Особенности запрета Московского Патриархата в Эстонии

Главный front man эстонской антиклерикальной кампании, министр внутренних дел Лаури Ляэнеметс, и вовсе не похож на императора Нерона. Время от времени он вбрасывает в медиапространство одну-две звучные угрозы. Например, заявляет, что жизнь его страны «не должна управляться каким-то имеющим злые намерения духовным лицом из-за границы». Или вводит в оборот какой-нибудь экклезиологический неологизм, вроде «агрессивная Церковь-мать». После этого, как типичный политик-поджигатель, он отбегает в сторону и стихает. При этом г-н Ляэнеметс далëк от сектантского антиклерикализма: он вполне может паломничать по святым местам и пить чай с «агрессивными матушками» Пюхтицкого монастыря. Что говорит о том, что борьба с «тлетворным влиянием Запада Московского Патриархата» в Прибалтике развивается по тому же сценарию, что борьба с буржуазной культурой в позднем СССР. То есть, по законам словесного шума. 

Время от время креатив у чиновников явно иссякает. По словам игумении Филареты, министр Ляэнеметс уже прямым текстом спрашивал её: «Что же нам делать?». Впрочем, отдельные «нападки» г-на Ляэнеметса на Церковь, по законам театрального жанра, выглядят скорее как «подсказки». Так, в среду, 13 февраля, выступая на брифинге за запрет ЭПЦ МП, господин министр невольно подсказал еë адвокатам, как правильно выстраивать линию защиты: «Есть патриарх, находящийся в Москве; есть Патриарх Константинопольский, но не существует русского православия». 

Игумения Пюхтицкого монастыря Филарета. Фото: Татьяна Новикова-Пидвысоцкая / ru.orthodox.ee

Дело в том, что именно этот тезис Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата при митрополите Корнилии (Якобсе; + 2018)  сделала центральным в своëм позиционировании в глазах общества. ЭПЦ МП изначально заявляла, что она не «Русская Церковь в Эстонии», а многонациональная Поместная Эстонская Церковь. Именно поэтому она стала самой многочисленной религиозной общиной в стране и смогла превзойти по численности даже «титульное» лютеранство. Тогда как ЭАПЦ (она же структура Константинопольского патриархата) ошибочно сделала ставку на проект национального (эстонского) православия. И в результате, несмотря на полное благоприятствование со стороны властей, число еë прихожан – приблизительно в восемь раз меньше. 

После распада СССР, в 1993 году ЭАПЦ митрополита Стефана получила от эстонского государства практически всю дореволюционную церковную собственность. Тогда как ЭПЦ МП оказалась в позиции «пришлой» и «новодельной» церковной структуры, и вынуждена быть стать арендатором в собственных храмах. В результате уже к 2002 году митрополит Стефан отказался от части церковного имущества, так как «константинопольская» община оказалась не в состоянии его обслуживать. Тогда как «московская» Церковь не только справлялась с арендой, но и строила новые церковные здания в посëлках и спальных районах. «Как может называться Эстонской Церковь, состоящая из русских эмигрантов?", – с энтузиазмом заявлял патриарх Константинопольский Варфоломей в 1993 году, при легитимации церковного раскола в Эстонии. Но, видимо, как и в случае с Украиной, предстоятеля КП тогда «плохо проинформировали».

Митрополит ЭАПЦ Стефан. Фото: eoc.ee

Эстонский антиклерикальный спектакль, меж тем, явно движется к финалу. Тучи над г-ном Ляэнеметсом и другими публичными сторонниками запрета ЭПЦ начали неожиданно сгущаться с момента избрания Трампа. Лидер Консервативной народной партии Мартин Хельме на брифинге в среду – в характерной нордической манере, то есть, без повышения голоса, и, что называется, не двигая бровью, – уже напомнил г-ну министру, что в нападках на Церковь, как и на Трампа, теперь следует быть куда более осмотрительным: «Лаури, точно так же, как ты ещё не понял, что ты неправильно выразился на счëт Америки, – хотя ты сам думаешь, что никакого оскорбления не было, – так же ты и не можешь понять, поскольку ты крайний левый, что плохого в том, что мы нападаем на Церковь, свободу вероисповедания и свободу объединений людей!»

Вообще эстонский церковный вопрос выгодно отличается от украинского или молдавско-румынского тем, что действие его разворачивается «на протестантской квартире». Всё-таки, несмотря на недавно оформившееся численное превосходство православных,  титульная конфессия в Эстонии – это всё-таки лютеранство. И, возможно, именно протестантская «закваска» придаёт всем жителям Эстонии особую рассудительность и рациональность (которую кто-то ошибочно считывает как медлительность). Поэтому, в отличие от Украины, здесь предпочитают интеллигентные дискуссии о канонах и политической целесообразности, – а не захваты храмов, драки, поджоги и избиения. Что характерно, лютеранские пасторы периодически выступают в роли модераторов в эстонских межправославных дискуссиях, и даже склонны защищать «московскую» Церковь от чрезмерной агрессии со стороны провластных националистов. 

В Эстонии в целом – очень прочные традиции межконфессионального взаимодействия и взаимной поддержки религиозных общин, которые сложились в годы советских гонений на религию. Связь православных и лютеран оформилась в годы служения будущего патриарха Алексия II митрополитом Таллинским и Эстонским (к слову, именно она помогла митрополиту Алексию в начале 1960-х спасти от закрытия Пюхтицкий монастырь). И сегодня одни из тех, кто возвысил голос в защиту ЭПЦ – это эстонские лютеране. В частности, на минувшей неделе архиепископ Андрес Пыдер, глава Евангелическо-Лютеранской Церкви Эстонии на покое, напомнил эстонским парламентариям о том, что верующие старшего поколения в республике – не хотят возврата ко временам своей молодости: «Я с грустью слежу за углубляющимся кризисом вокруг Пюхтицкого женского монастыря и, в более широком смысле, Эстонской Православной Церкви Московского патриархата (ЭПЦ МП). Поскольку я стал христианином и священнослужителем в годы оккупации, когда Церковь была объявлена ​​прямым идеологическим врагом, а деятельность религиозных объединений максимально ограничивалась, а порой и вовсе прекращалась, то нынешний конфликт неизбежно вызывает ассоциации с теми временами» (слово «оккупация» – обычное для эстонского политикума обозначение советского периода, что говорит о том, что г-н Пыдер – «патриот Эстонии», и поддерживает ЭПЦ вовсе не потому, что она «московская», а потому что она просто Церковь).

Открытие памятника Святейшему Патриарху Алексию II, Эстония. Фото: Mikhail Bogry / puhtitsa.ee

Как долго продлится шоу с запретом Эстонской Церкви – никто не знает. Как говорят в Эстонии, «kes naerab viimasena, naerab kõige paremini» («хорошо смеётся тот, кто смеётся последним»). Вероятная перспектива развития дела о закрытии Пюхтицкого монастыря, как отмечает представитель телеканала TV3, это суд. Что тоже, особенно с учётом местной специфики, будет не быстро. Но если уж эстонские власти дотянули со своим «антицерковным законом» до избрания Трампа, то, возможно, теперь они дотянут и до окончания боевых действий на Украине. Тем более, что и государство, и Церковь уже привлекли к делу профессиональных юристов, оплата за услуги которых, судя по сообщениям в эстонских медиа – почасовая.