Священномученик Вениамин (в миру Василий Константинович Воскресенский) был из тех священнослужителей русской церкви, кто был призван на епископское служение в тяжелейшие для Церкви дни большевистских гонений. Эти люди прекрасно знали, что их ждут не архиерейские почести и роскошная жизнь, но нищета, унижение и настоящая дорога за Христом – на Голгофу. Но и отказаться от своего служения владыка Вениамин не мог.
Он родился 15 января 1871 года в селе Переславцева Угличского уезда Ярославской губернии в семье священника. Отец Константин был одарен большими музыкальными способностями, такими же способностями оказались одаренными и его сыновья – все пятеро были регентами церковных и училищных хоров, а старший выбился даже в регенты архиерейского хора. Кроме того, отец Константин немало внимания уделял и просвещению – в 1877 году основал в селе бесплатную начальную школу для крестьянских детей, в которой преподавал он сам и его супруга, Александра Васильевна.
Поэтому нет ничего удивительного, что и Василий Воскресенский тоже решил пойти по педагогической стезе. Как и полагается сыну священника, первоначальное образование он получил в Ростовском духовном училище, затем учился в Ярославской духовной семинарии, потом перебрался в Москву – учиться в Духовной академии. Затем Воскресенский убыл в Грузию – в 1898 году он был назначен помощником инспектора в Кутаисскую духовную семинарию; здесь он преподавал русскую литературу и историю.
Через три года его перевели в Тифлисскую духовную семинарию. Также он окончил Тифлисское Императорское музыкальное училище по классу теории музыки. Затем Василий Константинович вернулся в родную Ярославскую губернию – он работал преподавателем Священного Писания и руководителем семинарского хора в Ярославской духовной семинарии.
Вскоре молодого преподавателя заметил сам архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский), который организовал при Ярославской кафедре проповеднический кружок, своего рода миссионерское общество для просвещения простого народа. На участниках кружка лежала обязанность произносить проповеди за богослужениями в различных храмах епархии.
В 1916 году Василий Константинович был назначен членом издательского отдела епархиального просветительского Братства святителя Димитрия, а в начале 1917 года он был приглашен принять участие в разработке проекта нового устава Братства.
В Ярославле его и настигла революция. После закрытия семинарии во время безбожных гонений в 1918 году Василий Константинович стал работать в общеобразовательной школе в городе Ярославле.
* * *
В 1921 году Василий Константинович был пострижен в мантию с именем Вениамин и хиротонисан во епископа Романово-Борисоглебского, викария Ярославской епархии, став одним из ближайших помощников митрополита Агафангела. Новое назначение не осталось без внимания чекистов.
В июне 1922 года ОГПУ арестовало митрополита Ярославского Агафангела в надежде, что вся власть церковная перейдет к обновленцам. Следом был арестован и епископ Вениамин. Владыка был обвинен в использовании религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти и приговорен к семи годам заключения.
Правда, уже через пару месяцев – в связи с 5-летним юбилеем советской власти – срок заключения был сокращен, и в 1926 году епископ был освобожден и вернулся к служению.
* * *
Ровно через год владыка Вениамин вновь был арестован и заключен в тюрьму в городе Ярославле.
В деле епископа сохранились его собственные показания: «Я примерно в апреле решил поехать в города Рыбинск, Пошехонье-Володарск и Мологу с целью совершения там праздничных богослужений. В город Рыбинск я прибыл 10 июня 1927 года и в тот же день выехал в город Пошехонье-Володарск и вечером 11 июня служил всенощную, во время которой говорил проповедь о научном просвещении... Никаких выпадов во время моей проповеди против советской власти и против партии ВКП(б) я не делал. После обедни в соборе 12 июня я указал как на печальное явление, что часть публики предпочла базар церковной молитве, и обратился к молящимся с призывом хранить праздники... хранить церковные уставы, в частности, говорил о постах, о религиозном воспитании детей как основе нравственности, призывал все браки совершать с церковным благословением, обличал разводы. Современное неверие между прочими причинами держится не оттого, что люди стали более сознательными, а наоборот, недостаточной сознательностью. Распятие Христа, совершившееся две тысячи лет тому назад, продолжается все время, от первых дней и до сего времени, и будет продолжаться до конца мира, и борьба антихриста со Христом также шла, идет и будет идти. Выражения, что теперь антихристы создали гонение на Церковь, я не употреблял. Я говорил: “Борьба антихриста, то поднимающаяся, то падающая, в нашу эпоху ХХ столетия вновь усиливается”. Я борюсь с неверием, среди неверующих есть люди и власти, следовательно, в этой части моя борьба, конечно, касается и их, но они не являются специальным объектом моей борьбы, а сливаются со всей массой неверующих, и в этой массе моя борьба касается их не как представителей власти, а как частных людей. И поэтому я никогда не считал, что борюсь против советской власти как власти...»
Архимандрит Павел (Груздев) вспоминал: «Летом 1927 года по городу Тутаеву конвоиры водили уже пожилого человека с наполовину обритой, как у каторжника, головой, осыпая его ругательствами и побоями. В Тутаеве его хорошо знали...»
Каждый встречный, если он узнавал владыку, мог пройти в милицию и написать заявление о признании себя потерпевшим от религиозной пропаганды.
23 сентября 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Вениамина к трем годам ссылки в Казахстан – вернее, в город Джамбейт Уральской области.
* * *
Весной 1928 года епископ Вениамин в заключении перенес инсульт. Его брат, Дмитрий Константинович, писал в заявлении помощнику прокурора Верховного Суда СССР: «Под влиянием преклонного возраста (58 лет) и режима, при котором он содержится, брат мой (по имеющимся сведениям) в настоящее время страдает параличным состоянием правой стороны тела. Он плохо владеет языком, правой рукой (не может, например, писать) и правой ногой».
Но просьба о переводе заключенного в Москву возымела иной эффект: владыку Вениамина перевезли на жительство в поселок Каратюб, удаленный от станции на 241 км.
* * *
17 марта 1930 года владыка Вениамин был вновь арестован и этапирован в тюрьму города Уральска – в то время в Ярославле как раз начинали «расследовать» дело «О создании контрреволюционной организации и организации материальной помощи ссыльным церковникам».
В уральском изоляторе епископ Вениамин находился больше года, его четырежды переводили из одной камеры в другую, пока он не попал в тюремную больницу с диагнозом «цинга».
Тем не менее, в сентябре 1931 года Тройка при Полномочном Представительстве ОГПУ в Казахстане осудила полупарализованного владыку на 10 лет заключения в исправительно-трудовых лагерях. Как гласили материалы дела, владыку уличили в создании «контрреволюционной организации» в Каратюбе. Причем в качестве «членов» его «организации» привлекли двоих священников.
Но приговор не успели привести в исполнение. 5 октября 1932 года епископ Вениамин скончался в лагере в окрестностях Красноводска. Автор жития владыки Вениамина игумен Дамаскин (Орловский) писал: «Епископ Вениамин скончался в тюремной больнице и был погребен в безвестной могиле».
* * *
Но осталось богатое наследие владыки Вениамина – его письма, адресованные его духовным чадам. «Стол» приводит некоторые выдержки из писем владыки.
«Вы пишете, что жить без церкви скучно. Да, печаль постигла вас, православных людей. Но сделали ли вы что-нибудь для получения храма? Двух вам не возвратят, но может быть небезнадежно получение одного. Обращаться с бумажным заявлением бесполезно. Испробуйте личную делегацию из двух человек сначала в Ярославль, а потом и в Москву. Общими силами соберите деньжонок на дорогу; пожертвуйте своим временем, трудом и посильными средствами, и просите себе один храм.
У вас – три: просите себе один из них. Если правительство не будет соглашаться ни на один храм, просите разрешения устроить молитвенный дом. Сектанты совершают явно враждебные действия против государства: не исполняют воинской повинности и в своем учении проповедуют против воинской повинности, и все же им разрешают иметь молитвенные дома. Просите и вы.
Что такое молитвенный дом? Найдите частное помещение, приспособьте его для храма. Пусть будет он небольшой. Можно помириться и с небольшим. Лишь бы была православная служба. Можно приспособить не только дом, но и сарай. Древние христиане приспосабливали еще худшие помещения: подземные каменоломни.
Если вам разрешат, то можно сделать и лучше. Приобретите лесу и постройте простой барак – он и явится у вас церковью. Надо хлопотать. Один раз не поможет, через некоторое время хлопочите в другой раз. Потрудитесь для Церкви и своего города…»
(Из письма владыки верующим Пошехонье-Володарска от 18 ноября (1 декабря) 1928 года.)
* * *
«В Уральской тюрьме, где я и до сих еще пор, мне Бог послал случай познакомиться с сектантами и старообрядцами. Первых в Уральской епархии мало, вторых – много. Впервые была моя встреча с этими отступниками от Православия. И теперь стала для меня ясной беспомощность нашего рядового духовенства и, главное, основной источник этой беспомощности.
Он – в крайне малом знании Священного Писания. При знании его – наши сектанты беспомощны в логике. И если они когда сильны, то только в упорстве, сатанинском упорстве и невежественном твердолобстве, и диавольском лукавстве. И все это не страшно. “Мы сильны не на истину, но за истину”. Как виновны мы перед Богом, перед Церковью и Православием за незнание слова Божия. Семинария хорошо поставила на рельсы, но мы растеряли сия орудия. Горе нам!»
(Из письма священнику Николаю Розову от 26 ноября (9 декабря) 1930 года.)
* * *
«Три батюшки края разделяют со мной мой труд и два старообрядческих. Через них знакомлюсь с церковным “уральским” бытом. Составляют его три кита: борода, табак, персты. Есть и еще кит, но, точнее, подкит: “так положено, лежи оно во веки веков”. Есть еще два китенка: 1) соль надо брать из солонки “щепотью”, если обмакнуть кусок – будешь Иуда; 2) на чреслах должен быть непременно пояс.
Испробовал однажды степень ревности: до белого каления защищали своих китов. Один из защитников целое лето не знал среды, пятницы и постов. И конечно: земля – на воде».
(Из письма протоиерею Александру Пурлевскому от 3 (16) декабря 1930 года.)
* * *
«Теперь новое время указывает нам и новые пути молитвы. Посещайте чаще своих духовных детей и непременно каждый раз совершайте общую домашнюю молитву с чтением Евангелия. Наши духовные дети очень мало научены Евангелию. В проповедях мы мало излагали Евангелие, а более всего занимались в них моралью. Оттого прихожане мало знают о Христе и Его Доме. Рассказом из Евангелия (в порядке, в системе) объясняй богослужение. Это доступно всем и каждому священнику. Об этом и надо проповедовать».
(Из письма священнику Александру Соколову от 12 января 1931 года.)
* * *
«Митрополит Сергий начал предприятие сложное и трудное по своей духовной основе. В целях упорядочения гражданского положения Церкви в современном государстве митрополит Сергий совершил опыт беспримерный в истории Церкви, опыт соприкосновения двух взаимоотрицающих стихий – Царства Божия и царства безбожия, Царства Христа и царства антихриста. Митрополит Сергий всегда отличался известной гибкостью своего ума. Здесь он перешел ее меры и стал ее жертвой.
Декларация поставила Церковь в такое отношение к современному государству, какого Она принять не может, оставаясь Церковью. Наше государство открыто перед всем миром начертало на своем знамени – безбожие и борьба с религией, с Православием в особенности. Борьба до победного конца, до полной смерти религии.
Церковь никогда не может сказать такому правительству: “Я с нашим правительством”, безбожному народу: “Я с нашим народом”.
Церковь никогда не может сказать: “Радости и успехи нашей гражданской родины – наши радости и успехи, неудачи ее – наши неудачи”».
(Из письма архиепископу Ярославскому Павлу (Борисовскому) от 3 (16) июня 1929 года.)
* * *
«Господь правит Церковью. Он не попустит падения Церкви. Наш долг – с упованием и смирением ожидать с терпением общего суда и голоса Церкви о митрополите Сергии и не нарушать церковного единства и мира. От нашего смирения, терпения и ожидания не умалится православие нашей веры. Проходили иногда десятилетия, пока выяснялся церковный вопрос. Не станем спешить и мы, от поспешности произойдут распри и разделения, а радоваться им будет третий…»
(Из письма протоиерею Александру Кудрявцеву от 1 декабря 1928 года.)
* * *
«Говорят: возможно разделение гражданского элемента от религиозного. Это или заблуждение, или софизм. Социализм в отвлеченном представлении есть чисто экономическая система. Многие поэтому думают, что экономическую жизнь можно построить, совершенно не касаясь религии. В одном и том же обществе могут существовать – религия сама по себе, а экономическое построение само по себе. В продолжении своем эта мысль будет говорить, что один и тот же человек правой рукой может делать религиозные дела, а левой, независимо от правой, – экономические, разрабатывать чисто экономическую сферу жизни по желанию, по самым разнообразным системам. Такое представление основывается на другом представлении, что душа человека свободно делится на две сферы. В одной человек живет в Боге и религии, в другой – с одним только миром: гражданским, светским, земным. В последней части религия не требуется. Обе части живут параллельно, но и могут обходиться одна без другой. Представление о таких двух существованиях в душе – религиозном и безрелигиозном – в основе своей неверно. Этот параллелизм и раздельность двух существований – в абстракции. Реально, конкретно его нет и быть не может. Для верующего, для христианина это невозможно потому, что к нему идет требование Христа – возлюбить Бога всем сердцем, всею душею, всем разумением (Мф. 22, 37), всею крепостью (Мр. 12, 30); не часть души, а всю душу, не духовную только, но и физическую “всю крепость” христианин должен отдать Богу».
(Из письма архиепископу Павлу от 3/16 июня 1929 года.)
Воскресенский собор в Тутаеве, где служил епископ Вениамин. Фото конца XIX века* * *
«Получил Ваше письмо. Простите меня, что долго не писал Вам. Это происходило не по небрежению. Даже здесь видящие нас жители иногда обращаются к нам: “что вы делаете, покушаете, а потом лежите на боку”. Чтобы найти ответ на такой вопрос, вы спросите свою супругу – Вашу хозяйку, много ли она занята, много ли она лежит на боку? Мы, мужичье, непричастные к хозяйству, всегда думаем, что обед готовится сам собою, что все домоводство “пустяки”, ничего не стоит. И я так всю жизнь думал, а теперь увидел и узнал, что женщина – великая труженица в своем деле. Господь был в доме Лазаря. Мария сидела у ног Спасителя, слушая Его учение, Марфа хлопотала по дому с угощением. Господь восхвалял часть Марии, но не порицал и часть Марфы. Господь любил Марфу, которая безропотно, в смирении, с усердием, с любовью к людям несет свое земное бремя. Но, впрочем, суть слов Его в том, чтобы деловое бремя не поглощало всей души и не материализовало ее. Марфа, будучи хлопотливой хозяйкой, знала хорошо и дело спасения, ходила по временам за Господом и любила Его не менее Марии. И мы, сильные, не ценили этого (например, я). В квартире жили еще недавно вчетвером, теперь – втроем. Две комнаты, две печки. Один работает на стороне столяром, только этим и живет, один болен пороком сердца.
Приходится работать немало по дому. Второе наше занятие – писание писем. Оно весьма необходимое занятие, люди ждут руководства – духовного, церковного. Иногда дела бытия, личные потребности побуждают нас быть в общении – бытовом или духовном. Изоляция от людей – не в заповеди христианской.
Спаситель пришел построить из людей Церковь, то есть в переводе на русский язык “собрание”, общество. Люди мыслятся не в личной изолированности, а в тесном соприкосновении одного с другим. Люди пишут мне, и обязанность моя большая – писать и отвечать. И знаете ли, сколько у меня имеется адресов? Больше ста. А рука моя правая все же ослабленная. За здоровье мое благодарю Бога. Со мной должен был случиться настоящий, полный удар, но случилась только небольшая часть его. Господь не попустил полного развития болезни, и я существую, сохраняя работоспособность...»
(Из письма диакону Александру Николаевичу Шувалову от марта 1930 года.)
