Можно ли нам молиться с неправославными?

А что думает Бог по этому поводу?

Повторюсь, что вопрос трудный, он так или иначе периодически ставится на Архиерейских соборах с 1994 года и никак не может решиться – в одной колонке его уж точно не разберёшь подробно. К тому же недоразумений и проблем за века накопилось несчётное число. Я попробую показать некоторые подходы к их решению, зная, что совместная молитва христиан не только желанна и возможна, но может быть очень благодатной и действенной, а может и не быть, если люди к этому не готовы.

Некоторые каноны нашей церкви, регламентирующие молитву с инославными, частично или полностью утратили своё значение. Всё же каноны – это не евангельские заповеди, которые непреложны, и не догматы, когда формулировка может уточняться при новом излиянии Откровения Божьего о тайнах веры, но суть, некое ядро истины веры, сохраняется, и важно его не повредить. Каноны как правила жизни создаются в ответ на вызовы времени, они помогают раскрытию красоты, добра, правды и справедливости, обеспечивая наилучшее устроение церковной жизни. Какие-то каноны со временем (а может, и до времени, до новых исторических реалий) сдаются в архив, какие-то уточняются комментаторами, а какие-то нуждаются в переписывании. Но нам важнее всего разгадать, что думает Бог: неужели лучше совсем не молиться вместе и даже вместе не собираться? 

В предложенном нам к обсуждению документе упоминается 6-е правило Лаодикийского собора (состоявшегося около 360 года): «Не попускати еретикам, коснеющим в ереси, входити в дом Божий». Дискуссионно уже само применение понятия «еретики» из IV века по отношению к нынешним инославным. Апостол Павел, как известно, считал ереси вещью небесполезной, которой «должно быть, дабы открылись искуснейшие». Ему в голову не приходило, что потомки будут за ереси сажать в тюрьму и жечь на костре. Во времена догматических споров и вселенских соборов понятие ереси получает определённый окрас – не в последнюю очередь потому, что именно на вероучительном поле императоры разгрывают между конкурирующими церковными партиями право на легитимность. Отсюда и юридический привкус в решении вопроса о православности, и отношение к неправильно верящим как к злодеям. После исторического оформления конфессий, окончания эпохи государственного христианства, после опыта, пережитого церквами в ГУЛАГе и гестапо, в нашем пост- и антихристианском мире чересчур категоричные взаимные оценки правильности веры друг друга христианами с апелляцией к документам полуторатысячелетней давности вообще выглядят несколько диковатыми, а иногда и вовсе являются доносом.

Уже через 20 лет после Лаодикийского собора, к 380 году, было понятно, что это слишком строгое правило. Еретики тоже люди, к тому же верующие во Христа, пусть и не безошибочно (а кто из христиан верит абсолютно безошибочно?!): нельзя их выставлять вон, надо общаться, не грех им и молиться в наших храмах. Тогда епископ Александрийский Тимофей уточнил, что только на литургии они не могут присутствовать, «если не обещают покаяться и оставить ересь». 

Но теперь и это в прошлом: двери православных храмов распахнуты, и на литургии мы можем встретить даже людей неверующих. Потому в проекте Межсоборного присутствия предлагается новое правило. Следуя установившейся практике, оно смягчает формулировку отцов Лаодикийского собора, допуская уже «уважительное присутствие неправославных людей за православным богослужением». По-моему, этому смягчению надо полагать границу: когда начинается Литургия верных, в храме должны остаться только верные причащающиеся, чтобы не профанировать молитву. Такое возвращение к древней практике я встречал в некоторых православных и католических храмах и увидел, что это очень оправданно: серьёзность молитвы, особая духовная близость остающихся людей и общение их после богослужения отличают их от тех храмов, где в пространство литургии допущены все, кто ни пожелает.

Отношения между историческими конфессиями, вера которых может обновляться, уточняться, обогащаться в том числе в результате влияния друг на друга, – та область церковной жизни, которая нуждается в живой реакции. Недавно в паломничестве мы познакомились с настоятелем большого старообрядческого прихода, воспитанного с детства в семье староверов. Он говорил, что сегодня нельзя пройти мимо трудов богословов парижской школы протопресвитеров Николая Афанасьева и Александра Шмемана и надо думать, как это может быть усвоено их традицией. 

Правила Лаодикийского собора. Фото: общественное достояние

«В поисках надёжной подлинной веры к нам в храм сейчас приходят люди с улицы, никогда не жившие в нашей очень консервативной среде, – говорил нам представитель самого неизменяемого богослужения. – Они спрашивают: почему такая непонятная и длинная молитва, нельзя ли сократить, перевести на русский язык? Я им говорю: потерпите, прислушайтесь к богослужению, вы его полюбите. Но терпения здесь мало, я отдаю себе отчёт, что нужно и понимание, и общая жизнь, и что-то ещё».

Предлагаемый к обсуждению документ о молитве не осуждает и не оценивает веру инославных – это очень верно и очень важно, но он тоже призывает к осторожности и терпению, не предлагая положительных решений. Но всегда ли возможно и нужно терпеть и запрещать?

Что – совсем не молиться с этими?

Когда христиане других исповеданий – твои старые знакомые, странно не помолиться с ними, сославшись на некие каноны, написанные более тысячи лет назад. Я знаю их благочестивую жизнь, страдания, которые они беззлобно переносят как христиане от ближних, от властей предержащих, иногда и за то, что они неправославные. Мне, может, не всё нравится в их вере и в том, как они её выражают, в том числе молитвенно, но если говорят (реальный случай): «Помолитесь со мной, у нас умерла внезапно наша единственная трёхлетняя дочь, мы всю ночь с женой умоляли Бога её воскресить, но нет…». Встают пасторы пятидесятники, баптисты, адвентисты, лютеране. Можно и мне – православному – обратиться к Богу и молитвенно с ними разделить трагическую печаль верующего человека, христианина, водителя екатеринбургского троллейбуса? 

Или еще случай: меня позвали рассказать о книгах Премудрости и сказать слово проповеди на Писание на богослужении пятидесятников. Не ходить? Эти люди – подвижники, я их называю «братья и сёстры». Они построили свой молитвенный дом в центре цыганского посёлка, вырвали из лап наркомании и наркомафии десятки людей и старались и стараются уже четверть века обратить их к Богу. Весной во время пандемии они пошли во дворы находящегося рядом спального района и с 10 утра до 10 вечера общались там с изнывавшими от безделья подростками. Помните это время: школы, секции, лагеря закрыты, родители не могут ехать в отпуск. Они играли с ними в волейбол, футбол, пели песни, убирали мусор. Ватага была около ста (!) детей и подростков, мои друзья брали отпуска и отгулы, чтобы послужить людям. Жители сначала писали в домоуправление и полицию о шумных (попробуйте бесшумно собрать летом сотню тинейджеров в рабочем районе) сектантах, но потом успокоились. Что со всем этим делать дальше – братья и сестры пятидесятники не знали и после рассказа предложили нам помолиться. Стоило? Проект документа говорит, что нельзя «ни явно, ни сокровенно».

«Мы знаем, что несовершеннолетних без согласия родителей приглашать в церковь нельзя, но осенью к нам обратилось полтора десятка ребят, с которыми мы провели полгода жизни, просили рассказать им о нашем Боге, о Христе и христианах, – вспоминал потом пастор Владимир. – Одна пятнадцатилетняя девчонка отвела меня в сторону, отдала свою электронную сигарету и говорит: “Кажется, я поверила в Бога, и Ему это не нравится. Заберите и никогда не отдавайте мне”».

Наша вера в чём-то отличается, традиция нашей молитвы совсем другая – но, кажется, другая не в главном: они христиане не меньше многих моих друзей-православных, могу поручиться. Кстати, у моих знакомых и дорогих мне «сектантов» есть неписанное правило – молиться при православных понятно, не переходя «на языки», чтобы не смущать. Нам бы ввести такое правило в наших храмах – ради своих немощных в вере и гостей из инославных молиться только на понятном языке! 

Фото: Mateus Campos Felipe/Unsplash

В предлагаемом документе вопрос о возможности и мере участия в молитве с инославными должно определять священноначалие, то есть правящий архиерей епархии. Но архиерей, как правило, не знает ни своей паствы (это многие тысячи людей!), ни тем более жизни и веры местных инославных общин. Ему проще для своей и моей «духовной безопасности» запретить мне молиться вместе с братьями и сёстрами инославными под предлогом заботы о вере своих чад. Но ведь странно, согласитесь, что взрослый верующий человек, священник или мирянин, не может сам ответственно принять решение о такой молитве. Может. И принимает. Поэтому, как правило, архиереи о таких событиях если и узнают, то очень и очень редко.

«За что нас не любят православные?»

Я согласен с отражённым в проекте документа посылом Древней церкви, что не со всяким человеком и собранием, называющим себя христианским (иногда и православным), можно и нужно молиться. Разговаривать можно с разными людьми, хорошо быть искренним, открытым и доброжелательным с любым человеком и сообществом, но чтобы вместе обратиться к Богу – надо как минимум иметь серьёзные основания полагать, что вы обращаетесь к одному и тому же Богу-Троице, что молящиеся имеют мир и готовы не только вместе просить, благодарить и прославлять Христа, но и вместе услышать ответ Божий на свои молитвы и исполнить его. Об этом каноны и правила молчат, но ведь странно молиться и не ждать ответа.

Примерно в 2008-м или 2009 году меня пригласили на встречу Межконфессионального пасторского совета Екатеринбурга. В то время в разных местах города то и дело шли пикеты ультраправославных против сект. На этом совете один пастор меня спросил перед всеми: «Скажите, за что нас не любят в РПЦ?». Я сказал ему, что у нас в церкви нет указания кого бы то ни было не любить и выносить суд христианам других исповеданий. Антисектантская энергия рождена, с одной стороны, большой непросвещённостью православных на территории бывшего атеистического государства, но с другой – реакцией на миссию многих пришедших к нам после перестройки иностранных проповедников. Зарубежные миссионеры обвиняли православных в язычестве, обрядоверии, сотрудничестве с властью, клеймили за поклонения доскам-иконам, за крещение без научения, за молитвы людям (святым), а не Богу, и так далее. Там были и очень справедливые упрёки, и несправедливе, и просто глупые. Но мало кому из приехавших пришла в голову простая мысль: христианство на этой земле существует дольше, чем Соединённые Штаты, откуда многие прибыли для благовестия. Огромные сокровища христианской культуры, литературы, философии, богословия родились и плодоносили здесь долгое время. В словах «пасторы» и «епископы» вы до сих пор ставите неверное ударение. Эта земля пропитана не только христианскими слезами, но и обильно полита кровью мучеников и исповедников. Вы даже не посмотрели в эту сторону. Да, у нас не было сил, умения, средств на миссионерскую проповедь после семидесяти лет уничтожения лучших людей нашей церкви, вы могли по-братски помочь, но получилось так, что просто воспользовались трудной ситуацией. 

Всё мной сказанное никому раньше не приходило в голову. К чести моих друзей скажу, что через несколько месяцев после этой встречи на Всемирном дне молитвы один из её участников – американский пастор Даглас – перед огромным собранием молящихся просил прощения у Бога за всё, в чём я упрекал протестантскую миссию девяностых и нулевых. Не знаю, слышал ли кто-то из православных его слова, кроме меня? Но для меня важно, что это покаяние произошло. К слову, сам Даглас, воспитанный в традиционной баптистской семье, вернувшись в США, через много лет перешёл в православие, но сохранил доброе общение со своими братьями и сёстрами из протестантских церквей. Интересно, бывает ли у них на молитве?

Проблема молитвы с инославными, особенно с многими неопротестантскими церквами, ещё и в том, что, русские по рождению и по языку, они в большей своей части как будто не признают русскую культуру и историю до конца своей. Слова апостола Павла, что во Христе нет «ни иудея, ни эллина», они часто понимают буквально, забывая или не обращая внимания на великие дары Духа, данные именно этой земле и русскому народу, но и на исторические грехи, которые здесь христианами были совершены. Поэтому даже после моих многочисленных приглашений ни разу за многие годы к нам на молитву, посвящённую памяти жертв советского режима, они никогда не приходят, живя на этой земле как первое христианское поколение, почти как апостолы. Пока, как мне видится, они так и остаются пришельцами на нашей земле, несмотря на усердное, самозабвенное и жертвенное социальное служение, разделение ими тягот жизни с наркоманами, бомжами, инвалидами и горячую проповедь Евангелия.

Фото: Joshua Davis/Unsplash

Со страхом Божиим, верою и любовью… отступите

Отдельного внимания заслуживает тема служения Евхаристии. Я знаю два трогательных примера, которыми хочется поделиться. Однажды в Италии на католической мессе я увидел, как пожилой православный русский священник в подряснике и с крестом, стоявший в храме вместе со своими послушниками, во время молитвы на освящение даров опустился на колени и так простоял до конца причащения всех, сам, естественно, не причащаясь. Некоторые из его послушников тоже опустились на колени, кто-то остался стоять. После богослужения я спросил, почему он так сделал. В ответ он сказал, что во время Евхаристии, когда люди приобщаются ко Христу и друг ко другу, невозможно не скорбеть сугубо о разделении церквей, но также невозможно просто соединяться в таинстве, когда реальное соединение нарушено. Причащаясь с инославными, мы можем не только не врачевать церковный раскол между Восточной и Западной церквами, но и провоцировать разделение внутри православия, что недопустимо. Поэтому надо искать пути для общения, совместных дел и дружбы с католиками и не только с ними: это может соединять нас со Христом и во Христе сегодня и приближать возможность совместного совершения Евхаристии.

А другой случай – брак православной и католика. Чин был составлен совместно католическим и православным священниками, духовниками с той и другой стороны. После бракосочетания супруги ходят в храм по очереди: неделю – в католический, другую – в православный. По очереди и причащаются в надежде, что Господь преподаёт духовное причастие тому, кто не подходит сегодня к чаше.

***

Самое ценное, что предлагается в тексте проекта документа «О вопросах, касающихся молитвы с инославными христианами», выражено в словах: «иметь мудрость и ревность о Господе, дабы не давать повод для смущения и соблазна верующим нашей Церкви». Не хватает только части, которая дала бы повод к вдохновению верующим на молитву с инославными. А это вдохновение должно бы к нам прийти от последних дней, когда Христос вернётся. Когда я думаю об этом, то вспоминаю семью праведников с Западной Украины из пятидесятнической церкви. В тридцатые годы их прадед дьякон был сослан за веру в наши края, где умер от голода, делясь своей пайкой с другими. Будучи подростками, Павел и Леонид Баки решили приехать с проповедью о Христе в места, где звучала последняя молитва их прадеда. И приехали. Могу я присоединиться к их молитве – или поостеречься? Не скажет ли мне Христос при встрече: «Не знаю тебя»?