Княжна Кира Ивановна Оболенская принадлежала к древнему боярскому роду, который вёл свою родословную едва ли не от самого Рюрика. Вернее, она принадлежала к обедневшей ветви этого весьма разветвлённого рода, обладавшего поместьями чуть ли не в половине губерний империи. Но вот в семье князя Ивана Дмитриевича и княгини Елизаветы Георгиевны Оболенских из всех родовых богатств могли похвастать только небольшим имением во Владимирской губернии, громким титулом и дворянским гербом, который всё равно некуда было вешать за неимением дворца с коваными воротами или даже кареты с четвёркой вороных.
Князь Иван Дмитриевич Оболенский более 14 лет служил полковым адъютантом 13-го Гусарского Нарвского полка, дислоцированного под городом Седлецом Привислиноской губернии, что располагался в 50 верстах от Варшавы (сегодня это территории Польши). Должность вроде бы небольшая, но почётная, ведь командиром полка был барон Оскар Александрович фон-Стемпель, прославленный герой Русско-турецкой войны, а шефом гусар – сам великий князь Константин Николаевич. Кстати, барон фон-Стемпель был энтузиастом конных скачек, став родоначальником конного спорта в Российской Императорской кавалерии, так что адъютанту Оболенскому пришлось часто бывать при дворе в столице, где были свои поклонники скачек.
Выйдя в отставку в чине штабс-ротмистра, Иван Дмитриевич перешёл в «гражданский чин», получив назначение начальника Влодавского уезда в той же Седлецкой губернии, где стоял полк. Женился, купил дом в городке Грубешове. Там в 1889 году и родилась девочка Кира – вторая по старшинству из семерых детей Оболенских (всего у Оболенских было две дочери и пятеро сыновей).
* * *
Иван Дмитриевич, сам военный человек, своих сыновей хотел видеть только военными. И послал их учиться в военные училища в столицу. Сначала – в Императора Александра II кадетский корпус, затем – либо в Николаевское кавалерийское училище, либо в Михайловское артиллерийское.
Дочерей же он отправил получать образование в самое престижное женское учебное заведение Российской империи – Смольный институт благородных девиц. По сути, такое же военное училище, только без строевой подготовки и стрельб,
«Желая дочь мою, княжну Киру Ивановну Оболенскую, определить на собственном иждивении в Николаевскую половину Смольного института, прошу Совет учинить о том распоряжение на основании прилагаемых документов», – писал Иван Дмитриевич в своём прошении, отправляя десятилетнюю Киру в Санкт-Петербург.
В 1904 году 15-летняя Кира окончила институт с серебряной медалью.
Кира Ивановна Оболенская. Фото: общественное достояние* * *
А вскоре и вся семья Оболенских решила переехать в Петербург.
Вернее, не переехать, а бежать – как тогда многие бежали от страха перед гонениями на русское население, ведь в те революционные годы и Седлецкая губерния, и весь Привислинский край стали настоящей пороховой бочкой, которую усиленно поджигали западные эмиссары. Даже «Указ о свободе совести», изданный государем 17 апреля 1905 года, в первый день Пасхи, не успокоил чувства «обиженных» поляков, но привёл к отчаянной борьбе католичества с православием.
Митрополит Евлогий (Георгиевский) позже вспоминал: «Ни Варшавского архиепископа, ни меня не предуведомили об указе, и он застал нас врасплох. Потом выяснилось, что польско-католические круги заблаговременно о нём узнали и к наступлению обдуманно подготовились. Едва новый закон был опубликован – все деревни были засыпаны листовками, брошюрами с призывом переходить в католичество. Агитацию подкрепляли ложными слухами, низкой клеветой: “Царь уже перешел в католичество... – переходите и вы! Иоанн Кронштадтский тоже принял католичество – следуйте его примеру!” и т.д. Народ растерялся... На Пасхе я был засыпан письмами от сельского духовенства, по ним я мог судить, насколько опасность серьёзна. На местах было не только смущение, а настоящая паника.
“У нас бури, волнения, слёзы, крики... разъясните, помогите!..” – вот вопли, обращённые ко мне.
Меня уведомляли, что католики объясняют военные наши неудачи (в Порт-Артуре. – Авт.) – карой Божией на Царя за притеснение поляков; японцев называют “орудием Божиего гнева”; говорят, что Римский Папа послал им благословение...
В народной массе создалось впечатление безысходной обречённости. Признаюсь, администрация и мы, представители Православной Церкви, растерялись. Ко мне стали приезжать священники – просят поддержки, плачут, волнуются: “Если так будет продолжаться, все уйдут в католичество…”
А польские помещики повели наступление со всей жестокостью материального давления на зависимое от них православное население. Батракам было объявлено, что лишь перешедшие в католичество могут оставаться на службе, другие получат расчёт. Были угрозы, были и посулы: графиня Замойская обещала корову каждой семье, принявшей католичество...
На мой архиерейский двор стали стекаться толпы народа со слёзными жалобами, с мольбой о помощи: “Мы пропали... Что нам делать?” – “Держитесь, будьте стойки!” – говорил я. А они уныло: “А как нам стойкими быть?..” И верно – как от них было требовать стойкости?.. Многие, очень многие, раздавленные безысходностью, приняли в те дни католичество; правда, не все – “за совесть”, некоторые лишь официально, а в душе оставались верными православию и по ночам ходили к нашим священникам. Ксендзы торжествовали, объявили 1 рубль награды всякому, кто обратит одну православную душу в католичество.
Далее быстро стали нарастать события… В Польском крае революция проявилась бурно. В Варшаве было массовое избиение стражников. В университете возникли серьёзные беспорядки.
Еврейский погром в Седлеце носил характер жестокой расправы. Начали стрелять евреи, тогда нарвские гусары учинили нечто невероятное. По уставу полка, офицеры – их было до 50 человек – не имели права жениться, только командир был женатый. Можно себе представить, до какой распущенности дошли в обстановке погрома холостяки без узды... Вообще положение создалось в привислянских губерниях тревожное, представителей власти пугающее. Генерал-губернатор Скалон укрылся в крепости, другие начальствующие лица бездействовали. Правительственный корабль точно потерял направление…»
Разумеется, революционеры пообещали отомстить, и семья князя Оболенского могла стать первой мишенью террористов.
* * *
В Петербурге семья Оболенских была вынуждена жить очень скромно. Вместо собственного дома поселились в скромной квартире – на 6-м этаже доходного дома на Можайской улице.
Сам Иван Дмитриевич из всех доходов имел только военную пенсию – весьма скромный по тем временам доход для семьи, воспитывающей семерых детей. Так что пришлось Кире Ивановне оставить все мечты о светской жизни в столице и идти работать учительницей русского языка и литературы в Женскую гимназию княгини Александры Алексеевны Оболенской, основанную её дальней родственницей в 1870 году.
Гимназия княгини Оболенской была очень известным статусным заведением, где девушек как высоких дворянских фамилий, так и из простых мещанских семей готовили к университетскому курсу. Здесь училось немало известных женщин: актриса Вера Комиссаржевская, дочь писателя Салтыкова-Щедрина Елизавета, Александра и Ольга Столыпины – дочери Петра Аркадьевича Столыпина, а также Надежда Константиновна Крупская, будущая супруга вождя мирового пролетариата, которая родилась в бедной дворянской семье военного и гувернантки.
Кира Оболенская никогда и нигде не подчёркивала своего княжеского происхождения и не требовала к себе особого отношения, оставаясь везде человеком простым и добрым.
Также она преподавала в школе для рабочих в посёлке «Самопомощь» неподалеку от станции Саблино под Петербургом. Там немецкие магнаты Макс и Адольф Франки построили «Саблинский стекольный завод» и открыли школу для заводской молодёжи. Также в Саблино работали кирпичный завод П.П. Сирикова и бумажно-картонажная фабрика Г.-Я. Эггерса – бурно развивающемуся российскому бизнесу требовались образованные рабочие.
Третье место работы княжны – школа для детей рабочих завода ТРАРМ (или «Товарищество Российско-Американской резиновой мануфактуры») – в народе этот завод на набережной Обводного канала звали просто «Треугольник» из-за треугольного штампа всех изделиях.
Возможно, именно там, в рабочих семьях и в кварталах первого мегаполиса России, в сердце княжны Оболенской возросло и окрепло её глубокое религиозное чувство. И понимание, что православную веру нужно не только защищать от политических нападок недругов России, но прежде всего необходимо защищать церковь внутри самой православной державы – от равнодушия прихожан и священнослужителей, от нежелания тех, кто причислял себя к христианам, действительно следовать за Христом. И защищать веру не с оружием в руках, как учил её отец, но искренним желанием послужить Богу и ближнему – именно это понимание и будет определять весь дальнейший жизненный путь княжны.
* * *
Как только началась Первая мировая, война все князья Оболенские пошли добровольцами в Лейб-гвардии Егерский полк – именно егеря были направлены в родные места Привислинской губернии бить немцев.
Первый бой гвардейцев состоялся 6 ноября 1914 года под Пясовой Скалой. Рота егерей отбила атаку 45-го Венгерского и 6-го Боснийского полков, перешла в атаку, отбила попавших в плен товарищей из разведки и сама взяла в плен 5 офицеров и 284 венгерских солдат.
В этом бою погиб Вадим Оболенский. Из рапорта командования полка: «Во время разведки под Пясовой Скалой (Келецкой губ.) выбежал из окопов вперёд и был смертельно ранен в живот и в ногу. Скончался ночью в доме лесника…»
Следом в феврале 1915 года в боях у польского города Ломжа погиб старший брат Борис. Из рапорта: «В бою у деревни Кобылин 5 (18) февраля 1915 года поручик Борис Оболенский, будучи командиром роты Лейб-Гвардии Егерского полка, получил сведения о трудном положении полуроты Лейб-Гвардии Егерского полка. Поручик Борис Оболенский, ведущий героический бой по собственному почину, собрал всю полуроту и роту Лейб-Гвардии Егерского полка, ринувшись вместе с бойцами роты Лейб-Гвардии Егерского полка в контратаку. Когда все офицеры несли потери, поручик Борис Оболенский принял общее командование ротой Лейб-Гвардии Егерского полка. Совместной стремительной и решающей штыковой контратакой поручик Борис Оболенский вместе с бойцами роты Лейб-Гвардии Егерского полка, проявив мужество и героизм, сумел путём рукопашных схваток уничтожить выстрелами из револьвера, ударами сабли и врукопашную немецких захватчиков, нанеся немецким захватчикам поражение. Поручик Борис Оболенский вместе с бойцами роты Лейб-Гвардии Егерского полка ворвались в окопы немецких захватчиков… В результате героического боя поручик Борис Оболенский удержал важную в стратегическом отношении деревню Кобылин за собой».
Кира и сама рвалась на фронт – она окончила курсы сестёр милосердия, затем поступила на высшие курсы французского и немецкого языков, чтобы быть переводчиком при штабе. Но, увы, в водовороте революции, захватившей столицу после февраля 1917 года, требовались совсем другие навыки.
Все знакомые и друзья Оболенских уже покинули Петроград. И писали из Европы: чего вы медлите?! Неужели вы думаете, что большевики вас пощадят?! Но Иван Дмитриевич не мог бросить своих младших сыновей, все ещё не вернувшихся с войны.
Вадим, Павел, Борис и Иван Дмитриевич Оболенские. Фото: martyr-spb.ru* * *
Гражданская война принесла новые потери.
В 1920 году в боях за Крым погибает 27-летний Юрий Оболенский, капитан Добровольческой армии ВСЮР (Вооружённых сил Юга России).
К Белому движению князь Оболенский присоединился, как только вернулся в Россию с «марковцами» – полком генерал-лейтенанта Сергея Маркова, одного из немногих высших офицеров Российской империи, не участвовавшего в «заговоре генералов» против государя.
В 1-м Офицерском «Марковском» полку он стал начальником учебной команды 4-го (гвардейского) батальона, затем – командиром сводно-гвардейского запасного батальона.
Осенью 1919 года ВСЮР потерпели стратегическое поражение в ходе похода на Москву. Генерал Марков погиб в бою, белые войска повсеместно отступали, утратили прежние позиции, потеряли Киев, Белгород, Курск, Донбасс, Донскую область и Царицын. 3-й армейский корпус генерала Слащева (к нему перешли все «марковцы») получил приказ организовать защиту Крыма как последнего рубежа России.
В Крыму он чудом встретился с братом – Павлом Оболенским, бывшим штабс-ротмистром гусарского полка, который также присоединился к Белому делу.
В 1918 году его захватили большевики, которые поставили офицера-«золотопогонника» к стенке – вместе с другими пленными и заложниками. Но Павел Иванович чудом остался жив. Выбравшись ночью из расстрельного рва, он несколько дней полз к своим и в конце концов тоже оказался в лазарете в Крыму.
Но совместная служба братьев оказалась недолгой.
В марте 1920-го князь Юрий Оболенский погиб в ходе отражения штурма красными Перекопа. Как следует из рапорта командования, он скончался от ран, полученных в боях с красными у деревни Ново-Николаевка.
Князь Павел Оболенский был вновь тяжело ранен и в тяжёлом состоянии эвакуирован на корабле «Лазарев» в лагерь русских беженцев под Константинополем.
(Павел Иванович выжил и поселился в эмиграции в Германии.)
И в том же проклятом 1920 году от чахотки и туберкулёза умирает отец, князь Иван Оболенский.
На руках Киры Ивановны остались больные мать и младшая сестра Варвара.
* * *
Революция не изменила профессиональную деятельность княжны Оболенской.
Она по-прежнему работала учительницей в бывшей школе завода ТРАРМ, которая стала школой для фабрично-заводской молодёжи. Потом перешла в школу №73 Петроградского района.
Долгое время Кира Ивановна вела уроки, пока в начале 30-х от «бывших» (тем более с дворянским происхождением в анкете) не стали избавляться повсеместно. И Кира Ивановна перешла на работу в школьную библиотеку.
В самой середине эпохи нэпа Кира Ивановна стала прихожанкой Феодоровского собора Санкт-Петербурга и активным членом Александро-Невского православного братства. Там же она познакомилась и со своей подругой Екатериной Арской – сегодня их часто изображают вместе на иконах.
Икона с изображением мученицы княжны Киры Оболенской. Фото: martyr-spb.ru
Ольга Альбертовна Эльбен. Фото: spslc.ru
На стройке Беломоро-Балтийского канала. Фото: Государственный Литературный музей / russiainphoto.ru