Катя и Кира. Святые мирянки

Екатерина Арская и Кира Оболенская – две аристократки, жившие в Санкт-Петербурге, две сестры из ленинградского Александро-Невского братства, но не знакомые друг с другом до того, как Господь не свёл их лично в самые тяжёлый час испытаний, выпавших на долю Русской православной церкви. «Стол» продолжает рассказ об обычных людях, ставших новомучениками и исповедниками православной веры

Икона с изображением Екатерины Арской и Киры Оболенской. Фото: Феодоровский cобор / Flickr

Икона с изображением Екатерины Арской и Киры Оболенской. Фото: Феодоровский cобор / Flickr

…Его Святейшество архиепископа Гавриила Воеводина допрашивал сам начальник Боровичского оперсектора старший лейтенант госбезопасности Василий Бранинов. Допрашивал жёстко – старшего лейтенанта торопила Москва. Чуть ли не каждый день ему звонили с Лубянки:

– А ну рассказывай, Бранинов, как ты у себя под носом развёл такое контрреволюционное церковно-монархическое кубло?! Монашки, попы, генералы деникинские… Слушай, Бранинов, а может быть, ты и сам из этих?! Из контры?! 

– Никак нет, – кричал в трубку старший лейтенант. А у самого холодок полз по спине: а ну как там дознаются, что его дед был диаконом в сельской церкви в Рязанской губернии, что, разумеется, он скрыл при поступлении на работу в органы пролетарской диктатуры. 

– Ты, Бранинов, не кричи, а делом докажи преданность нашей партии, – командовала Москва. – Давай результат. Нужно быстро вскрыть всю эту банду церковников, пока они не разбежались от тебя, как тараканы. Работай! 

И старший лейтенант работал, допрашивая Его Святейшество уже пятые сутки подряд практически без остановки. 

Он уже этого попа и за бороду таскал, и жаждой пытал, и сапогами в лицо бил, когда архиепископ сползал на пол от усталости, и бросал его в камеру к подсадным уголовникам, и даже пытался уговаривать: дескать, если вам, батюшка, себя не жалко, то пожалейте хотя б ваших монашек – им-то каково будет терпеть насилие от уголовников? А вы нас знаете, мы на всё пойдём. И всё узнаем. Но лучше будет, если вы сами нам расскажете. 

Наконец поп сдался и начал давать показания: имена, пароли, явки. 

А чтобы Москва не стала придираться, старший лейтенант решил подкрепить протоколы допросов и материалами очных ставок. Распорядился привести одну из тех, кто всё ещё упорствует на допросах: пусть сама убедится, что сопротивление органам бесполезно. 

Привели Екатерину Арскую – матёрую «контру», которая вот уже неделю сносила все «спецметоды» и вообще отказывалась говорить. 

– Знаете ли вы эту гражданку? – спросил он архиепископа. 

– Знаю... 

Плечи архиепископа затряслись. Вместо Екатерины Андреевны – всегда удивительно живой, собранной и подтянутой – стояла какая-то измождённая тень с заплывшим от побоев лицом, синяк на синяке. На губах и в волосах –  запёкшаяся кровь. Но поразило владыку другое: в отрешённом от ужасов окружающего мира взгляде он вдруг увидел какой-то отблеск неземного сияния, какой-то крохотный лучик Фаворского света, невесть как пробившийся в эти казематы, где, казалось, больше уже не осталось ничего  человеческого. 

– Видите, гражданка Арская, вас изобличили как активного члена контрреволюционной террористической группы, – улыбчивый Бранинов вдруг схватил женщину за плечи и начал кричать ей в лицо. – Я тебя, сука белогвардейская, лично в подвале пристрелю, если не станешь давать показания! Давай отвечай: ты подтверждаешь связь с этим попом? 

И тут Екатерина Андреевна удивила владыку. Ободряюще улыбнувшись архиепископу, она спокойно произнесла: 

– Я никого не знаю и не могу никого назвать.

Странным образом, но спокойное мужество этой женщины, не сломавшейся под пытками, поразило архиепископа Гавриила в самое сердце. 

– Простите меня! – он попытался вскочить на ноги. – Я ошибся, я не знаю вас. Вернее, не знал до этого... Для протокола я хочу заявить, что я отказываюсь от всех ранее выбитых под пытками у меня показаний. 

И как ни бил его старший лейтенант Бранинов, больше владыка не проронил ни слова. 

* * * 

Екатерина Андреевна Арская, в девичестве Уртьева, родилась 1 апреля 1875 года в весьма известной семье Санкт-Петербурга. Её отец, Андрей Павлович Уртьев, был купцом 2-й гильдии, хозяином суконных мануфактур и магазинов «Торговый дом А.П. Уртьев и сыновья», располагавшихся в Гостином дворе. 

Екатерина Арская. Фото: общественное достояние
Екатерина Арская. Фото: общественное достояние

Ещё Андрей Павлович несколько раз подряд избирался гласным городской думы российской столицы, за что получил дворянство и титул почётного гражданина Петербурга, а также был бессменным ктитором и старостой церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Шпалерной улице.

Его супруга, Ксения Филипповна, занималась воспитанием девятерых детей – шестерых дочерей и троих сыновей. 

Екатерина Андреевна была самой младшей в семье. 

Как и её старшие сёстры, она учились в Санкт-Петербургском Александровском институте, созданном по образцу знаменитого Смольного института благородных девиц. Институт давал высшее образование для девочек из семей незнатного дворянства и почётных граждан. 

После окончания института Екатерина Андреевна вышла замуж за офицера артиллерии Русской императорской армии Петра Николаевича Арского, выпускника Павловского военного училища. 

Венчание молодых состоялось в феврале 1899 года – в храме приюта Принца Ольденбургского на Лиговском проспекте. 

Выйдя замуж, Екатерина Андреевна полностью посвятила себя семье, мужу и детям. Их в семье Арских было пятеро. Четыре дочери – Галина, Ираида, Павла, Наталья – и сын Иван, самый младший.

Все девочки воспитывались в Александровском институте, который окончила их мать, а Иван учился в реальном училище, состоял в скаутской организации. 

Воспитанию детей посвятил себя и Пётр Николаевич, который после войны с Японией уволился в запас. Кстати, за храбрость в сражении при Мукдене он удостоился ордена св. Анны 2-й степени с мечами и ордена св. Станислава – тоже с мечами.

Он перешёл на гражданскую службу в качестве чиновника Попечительного комитета императрицы Марии Фёдоровны – государыня была шефом Смольного и Александровского институтов. Также Арский служил полицмейстером в Императорском вдовьем доме, а в 1912 году по указу митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского) был утверждён в должности церковного старосты Воскресенского Смольного собора, коим и оставался до начала 1-й Мировой войны. 

В августе 1914 года капитана Арского призвали из запаса и направили в 5-ю бригаду Государственного ополчения командиром 28-й пешей дружины. В составе этой бригады он участвовал в боях против германцев под Варшавой, а в феврале 1915 года был ранен и переведён в Петроград. 

* * * 

Революционные события 1917 года стремительно изменили жизнь семьи Арских. Сначала они лишились состояния и двухэтажного особняка в самом центре Петрограда. Новые власти в виде исключения выделили им комнатку на первом этаже их собственного дома. Всё-таки Пётр Николаевич был призван в Красную армию как «военный специалист» – он стал комендантом здания Артиллерийских курсов РККА.  Екатерина Андреевна тоже устроилась на работу – портнихой в ателье. Перешивала старые вещи. Также она подрабатывала переплётчицей и санитаркой в госпитале – там иногда давали хорошие продуктовые пайки.

В те годы от роскоши и лоска имперской столицы не осталось и следа. Из Петрограда буквально во все стороны бежали многие жители, были закрыты магазины, практически прекратил работу городской транспорт, с большими перебоями подавали воду и электричество. Не хватало самых необходимых товаров, топлива и продовольствия, не было лекарств, деньги обесценились, то и дело вспыхивали эпидемии, процветало воровство, обнаглели  преступники.

Петроград медленно умирал. Баронесса Мария Дмитриевна Врангель в своём дневнике писала, что жизнь «стала вдруг совсем непереносимой, резко наступил страшный голод, никакого топлива не было». Вещи приходилось продавать, а жить отныне – на «четвертушке» (четверть комнаты. – Авт.). «Ноги обмотаны тряпками и обуты в галоши. Нет тепла, горячей воды; горожане спали, не раздеваясь, почти не мылись и вшивели. В столовых тёмная бурда с нечищеной гнилой картофелью, сухая, как камень, вобла или селёдка, иногда табачного вида чечевица или прежуткая пшеничная бурда… О болезнях и эпидемиях никто не беспокоится и даже не знают, отчего умер человек. Умирает просто, не болея, очень часто на ходу…»

Страшной зимой 1919 года от эпидемии холеры умерли старшая и младшая дочери Екатерины Андреевны – Галина и Наталия. 

На следующий год она потеряла всю свою семью. В течение одного месяца муж и дети умерли от дизентерии. 

Последовавший за этим период жизни Екатерины Андреевны практически неизвестен: была оборваны все связи с родственниками, которых революция и Гражданская война разбросали по свету. 

У неё осталось только одно: вера в Бога. И Господь не оставил Своё чадо. 

После пережитой трагедии Екатерина Андреевна нашла духовную поддержку в Александро-Невском братстве, которое тайно от властей собиралось в домовой церкви митрополичьего корпуса лавры. Екатерина Андреевна стала духовной дочерью и ближайшей помощницей архимандрита Льва (Егорова), одного из основателей братства и настоятеля одного из крупнейших соборов Ленинграда – храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых.

Екатерина Андреевна вошла в приходской совет Феодоровского собора.

* * * 

По свидетельству церковных историков, отец Лев Егоров был «одним из лучших представителей петербургского учёного монашества». Это о нём и его брате-священнике, иеромонахе Гурии, согласно преданию,  митрополит Антоний (Храповицкий) восхищённо сказал: «Вся Россия знает братьев Егоровых!».

Блестяще образованный человек, Лев (в миру Леонид) Егоров был выпускником историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, где занимался у профессора Державина методикой русского языка. Будучи студентом, он преподавал словесность в средних учебных заведениях столицы. В 1915 году Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской лавры с именем Лев и возведён в сан иеродиакона и иеромонаха. В том же году принял монашеский постриг с именем Гурий и его младший брат Вячеслав. Оба вошли в братию Александро-Невской лавры (кроме того, отец Гурий был назначен настоятелем Крестовой церкви при лавре).

Накануне революции они снискали себе славу как настоящие народные проповедники, которые несли Слово Божие в самые бедные рабочие кварталы Петрограда. 

После же революции они первыми откликнулись  на призыв Патриарха Тихона: «А вы, братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав церкви православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброй волей становиться в ряды духовных борцов...» 

Три молодых иеромонаха – Иннокентий (Тихонов) и братья Лев и Гурий (Егоровы) – и создали такой духовный союз для защиты самой лавры.

 

* * * 

С первых дней Октябрьского переворота большевики начали отбирать у церкви храмы, а принятый в январе 1918 года «Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах» окончательно развязал руки новой власти: теперь она совершенно «законно» могла отбирать у церкви любое имущество, включая и помещения. Наконец, в 1919 году встал вопрос и о захвате Александро-Невской лавры в Петрограде. Вопрос реквизиции лоббировала сама нарком государственного призрения Александра Коллонтай, планировавшая использовать монастырские помещения для нужд своего наркомата.

19 января 1918 года в лавру прибыл отряд из 17 матросов и красногвардейцев. Когда комиссар отряда Иловайский предъявил приказ сдать всё лаврское имущество: вещи, ценности, капиталы и помещения, крепкие монахи, многие из которых были бывшими фронтовиками, быстро скрутили и обезоружили незваных гостей. Разгневанный комиссар тут же позвал подмогу – два грузовика краснофлотцев с пулемётами, которые тут же открыли огонь очередями по монахам. В ходе «штурма» погиб отец Пётр Скипетров, протоиерей Скорбященской церкви, что за Невской заставой. 

20 января, то есть на следующий день после убийства отца Петра, митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) пригласил всех православных на общегородской крестный ход в защиту церкви. И этот крестный ход, к немалому удивлению большевиков, собрал несколько сотен тысяч человек. 

Екатерина Арская с дочерью. Фото: общественное достояние
Екатерина Арская с дочерью. Фото: общественное достояние

Власти были вынуждены временно отступить.

Когда же угроза захвата лавры миновала, то Александро-Невское православное братство продолжило свою работу и даже значительно расширило свою деятельность. Членами становились не только монахи или священники, но прежде всего миряне – и профессора петроградских вузов, и обычные мещане, и рабочие. 

Братство помогало репрессированным и их родным, поддерживало больных, серьёзное внимание в братстве уделялось духовному образованию. При братстве существовало несколько кружков: литургический, философский, богословский, по изучению монашества – мужской и женский.

Один из членов Александро-Невского братства вспоминал: «Несмотря на тяжелые условия голодного и холодного существования (очень плохо было с топливом) и всякое неустройство во всех областях хозяйства города и страны в целом, верующие люди находили великую поддержку в церкви, в церковных службах, крестных ходах, ночных молениях, беседах. Особенно молодёжь горела духом. При многих храмах были молодёжные объединения, кружки, детские группы, многие учились в богословском институте, посещали пастырские курсы».

Вскоре в Петрограде начали появляться похожие братства. Газета «Известия» писала: «В Петрограде свирепствует какая-то эпидемия братств, духовных кружков, подготовительных религиозно-схоластических школ. Духовенство обрабатывает этим путем молодёжь...»

* * *

В 1922 году на церковь обрушилось новое испытание – обновленческий раскол. Митрополит Вениамин Казанский принял решение об отлучении от церкви главного лидера «Живой церкви» и самозваного митрополита Александра Введенского.

Это решение дорого обошлось митрополиту – вскоре он был арестован. Было открыто два уголовных дела – о православных братствах и о сопротивлении изъятию церковных ценностей. Всего чекисты арестовали 110 обвиняемых. Среди них были и братья Егоровы.

Их приговорили к 3 годам ссылки. Отца Гурия отправили к Ледовитому океану – Усть-Цильма, река Печора. Отец Лев отбывал срок в Оренбургской губернии, а затем на соляных приисках у озера Эльтон. 

Во время их отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась.

По возвращении в Петроград отец Лев некоторое время оставался заштатным священником, зарабатывая на жизнь как переплётчик (позже, в 30-е годы, эта специальность будет указана в его лагерной карточке). В октябре 1926 года его назначили настоятелем одного из крупнейших соборов Северной столицы храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых на Миргородской улице.

Постепенно туда перешла большая часть членов братства, в том числе и два братских хора.  

Вскоре иеромонах Лев был возведён в сан архимандрита и стал исполнять обязанности благочинного монастырских подворий. 

Также он преподавал русскую литературу и являлся членом педагогического совета Богословско-пастырского училища, в котором в то время обучалось около 70 человек. 

Популярность Богословско-пастырского училища стала вызывать раздражение у властей, которые поручили ГПУ сфабриковать новое дело. 

Весной 1927 года архимандрит Лев был арестован, но в конце концов дело развалилось. В ноябре 1927 года всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год дело вообще было прекращено. 

* * * 

До 1932 года архимандрит Лев служил настоятелем Феодоровского собора. Несмотря на фактически нелегальное существование, братство продолжало запрещённую советскими законами миссионерскую и благотворительную деятельность.

В это время количество членов братства достигло сотни человек. Причём большинство братчиков были женщинами, которые жили небольшими общинами. 

Екатерина Арская, как она позже показала во время допросов, жила в маленькой сестринской общине: «Живу я совместно с членом нашей церковной двадцатки Осадчей Анной Ивановной и её племянницей Инной Евгеньевной Шияновой».

Самая крупная сестринская община проживала в квартире на Конной улице. Там жила монахиня Мария (Шмидт), медсестра  Мария Маракушина из больницы им. Свердлова, фельдшер заводской больницы Елизавета Леванцова, учительница Анастасия Аристова – всего десять сестёр.

На допросе Мария Маракушина так рассказала следователю о правилах жизни в общине:  «Жизнь наша в общежитии проходит в монашеском бдении и, по возможности, в молитве. В театры мы не ходим, безбожной и советской литературы не читаем, светских песен не поём и по клубам не ходим. Разница между нами и монахинями заключается только в том, что мы не пострижены». 

При этом все сестры работали в различных учреждениях или шили одеяла на дому.

Ежемесячно они сдавали от 30 до 80 рублей старшей сестре на общий стол, оплату квартиры и помощь арестованным духовникам. 

Утренняя и вечерняя молитвы были общими, утром сестры ходили в Феодоровский собор, где они все пели в хоре под руководством инокини Веры (Киселёвой). 

Некоторые сёстры частным образом преподавали Закон Божий в верующих семьях. Учительница Аристова заявила на допросе, что их задача заключалась и в «подготовке верных защитников Церкви от безбожия и богословски грамотных». 

* * * 

В 30-х годах – с началом коллективизации – власти предприняли новую волну гонений и репрессий против всех течений Русской православной церкви. Была предрешена участь монашеских коммун, артелей и монашества в целом как «социальных институтов, чуждых социалистическому образу жизни». 

Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались приходскими. 

В 1930 году был арестован о. Гурий вместе с несколькими братчиками. После этого о. Лев запретил всем своим духовным детям не только с кем бы то ни было говорить о братстве, но и вообще употреблять такие слова, как «братство», «сёстры«» и «братчики». Все товарищи  – и никак иначе. 

Петр Арский и Екатерина Арская. Фото: общественное достояние
Петр Арский и Екатерина Арская. Фото: общественное достояние

Но и такие тщательные меры предосторожности не уберегли Александро-Невское братство. В так называемую «святую ночь» с 17 на 18 февраля 1932 года сотрудниками ГПУ было арестовано более 500 священников и мирян, в том числе 92 активных члена братства, среди которых был и архимандрит Лев (Егоров), и все братские отцы и миряне. 

Им инкриминировались очень серьёзные обвинения: «доказано, что “братство” в настоящее время, как и в первые годы своего существования, являлось передовым отрядом церковной контрреволюции, указывая православной церкви пути борьбы против пролетарского государства…». Помимо этого, подследственным вменялось создание «воинствующего ордена истинно-православных людей» по типу «Союза Михаила Архангела» с прямым подражанием наиболее деятельным и реакционным орденам Римско-католической церкви, а также связи с заграничными «церковниками-белогвардейцами». 

После арестов всего попечительского совета Феодоровского храма собор был закрыт. Из протокола заседания президиума исполкома облсовета: «Учитывая крайнюю нуждаемость “Союз-молоко” в помещении для обработки молочных продуктов и возможность при весьма незначительных затратах приспособить Романовскую церковь для указанных целей, которая по своему месту нахождения является удобной для “Союз-молоко”, церковь ликвидировать, здание передать “Союз-молоко”».

* * * 

В ночь на 18 февраля 1932 года была арестована и Екатерина Андреевна Арская – как активная участница контрреволюционной организации и ближайшая сотрудница архимандрита Льва. Арскую обвинили в том, что она «в течение ряда лет вела контрреволюционную пропаганду, направленную на организацию антисоветских элементов для борьбы с советской властью». 

Екатерина Андреевна, отрицая всякую причастность к контрреволюционной деятельности, отказалась называть какие-либо фамилии и давать показания, чтобы не навлечь своими словами беду на кого-нибудь из знакомых. 

– Об Александро-Невском братстве я ничего не знаю и также никого не могу назвать из своих знакомых по церкви, так как, хотя я и была членом двадцатки в течение полутора лет, но ни одного не знаю по фамилии и именам, – заявила она следователю. – Льва Егорова я посещала как его духовная дочь или по чисто церковным делам. Больше показать ничего не могу. 

Никаких доказательств причастности Арской к Александро-Невскому братству в материалах дела нет, зато фраза из обвинительного заключения  – «бывшая дворянка, жена царского полковника» – на машинке была набрана крупным шрифтом. 

В итоге по приговору Коллегии ОГПУ СССР Екатерина Андреевна получила 3 года исправительно-трудового лагеря (ИТЛ).

* * * 

Срок она отбывала в Карлаге – Карагандинском исправительно-трудовом лагере в Казахстане, который занимает особое место в истории репрессий.

Карлаг был создан для постоянного производства продукции и был одним из крупнейших сельскохозяйственных и промышленных лагерей системы ГУЛАГ. Для этого управлению Карагандинского лагеря были выделены земли площадью более двух миллионов гектаров, были построены мясокомбинат и промкомбинат, стекольный и сахарный заводы, ремонтный завод и швейные мастерские, маслобойка, мельницы, овощехранилища и так далее. 

В швейных мастерских и работала Екатерина Арская.

* * * 

После освобождения из лагеря Екатерине Арской было запрещено возвращаться в Ленинград. 

Но она точно знала, куда ей надо ехать: в город Боровичи Новгородской области, на родину братьев Льва и Гурия Егоровых. Именно сюда незадолго до ареста братства архимандрит Лев призвал возвращаться после ссылок и лагерей всех своих духовных детей. Городок тихий, до властей – далеко. Здесь будет новый центр братства. 

И точно, не успела Екатерина Андреевна устроиться в Боровичах, как встретил много знакомых лиц: и владыку Гавриила Воеводина, и келейника архимандрита Льва Алексея Правдина, и бывшего священника Феодоровского собора Николая Воскресенского. 

Но главное – она встретила наконец Киру Оболенскую, которая стала и её подругой, и настоящей сестрой во Христе. 

Продолжение следует 

Читайте также