преодолеть потребительское представление о духовности как о «чём-то наполняющем». Можно сказать, что факт становления христианином не означает окончания проделываемого пути или обладания всеми ответами, но лишь то, что найдена перспектива и параметры, на основании которых можно продолжать свой путь, не только ища ответы, но и задаваясь новыми вопросами.
