Но есть очень важные отличия. К примеру, строительство первого храма Христа Спасителя длилось не одно десятилетие. А нынешняя реинкарнация ХХС никак почти не связана с войной двухвековой давности. Скорее это памятник самому себе и символ связи новой России с Россией дореволюционной, которая в глазах мечтателей монархического и патриотического склада является страной безусловно православной, и этот миф прочно обосновался в фундаменте нового ХХС. Но при этом, как бы к этому храму ни относиться, он в первую очередь именно храм – православная церковь, патриарший собор. С главным храмом Вооружённых сил история другая: там мы видим гражданскую религию на марше при полном параде.
Само понятие «гражданская религия» имеет несколько значений, по-разному понимаемых в разное время в разных обществах. Термин ввёл в оборот ещё в XVIII веке Жан Жак Руссо в работе «Об общественном договоре, или Принципы политического права». Там впервые упоминается гражданская религия. Руссо разделяет несколько религиозных паттернов: религия человека, религия гражданина и религия священников. Религию человека Руссо представляет в том же ключе, в котором современная церковная система показывает нынешнюю ситуацию в России, называя её проблемой. Это так называемый «Бог в душе», когда большинству людей, называющих себя верующими и даже христианами, почти не требуется институт церкви. Современная катехизаторская литература РПЦ винит в этом состоянии советское время, которое, конечно же, сыграло определённую роль в формировании такого представления о Боге, но если мы обратимся к эпохе Просвещения, то увидим, что нет ничего нового. Более того, историю науки сейчас принято отсчитывать именно с окончания Средневековья и начала Нового времени – это общепринятый водораздел.
Немецкие богословы — авторы «Формулы Согласия». XVI векНовое время начинается с XVI века, когда возникают новые экономические модели, ослабевает влияние церкви, происходит Реформация, возникает и развивается протестантская этика, появляется понятие «капитализм», происходят революции. Тут влияние церкви, в первую очередь Римско-католической, заметно ослабевает, человек начинает интересоваться законами окружающего мира, постепенно переставая интегрировать в эту сферу Бога. И вот тут мы получаем новые понятия: религию человека и религию гражданина. При этом важно, что до нашего времени никому не удалось воспитать абсолютно безрелигиозного человека. Мы все верим – в Бога, высший разум, светлое будущее, в возможность передать знания потомству, верим в науку, в построение коммунизма и многое другое. Зачастую вера в науку доходит до проявления форм крайней религиозной экзальтации. А у приверженцев традиционных конфессий, напротив, похожие формы приобретает отрицание научного прогресса.
Классической работой по гражданской религии считается статья американского социолога Роберта Беллы «Гражданская религия в Америке». Белла анализирует инаугурационную речь президента Джона Кеннеди и выделяет из неё три фрагмента, где Кеннеди упоминает Бога. Статья написана в 60-е годы прошлого века, когда Америка оставалась очень религиозной по своей сути страной. Сам же Кеннеди был католиком и человеком верующим. Ему в ходе предвыборной кампании даже приходилось доказывать СМИ, что энциклики папы римского могут иметь для него силу как для католика, но не как для президента. При этом, что любопытно, Кеннеди вообще был единственным непротестантом из 45 президентов США. В ходе предвыборной кампании будущий президент заявлял, что в его президентство все религии в Америке будут равны, а общество должно быть светским. Это добавляло ему голосов в северных штатах, традиционно светских, и явно не прибавляло в южных и центральных. Сразу после избрания в обращении к американскому народу Кеннеди говорит о Боге: и потому, что это было важно для него как для католика, и потому, что это давало ему некоторое уважение со стороны жителей традиционалистских штатов. Именно поэтому в речи 35-го президента США упоминается некий обезличенный бог, совсем не обязательно являющийся Богом христиан. Сам же Роберт Белла в своей статье предпочитает говорить о гражданской религии как о форме по всем своим признакам, не ушедшей далеко от традиционных конфессиональных форм. Само понятие Бога, пусть и лишённого Личности, пока ещё не ушло из этой формы, как это случилось позднее.
В нашей стране до 1917 года гражданская религия успела укорениться достаточно прочно. Само сословное общество и существовавшая до начала ХХ века абсолютная монархия были идеальным удобрением для неё. Церковь почти не уделяла внимания просвещению людей. Особенно заметно это стало к середине XIX века. Именно тогда кто-то из протестантов точно подметил, что Евангелие читают, а у русских его, лежащее на аналое, целуют. Вспомним, что и публикация перевода Библии на современный русский произошла лишь в 1876 году. Вторая половина XIX века – время роста различных народных течений, активизации политической жизни в стране. Это во многом способствовало тому, что церковь благодаря обер-прокурору Синода Победоносцеву стала придворным цензором, дополняя полицейские функции соответствующего ведомства. Простые люди не ощущали на себе этих перемен, а у интеллигенции серьёзный конфликт с церковью наконец оформился. Церковь как идеологический институт, поддерживавший жёсткую вертикаль власти, и была той формой, в которой гражданская религия существовала.
Безусловно, такая политика дала толчок и к подлинному христианскому возрождению внутри Русской церкви, но оно происходило скорее вопреки, шло снизу, набирало силу и породило целую плеяду талантливых религиозных философов и богословов в начале XX столетия, позволило провести Поместный собор 1917–1918 гг. Но мы сейчас совсем не о возрождении. Повседневная жизнь церкви – от бедных сельских приходов до синодальных и консисторских коридоров – была мало связана с христианским учением. В сёлах царили суеверия, в городах – идеология, и только богослужение возвращало людей к главному.
Гражданская религия проявлялась в государственной идеологии, которую Церковь в силу того, что её воспринимали как институт сакральный, проводила, объясняла с амвонов и сама же подчинялась государственному аппарату. Получался замкнутый круг, в котором идеология государства и поклонение ему через императора-помазанника нередко подменяли собой Христа. Всё это – худшее наследие Византии, где гражданская религия получила небывалое развитие. По словам известного философа и публициста архимандрита Кирилла (Говоруна), «Россия всегда была политически религиозной, даже во времена безбожной коммунистической власти. Гражданская религия существовала здесь и до большевистской революции 1917 года. Среди членов Символа веры этой религии можно указать известные формулы „Москва – Третий Рим” и „Православие, самодержавие, народность”».
Советское время стало расцветом гражданской религии. Если до революции многое в проявлениях civil religion было конфессиональным и само человеческое сознание не смогло бы принять внецерковный культ, то с 20-х годов начал формироваться совершенно новый культ, обретающий в разные десятилетия различные формы. Он был совершенно деконфессиональный, но во многом имевший черты привычного церковного. Процитирую ещё раз о. Кирилла (Говоруна): «Советская „ортодоксия” формулировалась на „соборах” – съездах Коммунистической партии. Владимир Ленин как основатель новой религии получил статус „вечно живого” божества. Его труды стали „Священным Писанием”. Любой научный трактат в Советском Союзе, по крайней мере в гуманитарной сфере, должен был содержать ссылки на них – как богословские трактаты содержат ссылки на Библию. „Евангелию” от Ленина предшествовал „Ветхий Завет” с пророчествами Карла Маркса и Фридриха Энгельса».
За 70 лет возникла, развилась и пришла в упадок политическая религия, которая, тем не менее, прочно пустила корни в нашем сознании. Тоска по советскому – вернее, псевдосоветскому, передаётся детям и внукам. Так тосковали по дореволюционной России монархисты-диссиденты в 70–80-е. В итоге остаётся лишь война, победа в этой войне и полёт Гагарина в космос. По статистике ФОМ, в России 98 % жителей воспринимают Победу безусловно или скорее положительно. Речь идёт именно о 9 Мая и победе в Великой Отечественной Войне, то есть мы отмечаем именно национальный праздник и отмечаем его в России как в правопреемнице СССР.
Парад Победы в Москве. 24 июня 2020 года. Фото: kremlin.ruТакое же отношение к событию мы можем встретить только в Беларуси, где, я напомню, даже День независимости отмечается не как дата выхода из состава СССР, а в день освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков – 3 июля. В остальных постсоветских государствах отношение к участию именно в Великой Отечественной войне становится дискуссионным. Но (за исключением нескольких государств) это не дискуссия о правых и виноватых, а дискуссия о том, в какой войне участвовали их предки. Для многих это не Отечественная война, так как отечества того давно нет, а боёв на территории, например Казахстана, или Узбекистана не было. День Победы отмечают те, для кого он важен, но сам день уже не считается сакральным.
Нам в России часто это преподносят как негативный пример отношения к памяти, как чьё-то зловредное влияние извне, но ничего такого, конечно же, нет. Это простой исторический процесс в достаточно новом государстве, где второе поколение рождается в независимой стране, и для них отсчёт истории ведётся совершенно от других опорных точек, нежели для нас. У нас за последние 55 лет сформировался совершенно религиозный культ Победы. Если некоторые гражданские культы рождались естественным путём, закономерно, выходили из народа, то в случае с культом Победы иначе: он появился достаточно поздно как важный религиозный праздник в системе гражданской религии развитого социализма. Официально празднование, конечно же, было установлено в 1945 году, и даже первые два года на фоне всеобщего торжественного подъёма 9 Мая было нерабочим днём, но потом выходным стал Новый год. За 20 лет не провели ни одного парада, приуроченного к 9 Мая. А 10-летие Победы отметили достаточно скромно. Обычно этот факт объясняют тем, что за 15 лет после войны умерло огромное количество её участников – от ран или не сумев адаптироваться к мирной жизни.
С войны вернулись люди, для которых травматичным было любое упоминание о ней: израненные, без рук и ног, с тяжёлыми психологическими травмами – они и были народом-победителем. Пока многие из них были живы, 9 Мая воспринималось скорбным днём, его и отмечали очень скромно, и этот день, уж точно, в отличие от 7 ноября, не мог занять место в чреде важнейших коммунистических праздников. За 20 лет окопы и траншеи заросли, многие ветераны умерли от ран, многие стали воспринимать войну как часть истории или печальный повод для встреч с однополчанами, но уже не так саднило. Вот тут и появился праздник.
После перестройки, как мы помним, День Победы, оставаясь выходным днём, отмечался не так пышно до 95-го года, а уже в 2000-е вновь стал важнейшим государственным праздником. Он демонстрирует сакральное отношение к символам Победы, у него есть собственная символика – от георгиевских ленточек до наклеек на авто. Это и есть признаки устойчивого народного культа, который можно сравнить с народным же православием, когда зачастую мы слышим: «Я в Бога не верю, но я православный» или «Мы православные, а не христиане», или «Мы русские, а значит, православные». Примеров с подобной коннотацией можно привести очень много.
Мы видим, что люди в целом достаточно далеки от восприятия православия как неотъемлемой части христианства и воспринимают его скорее культурной константой. Так и с Победой. Мы не любим говорить о потерях, не любим говорить об истории не только Великой Отечественной, но в целом Второй мировой войны, она уже не является для нас чем-то близким. Живых ветеранов войны в России, по данным Минтруда на конец 2019 года – немногим более 60 тысяч человек. Это те, кто действительно воевал. Работников тыла, трудившихся «детей войны», узников концлагерей, конечно же больше.
Для современных молодых людей День Победы – абстрактный праздник. Задача пропаганды – консолидировать массы идеей патриотизма. Самая близкое для нас по времени событие, которое почти всеми воспринимается безусловно положительно, – полёт Гагарина в космос, а до того – Победа. Хотим мы того или нет, но память о самой войне и о Великой Победе как об историческом событии, а не о мифе, будет уходить, но с нами остаётся культ, который может трансформироваться. Гражданская религия, в отличие от конфессиональной, вообще очень гибка и хорошо подстраивается под состояние общества и политические реалии. Традиции тут играют куда меньшую роль. Расцвет этого культа мы наблюдаем сейчас, благо 75 лет Победы очень хорошо сочетаются с официальной государственной риторикой.
Парад Победы в Москве. 24 июня 2020 года. Фото: kremlin.ruПосле Второй мировой наша страна участвовала в нескольких военных конфликтах открыто, а в нескольких наше присутствие было вовсе не явным, но громких побед не случилось ни в Афганистане, ни в Чечне, хотя повестка милитари звучит в России всё громче, на ней строится так называемое патриотическое воспитание молодёжи, подростков рекрутируют в юнармию, проводят парады дошколят – и всё это во имя великой Родины.
Сейчас, в начале второго десятилетия XXI века, мы наблюдаем реставрацию гражданского культа, который, казалось ещё 15 лет назад, безвозвратно уходит. У этого культа должны быть свои святые: герои войны, мученики за Родину, желательно погибшие непосредственно на поле боя и не запятнавшие этот культ впоследствии ничем неподобающим. У этого культа безусловно должно быть своё сакральное место. Оно в течение времени менялось. Сначала это, конечно, была Красная площадь – свидетель славных боевых побед, свидетель парадов 1941-го и 1945-го. Потом новая реальность потребовала нового места, и появилась Поклонная гора, где, если кто помнит, тоже проводили парады, смотры техники, где находится большой музей, но это место как-то не прижилось, оно не воспринималось культовым, а скорее просто мемориальным. Поклонная гора в большей степени говорит нам о мире, да и храм Георгия Победоносца – святого-воина – стал не военным, а обычным приходским. И вот новое место, которое должно совместить в себе сразу несколько функций, место, которое идеально подходит для кафедрального собора гражданского культа – парк «Патриот». И не было бы никаких споров, если бы здесь построили аккуратный небольшой храм, посвящённый памяти святого воина или как-то ещё отсылавший нас к военной истории России.
В Переславле-Залесском в одном из городских парков есть выставка разной военной техники, и там стоит храм Георгия Победоносца, а в нём – мемориальные плиты с именами жителей города, погибших в разных войнах, в первую очередь в Великой Отечественной. И это крайне лаконично: память о каждом погибшем вписана в литургическое пространство церкви. Главный храм Вооружённых сил – доминанта всего парка. Если учесть, что сюда приходят как верующие, так и неверующие – те, кто принимает православие лишь как неотъемлемую часть русской культуры и не видит за этим продолжения, а также те, кто не приемлет в христианстве культа силы и жестокости. Получается, что этот комплекс не для всех. Внутри храма один из центральных образ Божией Матери – заступницы России в ВОВ.
Росписи храма ВС показывают сцены из ратных сражений, то есть боевых действий, где льётся кровь и гибнут люди. Это странно для храма, во имя какой бы высокой цели защиты Родины ни происходила битва. Апостол Иоанн писал, что человекоубийца не имеет в себе вечной жизни. Вспомним, что ступени храма частично изготовлены из переплавленной трофейной немецкой техники. Не совсем понятно, какое отношение этот символизм имеет к христианскому Богу, во имя Воскресения которого, вроде бы, строится и освящается храм, да и где взяли столько военной немецкой техники в состоянии, годном для переплавки, если, по идее, она должна быть музейными экспонатами. Вроде бы над всем этим Христос, но по первоначальной идее, которая уже практически была воплощена в жизнь, на стенах храма должны были появиться мозаики, изображающие Владимира Путина, Сергея Шойгу, Валентину Матвиенко и даже Иосифа Сталина.
По поводу современных политических персонажей нам говорят, что это византийская традиция, но Византия, как мы говорили ранее, и сама была не чужда проявлениям гражданской религии: изображения императоров мы и вправду можем найти на стенах, в том числе храма святой Софии. Но там это хотя бы правители, называвшие себя христианами, смиренно склоняющиеся перед Богом или святыми, и это объясняется пусть довольно спорной, но идеей императора как помазанника Божия, а у нас речь идёт о человеке, занимающем выборный пост, а вся процедура его избрания и инаугурации не связана с христианством. Что касается Сталина, то необходимость его убрать со стен храма как гонителя очевидна, казалось бы, почти всем, но возмущения были со стороны заказчика – Министерства обороны. Заместитель министра, явно не отождествляющий себя с христианством, заявил, что попытки убрать вождя – происки Запада. А для христиан вроде как очевидно, что изображать Сталина в храме сродни изображению императора Нерона на стенах св. Софии.
Вид на строительную площадку Главного храма Вооруженных Сил РФ. Август 2019 года. Фото: Министерство обороны РФВ итоге нельзя сказать однозначно, что всё плохо. Построили храм, где будут совершаться богослужения, куда пойдут люди. Пройдёт время – и главный храм Вооружённых сил станет памятником эпохе. Странной эпохе, где подменяются смыслы, где «привычно чокаются поэт с фельдъегерем – гонимый и гонитель», как пел когда-то Александр Городницкий. История строительства этого храма – зримый вопрос к нашему обществу, к тем людям, которые называют себя христианами, но при этом на первое место ставят внешние формы, которые могут быть любыми, но порой подменяют главное. В конце концов, этот храм – действительно памятник феномену гражданской религии, который не построили ни в одной стране, а у нас построили.
