Служащий христианин  –  это не профессия 

– Есть в этом что-то такое Коринское – словно «Русь уходящая». Но помимо такой любви к уходящей натуре что-то особо привлекает внимание именно к советскому периоду?

– Очевидно, что вне церковной среды, а порой и в ней сейчас  обнаруживается определённая тенденция к ностальгической реабилитации многого, что было в Советском Союзе. Я никоим образом не хочу очернить время и замазать всё одной краской, но порой эта ностальгия не очень адекватна. Вплоть до отрицания очевидных вещей – скажем, факта гонений в том объёме, в котором они были.  Собрание живых свидетельств поможет нам быть адекватными и объективными в памяти о нашем не таком уж далёком, но всё же уходящем прошлом.

С другой стороны, мне кажется, что опыт верующих людей, опыт церкви, состоящей из верующих людей, в эпоху внешнего давления со стороны государства – это весьма полезно для нынешних христиан в нашей стране, живущих в эпоху внешнего благоприятствования. Это напоминание, что не всегда времена бывают лёгкими.

– А есть ли какой-нибудь персонаж, которого для себя вы особенно отметили?

– Ещё не все тексты удалось прочитать, но на выходе я читал каждый из на сегодня опубликованных материалов. Попутно скажу, что они не подвергаются никакой концептуальной идеологической правке. Разве что совершенно единичные случаи, когда убирались личные жёсткие отрицательные характеристики в адрес третьих лиц в случае их недоказуемости.

Мне очень близка история отца  Валентина Тимакова. Три материала о женщинах: одной 98 лет, другой 102 года и третьей, кажется, 100 лет. Это очень короткие рассказы, но они дорогого стоят. Особенно история пензенской крестьянки. Это история народа!

Протоиерей Валентин Тимаков. Фото: pamyat-tserkvi.ru

– На сегодняшний день о своей истории рассказали 2 архиерея, 27 священнослужителей, три монаха и 18 мирян. Церковь как будто бы внутри себя имеет иные меры и пропорции – мирян просто по объёму больше всех остальных. Но на сайте преобладает священство. Почему, как вы думаете, сложились такие пропорции?

– Материалы собирают студенты духовных школ. Затем они получают согласие, записывают и делают первую предварительную расшифровку. У нас на сегодня в работе находится ещё порядка 100 материалов, которые ожидают публикации. Мы хотим их публиковать порциями по 50, а потом уже добавлять единичные тексты.

И вот мне кажется, что выборка рассказчиков в глазах наших студентов основана на свидетельствах и личных симпатиях к тому или иному герою. Дело, конечно, не в иерархичности: тогда бы у нас больше было епископов в первом разделе, а их пока только двое. Мы не отсеивали мирян, но наиболее подготовленные рассказы сложились в такую последовательность просто де-факто.

– Пользуясь случаем, хотел бы тогда узнать ваше мнение: вы наверняка в курсе, что на недавней сессии Священного Синода было принят ряд решений, связанных с разработкой тематик о служении мирян Межсоборным присутствием. Как вы думаете, почему именно сейчас такой вопрос ставится на повестку дня?

– Я лишь могу предположить, что мы можем видеть недостаточную меру активности мирян в церкви. Я бы даже сказал, что она стала меньше, чем 30–35 лет назад, в начале церковного возрождения.  Сегодняшняя значительная мера институционализированности и системности всего в церкви, с одной стороны, безусловно важна для полноводного течения церковной жизни. С другой стороны, припоминая, как в 90-е годы люди свободно и охотно трудились в приходах церковных, в разных сообществах, в братствах, нельзя не заметить, что этого стало значительно меньше. Сейчас нужно спеть, сплясать, пригласить, организовать обед, культурную программу – и тогда, может, кто-то откликнется.

– Удивляют формулировки. Чем отличается служащий мирянин от обычного верующего человека?

– Служащий мирянин, наверное, – это тот, кто не то чтобы «профессиональный христианин», но тот, кто помимо регулярного свободного участия в церковно-богослужебной и какой-то иной приходской жизни ещё чем-то добрым в церкви систематически занимается. При этом не важно, за плату или нет, будь то преподавательская деятельность или иные культурно-образовательные инициативы, будь то волонтёрское служение, социальное служение, помощь тем людям, кто нуждается в помощи в связи с военно-политическим положением. Ведь это всё можно делать порывом, по временам. Иное дело, когда человек имеет внутренний долг это осуществлять.

Я припоминаю старые годы: когда я был настоятелем Татьянинского храма при МГУ, там была такая мирянская активность – кормление бедных бомжей, которых тогда было много на площади трёх вокзалов. Там были молодые и немолодые люди – кстати, не только прихожане Татьянинского храма, даже не только церковно-верующие православные, которые в этом участвовали по мере возможности. Кто-то чаще, кто-то реже, кто-то покупал необходимое, кто-то намазывал бутерброды, кто-то ездил к вокзалам. Но были там несколько человек на совершенно постоянной основе добровольными еженедельными организаторами всего этого дела. Вот это, мне кажется, уже служение, когда ты что-то такое большое или маленькое, но регулярное, в церкви делаешь на постоянной основе.

– Вы сами заведуете важнейшим церковным сектором, учебным комитетом Русской православной церкви, и вы знаете, что с учебной скамьи выходят люди очень разные, и многие из них готовятся к рукоположению, а вот какая дорога в контексте нашего разговора открывается тем, кто не получает или, может быть, даже не ищет священного сана?

– Безусловно, мы имеем в виду, что большинство выпускников пастырских факультетов духовных школ – это будущие клирики нашей церкви. Не важно, будут ли они при этом преподавателями духовной школы, социальными работниками, во внешнецерковных связях или ещё где-то. Но, конечно, наряду с этим мы имеем сейчас и другие направления. В наших традиционных духовных школах это прежде всего факультеты церковных искусств, где готовятся наши певцы и регенты и наши иконописцы-художники, каковых тоже, надо сказать, становится всё больше – они востребованы. Имеет перспективу педагогическая деятельность. Всё же целый ряд дисциплин, которые сейчас есть в средней школе и в вузах вводятся, от основ российской государственности до изучения традиционных российских религий, требуют подготовленных кадров – и не обязательно священников. Всё это предполагает наличие образованных сознательно верующих людей, которые бы соединяли просвещённую веру с академической свободой, академической образованностью. 

Остальные направления, наверное, имеют больше сопутствующий какой-то профессиональной деятельности характер служения: социальное направление, миссионерская и катехизаторская работа на приходах и так далее. Редкий приход может настолько обеспечить катехизатора или миссионера, чтобы он на эту зарплату как семейный человек мог существовать. А этим делом вполне могут заниматься миряне. Во многих храмах предкрещальная или предвенчальная катехизация полностью покрывается служением мирян. Ну, может быть, на заключительную беседу приходит священник.

И ещё есть то, что мы называем центром подготовки приходских специалистов, где и готовятся эти приходские работники, включая ещё молодёжную работу.

– А можно ли выявить какие-то особенности служения мирян в советское время? Читая  воспоминания героев проекта, я вижу, что эти служения там не очень-то проявлялись. Но были какие-то другие? Служение мирян определяется обстоятельствами?

– Безусловно, жизнь церкви как исторического института, богочеловеческого, но в истории существующего, – она не может быть вне внешних исторических обстоятельств. А если это так, то и жизнь людей, которые её наполняют в конкретной стране в конкретную эпоху, тоже с этим связана. Жизнь Древней церкви при Диоклетиане и при Феодосии в отношении бытия тех же мирян довольно значительно отличалась. Чему тут можно было бы удивляться?

В отношении советского времени точно можно сказать, что в значительной мере именно миряне составили ту полноту церкви, которая в атеистическом государстве не дала ей исчезнуть.

Я вспоминаю рассказ покойной Ольги Ильиничны Подобедовой, доктора искусствоведения, крупнейшего учёного и прихожанки храма пророка Ильи Обыденного, в который я сам в юные годы ходил. Она говорила,  что в бытность её молодой девушкой в 1930-е годы однажды на выходе из храма она перекрестилась с поклоном, а проходящая мимо вовсе не знающая её гражданка остановилась, подошла к ней и плюнула ей в лицо со словами: «На тебе за твоего Бога!». Вот в этих условиях продолжать ходить в храм, исповедовать свою веру, быть верным чадом церкви – что может быть выше этого служения?

Доктор искусствоведения Ольга Ильинична Подобедова во время поездки в Ферапонтов монастырь. Фото: Архив Сергея Малкина / russiainphoto.ru

И вместе с этим сохранялась традиция передачи веры детям. Люди передавали это прикосновения к вере от человека человеку, от души к душе, от живых глаз к живым глазам. Мне кажется, это было очень важной чертой такого мирянского свидетельства в советские годы. А в моей молодости могу вспомнить, когда мы узнавали про того или иного блестящего профессора, что он верующий человек… Или когда прекрасный профессионал, жёстко требовательный, очень любимый студентами, говорил, что если вы не прочитаете Библию, вы не можете себя считать культурными, образованными людьми, то это дорогого стоило. Это было мирянское служение.

– А как можно предлагать истории, созвучные тем, что уже опубликованы, для вашего проекта?

– Мы очень просим, мы очень рады сотрудничеству с любыми – и церковными, и нецерковными – институциями. Можно будет нам написать и заявить о желании участвовать. Есть примерный вопросник. Он не жёсткий, но всё же хотелось бы, чтобы какая-то структура присутствовала в рассказах, которые есть. Мы проконсультируем о том, чего мы ждём в результате обратной связи. Есть какие-то юридические вопросы, о которых нужно сообщить. Ну, скажем, получение согласия на публикацию, другие какие-то моменты. Пожалуйста, пишите – мы откликнемся и рады будем участию всех, кто пожелает присоединиться. На сайте есть все наши контакты.