Главный кризис Абхазии – это кризис идей и смыслов

Продолжение глубинного репортажа Анастасии Коскелло о том, как народ Абхазии продолжает выживать, надеяться и верить в условиях энергетического коллапса

Люди у здания администрации президента Абхазии в Сухуме. Фото: Илья Питалев / РИА Новости

Люди у здания администрации президента Абхазии в Сухуме. Фото: Илья Питалев / РИА Новости

Люди как будто чувствовали

Переворот оказался бескровным, и это самое главное, отвечают мои собеседники. Потому что большинство абхазов не хотят друг в друга стрелять. «Когда вся эта масса ворвалась в здание, никто не смог их остановить. Конечно, можно было бы стрелять и убивать людей. Но этого никто не хотел», – вспоминает Давид Пилия. «Люди очень постарались избежать кровопролития, – соглашается Беслан Барателия, – потому что по обе стороны у многих были соседи и родственники. Поэтому все, в том числе правоохранительные органы, проявили такую деликатность. Ну в кого стрелять здесь, если здесь все родные?»

Родственные связи – то, что помогает абхазам выжить в условиях энергетического кризиса и бесконечных блэкаутов. «Надо понимать, что совсем бедных у нас практически нет. Родственные отношения, традиционные отношения заставляют тех, кто имеет деньги, помогать тем, кому не хватает. Это стыдно, если кто-то бедствует в семье. У нас нет нищих. К сожалению, в России, возможно, не понимают, что от нынешних отключений электричества страдают прежде всего русские пенсионеры. Брошенных абхазских стариков у нас практически нет», – отмечает директор Нацбанка. Его слова, к моему удивлению, практически в точности повторяет архимандрит Дорофей (Дбар): «Устроение жизни абхазского общества в 95% случаев исключает наличие брошенных стариков. Это какое-то супер-исключение. Страдают в основном русские пенсионеры. Но и ими занимаются посольство и Россотрудничество, их просто так замерзать не оставляют. На всю Абхазию всего один дом престарелых, в Сухуме, и количество желающих туда попасть – мизерно. Это, может быть, 1% стариков в Абхазии. Возможно, за такое отношение к пожилым и немощным людям Господь и не лишает нас свободы».

При этом есть мнение, что именно родственные и соседские связи породили ту самую проблему абхазского общества, из-за которой всё сегодня и произошло.  «Родственные связи – это фактор стабилизации в нашем обществе, но это и фактор, который тормозит наше развитие, порождает коррупцию», – говорит Беслан Барателия.  «Коррупция у нас – это практически традиционный институт. Это такой наш социальный проект, – рассуждает Инал Хашиг, – потому что каждый крутится как может. Государство нам говорит: выживайте сами. Поэтому человек, который берёт у нас сто рублей за какую-то услугу или справку, – он ведь даже не подозревает, что это коррупция. Он может паралельно костерить коррупционеров и не понимать, что он сам – колёсико этой системы.  При этом мы все считаем себя патриотами. У меня есть один товарищ, он тоже против коррупции. Хотя он живёт явно на “нетрудовые доходы”. Я его спрашиваю: чем ты отличаешься от других коррупционеров? Он говорит: ты знаешь, я не беру больше 20%. То есть вот это у нас считается патриотично! Я говорю: почему именно 20%? У нас же даже НДС – 10%! Он не знает, что ответить. Я не углублялся дальше в его систему денежных координат. Но это прекрасно: если 21% ты берёшь – это непатриотично, а 20% – это патриотично! Но сегодня это становится всё-таки уже не очень удобно. Раз такие вещи, как сегодня, происходят у нас, – значит, коррупция – это не очень удобно».

По словам журналиста, современная абхазская политика бессильна из-за своей полной безнравственности: «У нас сейчас не важно, какие ты идеи несёшь. Важно быть встроенным в эту клановую систему. Взять хотя бы парламент наш. Он в основном состоит из людей, которые просто голосуют. То есть это депутат-автомат. Монетку закидываешь – и опа. Когда перед голосованем по этому инвестсоглашению избиратели у нас вызывали своих депутатов на разговор – некоторые из них просто прятались. Им же уже заплатили за этот вопрос... Не было бы этого общественного давления, они бы так и проголосовали, как им сказали. Наш парламент – это показатель всей нашей сгнившей системы». Выборы, назначенные на февраль, по мнению журналиста, вызывают тревогу: «Сейчас, к сожалению, все кандидаты чем-то “запачканы”. Такого человека, которого безоговорочно принимало бы общество, – у нас нет».

Сторонники оппозиции у здания Парламента Абхазии сидят у металлической бочки с горящими дровами. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ
Сторонники оппозиции у здания Парламента Абхазии сидят у металлической бочки с горящими дровами. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ

Адгур Ардзинба уже заявил, что борьба с коррупцией – ключевой пункт его президентской кампании: «Родственные связи у нас – они и хорошее, и плохое несут. Коррупция – это не просто воровство, это разложение государства. Есть стандартные механизмы борьбы с коррупцией, в мировой практике они уже известны. Понятно, что надо привлекать к уголовной ответственности проворовавшихся чиновников, но это не самое главное. Задача не в том, чтобы сажать коррупционеров, а в том, чтобы сократить возможности для коррупции. Нужно изменить законодательство таким образом, чтобы фактор коррупции был минимизирован. Нужно заложить в законодательство процедуры, которые сделали бы все процессы в государстве прозрачными. Чтобы все должности замещались гласно, открыто и на конкурсной основе. И тут идеологией надо заниматься. Это и культура, и образование. Государство должно заниматься воспитанием будущих поколений. Пропаганда должна работать. Широкие массы должны быть правильно ориентированы. Должны быть идеалы у общества, нужно объяснять людям, что воровать – нельзя».

По мнению архимандрита Дорофея, борьба с коррупцией упирается в воспитание, но в отсутствие в стране института Православной церкви политики едва ли решат эту задачу: «Способов полностью искоренить коррупцию не существует, потому что человека нельзя изменить. Вопрос только в масштабах и в тех усилиях, которые власть будет прикладывать к решению этого вопроса. Но слабость в нашей стране религиозных организаций – это сознательное допущение властей. Это нежелание что-то делать. “С этого мы ничего не имеем, какой смысл тут мучаться”, – вот и всё. Большинству людей в наше время нужны одни развлечения, торговые центры, футбол и сериалы в Нетфликсе. Пока человек не научится делать выбор и в чём-то себя ограничивать – ничего не получится. Как мы найдём хорошего чиновника сегодня, когда столько лет мы не занимались вопросами воспитания общества. Я сталкиваюсь с этим как пастырь и как преподаватель в университете. Я вижу, сколько мы здесь недорабатывали». По словам священнослужителя, институт семьи в Абхазии сегодня в плане воспитания будущих поколений малофункционален: «Семья как инструмент воспитания в Абхазии сегодня не работает по одной простой причине: семья все эти годы была занята только выживанием. Сегодня к этому добавилось ещё стремление во что бы то ни стало обеспечить своему ребёнку такое же благосостояние и такой же статус, как у тех семей, которые могут позволить себе всё. У простого крестьянина стоит задача во что бы то ни стало сыграть свадьбу не хуже, чем у какого-то крупного бизнесмена в Абхазии, и ни в чём ему не уступить. А это уже очень опасная тенденция».

Где вы видите тут оккупацию?

Возможно, единственной политической темой, в обсуждении которой полностью сходятся все политики и общественники Абхазии, является грузинская. «Абхазия никогда не вернётся в Грузию», – для всех моих собеседников это практически аксиома. «По крайней мере в обозримом будущем восстановление наших отношений с Грузией – это миф. Это ближайшие 20–30–40 лет точно», – говорит Давид Пилия. Его, как и всех в Абхазии, оскорбляет слово «оккупация», используемое в грузинских медиа: «Они называют нас “оккупированной территорией”. Где вы видите тут оккупацию?! Вы видите тут русские патрули на улицах? Вы видите тут пропускные пункты, где русские стоят с автоматами?! Где это всё?! В чём оккупация? Военные базы – да. Но если не будет этих баз, вместо них тут будут военные базы НАТО. Те, кто у нас протестует, – они, видимо, этого хотят. Российские военные базы появились здесь по соглашению с абхазской стороной. Мы же подписали договор. Эти военные базы – это безопасность Абхазии. В первую очередь от Грузии, – говорит он. – Они все повторяют: “мы вернём Абхазию”. Это просто та пилюля, которой они сами себя поддерживают. А спроси их, для чего вам это, – они даже не смогут ответить. Или вы хотите территорию без людей? А что вы будете делать с нашим народом? Отравите всех? Химикатами? Это всё пустая риторика». «Антигрузинские настроения в Абхазии есть, конечно. Но я бы не сказал, что в динамике они увеличиваются. Возможно, какой-то даже и спад здесь наметился. При нашей нынешней неразберихе нам сейчас вообще не до грузин. Война, к сожалению, оставила очень много открытых ран. Но потом, со временем, в конце концов всё меняется», – отмечает Пилия.

Давид Пилия. Фото: кадр из видео
Давид Пилия. Фото: кадр из видео

Журналист Инал Хашиг полагает, что для нормализации отношений между двумя народами Грузии необходимо пересмотреть своё отношение к Абхазии и перестать поддерживать нарратив об абхазах как о пришельцах и дикарях: «Представление грузин об абхазах с советского периода никакой редакции не было подвержено. Мы по-прежнему для них “пришлые апсуа”, которые “спустились с гор”. Это как будто какая-то аксиома. Со времён Саакашвили к этому добавилась идея о том, что “мы с абхазами не воевали” и “это всё Россия”. Они полностью внушили это обществу – даже тем людям, которые лично участвовали в войне с абхазами. Я вижу, что даже эти люди теперь говорят всеми этими штампами».  Образ Абхазии в грузинских медиа вызывает у журналиста нескрываемую иронию: «Сейчас я читаю их новости, и я вижу, что они запутались. С одной стороны, мы для них – “оккупированная Абхазия”. То есть у нас тут оккупационный режим. А с другой, мы тут, в “оккупированной Абхазии”,  – “не приняли российское инвестсоглашение”! Как такое может быть? Какие-то вещи у них тут явно не сходятся. Очень много нестыковок. Но сейчас какие-то просветления у них происходят. Как реакция, у них даже стали возникать несколько идеализированные представления об абхазах, – и пошло: “Дорогие братья, воссоединитесь с нами”, и так далее». «Понятно, что мы не стремимся в Грузию, – отмечает Хашиг, – но мы видим как позитивный момент то, что в Грузии сегодня происходит ломка идеологических стереотипов. Мы бы хотели, чтобы Грузия разговаривала с нами с позиций дипломатии».

«В Грузию Абхазия никогда не вернётся. Абхазия будет развиваться как независимое государство в союзе с Российской Федерацией», – заявляет и кандидат в президенты Адгур Ардзинба. По мнению архимандрита Дорофея, сегодня абхазское общество более демократическое, чем грузинское, поэтому Абхазии с Грузией тем более не по пути: «Все эти годы, когда в Европе прославляли “свободную демократическую Грузию”, когда грузинская молодёжь свободно ездила по всей Европе и училась, – Абхазия была в блокаде, её прессовали, не давали никаких возможностей... И тем не менее Абхазия сегодня продолжает стоять на свободе. Спрашивается: кто сегодня реально представляет демократическое общество?! Этот вопрос ставлю не только я, но и грузинские аналитики, которых я иногда просматриваю и читаю. Мы реально демонстрируем, что мы хотим иметь независимое государство. Это не наиграно. Мы реально это демонстрируем. Те чиновники и бизнесмены, которые хотели здесь получить какую-то материальную выгоду в обмен на уступку в вопросах независимости нашей страны, они всегда в меньшинстве. У большинства, слава Богу, существует понимание того, что такое независимое государство. Меня поражает, когда я слышу это не от интеллектуальной элиты, а от простых людей».

Прекрасная Абхазия будущего

Образ прекрасной Абхазии будущего при этом – главный вопрос.

«Глаза боятся, руки делают, как говорили древние греки, – рассуждает Давид Пилия. – Надо с чего-то начинать. Нужно двигаться хотя бы маленькими шагами. Абхазия – незаселённая территория. У нас пол-Абхазии пустует. У нас нет ни покупателей, ни продавцов. Какая экономика у нас может развиваться? Зачем разгонять страхи, что если здесь будут апартаменты, то наша демографическая ситуация изменится? Ну конечно, она изменится. Но только с помощью России мы сможем поддержать собственную демографию и собственный язык. Что мы – с русскими не договоримся? В XIX веке, я считаю, мы тоже могли договориться с русскими. Зачем было бросать родину и уезжать в Турцию?! Это была большая ошибка. Просто мы же кавказцы, мы гордые. Эта наша гордыня всё портит».

Город Сухум. Фото: Анастасия Коскелло
Город Сухум. Фото: Анастасия Коскелло

По словам члена Общественной палаты, демографическая ситуация в Абхазии улучшится, только если будет стабильность в стране, а она возможна только в союзе с Россией: «Рождаемость будет расти только в стабильном обществе. Только стабильность и экономический рост для малочисленных народов могут обеспечить прогресс в демографии. Невозможно просто собрать женщин и приказать им, чтобы они по шесть детей рожали. Всё же не так просто».  «В идеале  – я буду рад, если будут жить здесь и русские, и армяне, и грузины. Придёт время – и все они будут говорить: “Мы абхазы русского происхождения”, или “Мы абхазы армянского происхождения”. И с грузинами то же самое. Есть же грузины, которые говорят: “Я русский, но грузинского происхождения”. Что это – плохо для нас? Если мы создадим страну, где есть полное взаимопонимание между всеми этносами, это в каком-то смысле есть решение демографической ситуации. Главное – чтобы каждый ребёнок у нас родился. Главное – чтобы он стал полноценным гражданином. Об этом надо думать. А не о том, чтобы родился непременно чистокровный абхазец с кинжалом в руках. Разве русская женщина не может родить нам абхазца? И пусть наша абхазская девушка выйдет замуж за русского и родит ему голубоглазых славян. Это же великолепно. Этого бояться не нужно. Я всё больше и больше начинаю открыто об этом говорить. На меня косо смотрят. Считают, что я свихнулся», – говорит Давид Пилия.

Критики экс-президента Бжания обвиняют его в «копировании чужих моделей» и утверждают, что апартаменты и многоэтажные отели – неподходящий путь для Абхазии. По мнению архимандрита Дорофея, стране нужно сохранить экологию и исторические памятники: «Помню, экс-президент Абхазии всЁ время твердил: вот, посмотрите на Батуми, Батуми сегодня лучше, чем наш Сухум... Я говорю: не надо нам Батуми! Мне, например, Тоскана нравится. С чего мы должны подражать этому чудовищу? Вы извините: зачем людям на отдых приезжать в эти высотки с этими проблемными лифтами... И почему мы должны брать пример Батуми, а не пример маленьких греческих или итальянских городков, которые живут за счёт своего культурного и исторического наследия, а не за счёт пятизвёздочных отелей?»

«Большинство туристов,  – говорит священнослужитель, – которые сегодня приезжают к нашим достопримечательностям, – это туристы-однодневки. То есть это люди, которые отдыхают в хорошем отеле в Сочи, но едут в Абхазию ради красоты природы и истории. И люди едут сюда, даже зная, что здесь может не быть света и могут быть проблемы с питанием. Они всё равно едут сюда. Потому что человек так устроен. Я вижу, что глупое копирование того, что есть в Адлере–Сочи или Батуми, в конечном итоге приведёт нас к катастрофе. Я уже предвижу, как они вырубят нам деревья, а потом заново начнут заниматься озеленением. И с этим озеленением занесут нам сюда разных жуков, бабочек и долгоносиков, которые уничтожат нам всю адаптированную к нашей местности растительность. У нас уже полностью уничтожен самшит огнёвкой, теперь на подходе пальмы и кипарис... Каштан полностью исчез! И спрашивается тогда: а для чего?! Для чего это всё, если в конечном итоге мы будем думать, где нам взять воздух и хоть какую-то экологию?»

При этом все эксперты отмечают главный кризис Абхазии – кризис идей и смыслов. «У нас всегда была какая-то идея, – говорит Инал Хашиг. – В конце 80-х это была идея сохранить абхазский народ. Когда война началась, нам нужно было во что бы то ни стало выиграть. После войны, когда у нас была жесточайшая блокада в том числе со стороны России, нам нужно было выжить любым способом, все эти трудности перетерпеть, и была идея-фикс, чтобы нас признали. Но когда нас признали – мы как будто лишились цели. Такое ощущение, что те люди, которые сегодня идут во власть, идут только за тем, чтобы набить карман, – говорит Инал Хашиг. – Программы у политиков, возможно, и есть. Но должна быть у народа какая-то цель. Нужна идея, сформулированная в двух-трёх предложениях так, чтобы она была понятна любому человеку в Абхазии. Этого у нас пока нет. Может быть, где-то на бумаге это и изложено. Но общество не знает об этом».

 

Читайте также