– Сегодня высокие понятия, как то: патриотизм, служение, вера, – всё чаще входят в нашу жизнь. Вот и Синод инициировал обсуждение темы служения мирян. Казалось бы, миряне – из мира, а служение немного «не от мира сего». Но, видимо, не совместимое в одной перспективе в другой может совместиться. Действительно ли у мирян есть своё служение?
– Если начинать с основ, то в первую очередь я бы обратился к примеру святых жён-мироносиц, которые в Русской православной церкви являются равноапостольными. Почему? Они проповедовали Благую весть – о воскресении Христа из мёртвых, и их проповедь стала первой апологией христианства. В нашей современной терминологии их бы назвали мирянами – точнее, мирянками, но они несомненно были служащими людьми. Говоря о служении, важно понимать, что речь идёт не просто о выполнении человеком какой-то функции в общественной или церковной организации. Для настоящего служения требуется Божие благословение, нужно присутствие благодати Святого Духа. Не случайно, например, когда поставляется иконописец, над ним читается специальная молитва. У нас в Духовной академии в иконописной школе есть такой момент: студентов посвящают в иконописцы у раки преподобного Сергия, над ними читается молитва. Их поставляет Церковь. Кто поставил на служение жён-мироносиц? Сам Господь. Примеры такого личного призвания и поставления – иногда в тот же момент, иногда позже признанные Церковью – хорошо известны. Если продолжать тот же ряд, можно вспомнить святую равноапостольную Нину, просветительницу Грузии, и святую равноапостольную княгиню Ольгу.
– Получается, что служение мирян связано в первую очередь с проповедью Благой вести?
– В служении всегда есть такая проповедь, которая, впрочем, может вестись не только словами. Ранняя церковь во многом созидалась мирянами-проповедниками. Вспомним христианских апологетов II века: святого Иустина Философа, Иустина Мученика, основавшего в Риме целую философскую школу, которая, по сути дела, несла катехизические функции, то есть она была миссионерской, она приводила людей к Богу. И он оставил после себя много замечательных произведений: «Диалог с Трифоном Иудеем», слова против язычников. А ещё он знаменит тем, что первым не побоялся широко использовать философский инструментарий для защиты веры, он на языке античной эллинской философии, понятной тому времени, раскрывал христианские истины. Мне кажется, его пример мог бы быть очень вдохновляющим для нас сегодня! Дальше можно вспомнить его учеников, которые продолжили дело апологетики, что тоже очень характерно: служащий человек заражает других своим духом, делится благодатью, приносит плоды. Церковь знает многих мирян, которые внесли значительный вклад в распространение веры, хотя уже в христианизации позднейших веков ведущую роль играло всё-таки священство.
Литургия в храме св. мч. Уара и закладка основания часовни в экопарке прихода в п. Вешки. Фото: Сергей Горбунов / Троице-Сергиева Лавра / Flickr– Вы сказали, что в древности миряне одними из первых стали доносить истины веры на понятном другим языке. Может быть, нам и сейчас нужна более активная проповедь мирян, чтобы приблизить Церковь человеку?
– Не стоит, наверное, рассматривать мирянина как посредника между человеком, далёким от Церкви, и священником. Иногда говорят, что священники – это посредники между Богом и человеком, что неверно, а тут ещё какая-то прослойка добавляется: человек может услышать сначала мирянина, который расскажет ему о том, что говорит священник, который проповедует, в свою очередь, о Христе… Речь не о посредничестве, а о понимании, что служат в церкви и священники, и миряне. И те и другие должны быть нам равно близки. Тут всё зависит, наверное, ещё и от исторической обстановки. Потому что, например, в дореволюционной России священники были очень доступны – и как законоучители, и как проповедники. Они стояли даже ближе к народной гуще, чем многие другие представители образованного общества. В советское время всё изменилось: во-первых, священников осталось мало, все были репрессированы; во-вторых, оставшимся запрещалось проповедовать вне храма. Именно эта нездоровая ситуация породила представление, что нужны особые посредники для проповеди – те же миряне, которым всё-таки разрешалось чуть больше и они могли нести слово Божье. Я бы отдельно отметил, что в советское время роль мирян в сохранении православия была просто огромная: её ещё надо осмыслить. Вспомним, допустим, академика Бориса Викторовича Раушенбаха, сподвижника Сергея Павловича Королёва: в связи со своими космическими исследованиями он заинтересовался вопросами восприятия пространства, потом познакомился с обратной перспективой, а кончилось это тем, что он читал публичные лекции по иконописи – в то время, когда ничего было нельзя и никакому священнику это бы не разрешили. С ним ничего не могли сделать, потому что он, во-первых, был человеком крупного масштаба, работал в оборонной отрасли, а во-вторых, он всегда говорил, что просто знакомит слушателей с историей русской культуры. Другой замечательный пример – это Сергей Сергеевич Аверинцев, учёный-филолог, который фактически проповедовал на своих лекциях Евангелие. Подытоживая: опыт церкви в советское время, касающийся недоступности и отдалённости священников, нужно преодолевать, а опыт, связанный с деятельным служением мирян, – брать на вооружение.
– Вы можете вспомнить кого-то из современных мирян-апологетов, которые продолжают тот опыт?
– Я бы назвал, допустим, Андрея Борисовича Ефимова, который возглавляет в ПСТГУ кафедру миссиологии и многие годы курирует семинар «Наука и вера» и проводит соответствующую секцию на Рождественских чтениях ежегодно. Верующий учёный может не быть активным проповедником, но часто он становится апологетом просто в силу своей профессии. То есть уже сам факт того, что существует верующий палеонтолог или нейрофизиолог, является миссионерским событием. Я помню, как не раз возил своих студентов из академии, ПСТГУ на экскурсии в Палеонтологический музей, причём по музею их водил Александр Карэнович Агаджанян, профессор Московского университета, заведующий лабораторией млекопитающих и глубоко воцерковлённый человек – ещё с советских времён, тоже активный участник семинара «Наука и вера» и Рождественских чтений. И вот когда мы прошли все залы, студенты его спросили: «А как вы совмещаете палеонтологию, эволюционную теорию и веру?». Он сказал: «Я бы вас мог по этим залам водить несколько дней и всё равно не рассказал бы всего, а Бог всё изложил через Моисея буквально за несколько минут». И ему там спели многолетие. Это очень колоритно смотрелось: рядом с витриной с человеческими черепами ему провозгласили «Многая лета». Такое служение мирян очень благоприятно сказывается на обществе. Можно ещё очень и очень многих вспоминать, того же Алексея Ильича Осипова, который после падения государственного атеизма одним из первых был приглашён с лекцией в наукоград Дубну, где потом много лет проходила конференция «Наука, философия, религия». Но я замечу, что и священники сегодня стали гораздо доступнее – во многом благодаря интернету. И комментируют их высказывания люди безо всякого пиетета, достаточно безжалостно. Если сказал глупость – о тебе так и напишут, и даже если сказал что-то хорошее, к человеку в рясе будут сугубо придирчивы.
Андрей Борисович Ефимов. Фото: pstgu.ru– Если логика «посредничества» в церкви неверна, значит ли это, что и какой-то иерархии между служением клира и служением мирян нет? То есть, конечно, это разные служения, но не стоит думать, что служение мирянина – будто бы «недослужение», если он не рукоположен?
– Я помню проповедь Святейшего патриарха Кирилла, где он сказал, что в Царстве Небесном иерархия может быть совершенно другая, и епископ может стоять в очереди за какой-то бабушкой и просить её молитв, чтобы Господь на него обратил внимание. Служение, как я выше говорил, – это не просто исполнение какой-то функции на земле, оно связано с призванием свыше и восходит, таким образом, к реальности Царства Небесного, хотя и без благословения епископа ничего в церкви не совершается.
– Кажется, что сейчас миряне стали активнее выступать в информационном поле в защиту церкви: есть много православных блогеров, сообществ. Вы замечаете эту тенденцию?
– Да, и очень много жён священников тоже стали вести свои блоги. Они же не в священном сане, но к клиру очень близки, и смотрят на них все пристально. Так что это интересный опыт – их слово в интернете. Бывают очень удачные варианты, бывают неудачные, но активность такая налицо. С другой стороны, сегодня человеку верующему, ищущему служения, важно учитывать контекст, в котором будет звучать его слово. Тебя могут пригласить на какое-то шоу, втянуть в какое-то обсуждение, где никто не ищет истины, а всем важен только хайп: чтобы кругом кричали и, желательно, дрались. Я лично очень пристально изучаю состав не только оппонентов, но и союзников, прежде чем согласиться на участие в какой-то дискуссии. Нам нельзя быть скоморохами, не заповедано метать бисер.
– Здесь есть известная сложность: как человеку, который ищет служения, понять всё это самому? Разобраться в том, где его служение действительно принесёт пользу церкви? И наоборот: как, по каким признакам понять, что тот или иной человек действительно служащий, а не просто «лидер общественного мнения», активист? Всё-таки поставление Духом Святым сложно как-то институционализировать.
– Тут много опасностей, это безусловно. Когда священники делегируют какие-то свои служения мирянам, они должны нести ответственность за последствия такого выбора, потому что может быть человек очень активный, который всюду и везде сам что-то хочет делать, но получается у него всё нескладно, нехорошо. С такими людьми на приходах бывает очень сложно: они здесь послужат, там послужат, а толку-то? Мотивы у них бывают разные. Не обязательно всему виной тщеславие, просто может быть человек потерянный, не нашедший себя, который теперь всюду старается компенсировать свои проблемы излишней активностью. Обычно это видно. Нужно просто жить в церкви, и тогда это становится видно. Вообще если говорить о каких-то критериях служения, его качества, то здесь многое упирается в церковное образование. Можно даже быть глубоко верующим человеком, но если ты не научен ничему, легко стать носителем каких-то искажённых представлений, убеждений, идущих вразрез с учением Церкви. Бывают исключения, но в целом для служения в церкви важно иметь образование. А если говорить о служении апологетики, то тут вообще, вероятно, требуется какая-то сертификация. Существует же у нас Синодальный миссионерский отдел – по идее, это его задача продумать, как нести ответственность за миссионерскую работу, за апологетику, в том числе со стороны мирян, в каждом конкретном церковном округе. С образованием мирян сейчас тоже стало лучше: есть разнообразные курсы, проекты, в том числе при храмах, монастырях и семинариях, которые готовят миссионеров и проповедников. Обычно настоятели, когда видят, что у них на приходе есть человек не только активный, но и толковый, думающий, он старается посоветовать этому человеку дополнительно поучиться. Польза от таких богословских курсов, которые возглавляет, например, мой коллега прот. Александр Тимофеев, ещё и в том, что учащиеся общаются между собой, получают прививку такой общинной жизни, которая очень помогает потом обрести вдохновение для церковного служения.
Прот. Александр Тимофеев. Фото: vk.com/smorpcmp– Получается, что к служению нужно готовить. Но это огромная нагрузка на все церковные институты, если понять призыв к служению мирян сколько-нибудь массово…
– Безусловно, воспитание к служению – огромный труд, к служению нужно готовить и готовиться. Я сказал про образование, но служащий человек ведь и образ жизни должен иметь соответствующий. Может быть человек верующий, талантливый, но если в его жизни присутствует что-то, что способно соблазнить «малых сих», других людей, то его выступления от лица церкви уже вносят споры, разделения. Я много лет был директором духовного центра, преподавал на богословских курсах. И часто было так: люди приходят просто за знаниями, они даже не ставят перед собой какую-то перспективу служения. Но постепенно всё открывается. Сначала они узнают, что церковь – это не только место молитвы. Потом привлекаются в качестве помощников, волонтёров на простые вещи: подежурить в храме, раздать воду на Крещение. Таким образом, они уже входят в жизнь общины, включаются в её служения. У меня были случаи, когда курсы воспитывали тех, кто потом сам мог на этих курсах преподавать (бывает, что у человека уже есть базовое педагогическое образование, и, поучившись при храме, он может вести какой-то предмет). А многие потом идут дальше – поступают в богословские институты, например. То есть, чтобы человек мог служить, конечно, нужно помогать ему раскрыться.
– Знаю, что вы бываете в командировках на передовой, в зоне СВО. Поэтому последний вопрос про служение мирян хотелось бы задать в этой связи: есть ли какой-то новый запрос на служение мирян в горячих точках?
– Конечно, есть, и он носит, я бы сказал, каскадный характер. То есть первый запрос – это непосредственно работа с военнослужащими и ранеными. У нас здесь накопился определённый опыт. Уже несколько лет мы ездим небольшой группой – два священника, трое мирян – в военные части и прифронтовые госпиталя. Пока священник исповедует или крестит кого-то, миряне катехизируют. Это во всех смыслах оправдано. У моего алтарника, например, позывной «Богослов». Как он возник? Просто во время нашей очередной командировки под Луганск он в удалённом режиме защищал дипломную работу в ПСТГУ, где тогда учился. Он очень внимательно, обстоятельно катехизирует людей на фронте – насколько это там возможно, и после него священнику уже не нужно тратить своё время на беседы. Такая помощь на фронте просто неоценима, и именно от мирян. Второй запрос связан уже с тем, чтобы появлялись помощники военных священников среди солдат. Наверное, покойный Владлен Татарский как раз был примером такого служения: когда на позициях есть человек, который всегда может что-то подсказать солдатам в духовных вопросах. Третий запрос – на социальное служение, работу с беженцами, с людьми в сложных жизненных обстоятельствах, и это опять запрос к мирянам. Сёстры милосердия в госпиталях несут очень важное служение: они не только ухаживают за ранеными, но и готовят человека к беседе со священником. Четвёртый запрос – на организационную и логистическую работу. У мирян это часто получается даже лучше, чем у священников, а эффект важен для всей церкви. Наконец, пятая сфера – это дело христианской педагогики и христианского образования. Православные педагоги нужны везде, и в прифронтовой зоне тоже. Православные не по названию, а действительно сознательные, которые могут нести благовестие. Там оно нужно как никогда.
