Павел Чухланцев – это руководитель молодёжного миссионерского проекта «Orthodox House» – это команда молодых ребят, которые говорят простыми словами молодёжи о Христе и церкви. Они и делятся своим опытом жизни в церкви, и выпускают тематические мемы из жизни прихожан. Кроме того, Павел трудится регентом в храме и работает менеджером в культурном центре «Фавор». А Павел Чухланцев один из топовых застрельщиков проекта и, вместе с тем, трудится катехизатором и регентом.
– В каком храме ты поёшь, регентуешь?
– У меня несколько храмов, сейчас их два: это храм преподобного Паисия Святогорца в Выхино и второй – Андреевский монастырь. В Андреевском монастыре я пою по будням – с понедельника по пятницу, а в субботу и воскресенье – праздничная служба, пою в Выхино.
Храм преподобного Паисия Святогорца в Выхино. Фото: paisios.ru– А прихожанином какого храма себя ты называешь?
– И там, и там, думаю, я отношу себя к общине, но в большей степени в жизни храма я участвую в Выхино, где храм ещё строится. Я там отвечаю за социальную работу, за работу с молодёжью, за миссионерство и ещё когда-то вёл там соцсети.
– Почему ты не священник?
– Мне кажется, что на своём месте и без сана я могу принести пользы церкви не меньше, чем в сане. Рукоположение накладывает ряд существенных ограничений и канонических правил, которые важны, может быть, для священнического служения, но не для того, чем я занимаюсь сейчас. А я всё-таки надеюсь, что делаю дело Божье.
– На майской сессии Синода Русской православной церкви было принято решение о разработке тем для Межсоборного присутствия о служении мирян. Как ты думаешь, чем обусловлено такое внимание к мирянам сейчас?
– Поскольку я работаю с молодёжью, я вижу: то, что делает церковь в этой сфере, порой бывает ориентировано под запрос священнослужителей, а не самой молодёжи . Очень важен запрос реальной аудитории. В храм же не только священник приходит. И он сам, как правило, что-то делает не для себя, а для молящихся, для прихожан, для общины. И тут возникает риск промахнуться с адресатом. А если мы говорим о молодёжной работе, то очень важно понимать, какой у неё запрос, какие вопросы и проблемы. Поэтому я думаю, что очень важно, чтобы сами миряне тоже создавали контент для мирян.
– Чем служащий мирянин, если к этой терминологии апеллировать, отличается от обычного верующего человека?
– Наверное, активной позицией на приходе. Отличие служащего мирянина именно в его внутреннем устроении, то есть в том, что он стремится послужить церкви, у него есть силы, возможности это делать. И он искренне желает этого и в это вкладывается.
– А что вообще такое служение для человека в церкви? Как мы понимаем, есть у человека служение или нет?
– Мне кажется, это точка приложения своих усилий к благу церкви, какая-то конкретная деятельность в рамках общинной жизни.
– А кто такие миряне в церкви?
– Все прихожане, которые не являются священнослужителями, то есть те, что не проходили через хиротонию, хиротесию и так далее.
– Любопытно, что мирян, тех, из кого по преимуществу церковь состоит, мы определяем от противного: миряне – это не клирики. Не кажется ли это странным?
– Как будто бы, если сказать, что миряне – это активно участники жизни прихода или активно воцерковленые христиане, то под это определение у нас и священнослужители тоже попадают.
– Можешь ли ты привести примеры тех людей, которых бы ты без сомнений назвал служащими мирянами?
– Поскольку я много наблюдаю за блогерской православной средой, то и вижу современных блогеров-мирян, которые, на мой взгляд, являются активными служителями церкви. Первым я могу назвать Сергея Комарова. Это человек, от которого я вообще впервые услышал идею личной миссии, о том, что мы все к этому призваны. До встречи с ним я в церкви никогда не слышал, что мы должны проповедовать. Я вижу, как много он трудится, что он проповедует всеми доступными способами: работает в издательстве, выступает на радио, проводит лекции, пишет книги и статьи, активно ведёт социальные сети «Никея» и постоянно берёт интервью для разных радио. Для меня это пример!
Фото: vk.com/orthodoxhouse1– Ещё есть?
– Я более свободно себя чувствую, наверное, в теме именно молодёжного служения, и последний год я много езжу по разным городам и регионам, проводя мероприятия для молодёжи. И чаще всего ответственные за молодёжную работу – это священнослужители. Но есть отдельные люди, которые чувствуют ответственность за работу с молодёжью как бы от лица церкви. И это скорее не суперизвестные медийные люди, но они горячо и полностью посвящают себя своему делу, организуя молодёжные православные форумы и т.д. Вряд ли их имена, к сожалению, будут знакомы читателям.
– Себя бы ты назвал служащим мирянином?
– Думаю, да, потому что моя жизнь тесно связана с церковью в самых разных направлениях, и мне хочется служить. Я стараюсь быть активным участником жизни прихода.
– Как ты думаешь, новомученики и исповедники русской церкви что-то добавляют к этому пониманию служения мирян в ХХ веке?
– Когда мы говорим о новомучениках и исповедниках ХХ века, почти всегда звучат имена именно священнослужителей. Я думал об этом вопросе ещё до нашей встречи, потому что из мирян мне никто не приходит голову. И ради интереса я решил почитать о них. Чаще всего их житие очень краткое: миссионер, приехал, собрал пожертвования для собора, поезд остановили, его вытащили из вагона и расстреляли. Это трагедия! Но такая краткость не позволяет глубоко проникнуться примером этого святого.
Павел Чухланцев выступает в Доме молодежи в Иркутске. Фото: vk.com/poulch– Если мы говорим о людях, у которых есть священный сан, мы видим различие их служений? Епископы, диаконы, священники, и внутри сана есть ещё градации чинов… А что мы можно сказать в отношении мирян? Важно ли различать в церкви тех, кто имеет служение, и тех, кто его не имеет?
– Путь к служению в церкви – это именно путь. Я сам долго приходил петь на приход, был скорее наёмником, чем членом общины. Но постепенно, участвуя в разных встречах, слушая миссионеров, как бы по капельке возникало желание именно служить и помогать церкви. Поэтому сложно сказать, что люди, которые пока не служащие миряне, – это люди, которые не имеют права называться частью церкви, допустим. Может быть, они просто ещё в пути. Да и служащих и не служащих мирян, мне кажется, можно очень просто определить и различить, потому что у нас есть разные приходские должности: катехизатор, миссионер, ответственный за молодёжную работу и так далее. И, по сути, у каждого же есть свои дары, которыми мы служим церкви. Каждый в чём-то своём может себя применить.
– Если мы всё-таки различаем тех, кто обрёл своё служение в церкви, и тех, кто ещё в пути, как церковь может помогать людям по этому пути до своего служения добраться?
– Думаю, что те разговоры, которые мы сейчас как раз ведём, должны звучать максимально публично. В повестке дня должен быть разговор о том, что есть пространство для служения мирянина. Это должно звучать в проповедях на занятиях во взрослых воскресных школах. Всё начинается с того, чтобы эту идею максимально распространить.
Встанет вопрос о качестве служения мирян. Есть проблема: труд мирянина в церкви чаще всего является волонтёрским и поэтому непрофессиональным. Это и понятно, так как настоятелю часто приходится затыкать дыры и благословлять на те или иные направления человека совсем без опыта, но с открытым сердцем. А нам для служения в современном мире явно не хватает профессионалов и серьёзного к ним отношения. Я знаю, что выходил документ о том, что эти должности должны оплачиваться. В таком случае человек сможет достаточно времени посвящать тому, чтобы погружаться в тему и исполнять своё служение на качественном уровне. В ином же случае труд волонтёра рискует стать антимиссией. Есть проповедники, например, которые приходят в среду протестантов и начинают агрессивно проповедовать им, запугивая адским пламенем. Конечно, это только отталкивает от православия. При более качественном подходе в подготовке приходских специалистов мы смогли бы трудиться эффективнее.
– Всё-таки служение для человека в церкви – это возможность или необходимость?
– Я думаю, что это необходимость, которая возникает по мере прохождения человеком своего личного духовного пути. На старте этой необходимости он может ещё не видеть, не чувствовать, не осознавать. Но когда человек осваивает вероучение, погружается в православную культуру, эта внутренняя потребность будет неизбежно проявляться.
