«Покаяние за деда» – одна из 10 дилемм общероссийского социологического исследования «Преодоление трудного прошлого: сценарий для России», которое проводилось практически во всех регионах нашей страны. Количество опрашиваемых – стандартная выборка, 1610 человек. Респондентам был предложен вопрос к такому сюжету: «Известный телеведущий узнал, что его дед в годы репрессий лично принимал участие в вынесении и исполнении смертных приговоров. Он решил публично покаяться за своего деда и попросить прощения у потомков тех, кто мог оказаться среди его жертв. Правильно ли поступил телеведущий?». Анна Алиева, кандидат социологических наук, заместитель декана факультета религиоведения Свято-Филаретовского института: Мы анализировали только расширенные ответы 127 человек, примерно 8% от основной выборки. Но, что интересно, в эти 8% попали респонденты практически по всей выборке по месту жительства, образованию и по поло-возрастной структуре. Единственный небольшой перекос – молодые женщины почему-то не склонны были отвечать подробно, среди мужчин такого перекоса не наблюдалось. Как не было его и по результатам ответов. Как и во всей выборке, в нашем сегменте подробных ответов около 60% поддержали внука и около 30% его не поддержали. Остальные затруднились с оценкой. Всего мы выделили 5 групп ответов. 1. Активная поддержка покаяния внука – 30%. «Покаяться всегда хорошо, чтобы простили деда», «дед не может за себя просить прощения, очень хорошо, что внук попросил», «по-человечески поступил, теперь будет с чистой душой жить и творить», «хватило же мужества признаться в этом, а мог бы промолчать». Среди ответивших таким образом значительный процент мужчин, чаще возраста «40-50 +». 2. Личный выбор – 28% опрошенных. «Это вопрос личной совести – как решил так и правильно», «это же его дед и его репутация», то есть к этому выбору нельзя применить никакие этические категории. При этом 21% солидаризировались с внуком и 7% нет. 3. Дети за родителей не отвечают – 17%, и большая часть из них (11%) не согласились с выбором внука. «Внук ни в чем не виноват, не надо извиняться», «внук не может судить», «сын за отца не отвечает, внук – за деда», «надо забыть уже всё, мало ли что там дед делал», «Бог рассудит», «не надо ни каяться, ни врагов искать, жизнь надо новую строить», «у человека была определённая работа, он её выполнял», «через 10-20 лет всё вернется на круги своя, что опять это всё перетасовывать?». 4. Пиар внука. Небольшая, но яркая часть (7%) не верят в искренность заявления журналиста: «Это всего лишь пиар для телеведущего – какое имеет отношение к деду внук?». Был один респондент, который согласился с выбором внука, «потому что это известный человек». 5. 5% считают, что «не стоит ворошить прошлое», «не надо всё это», «все уже умерли, что их ворошить». Покаяние как раз в этом смысле – очень хорошая тема. Потому что если люди чувствуют грех, чувствуют совершённое их предками зло как своё – то они каются в этом зле и в этом грехе. Не прямо за своих предков, а в их грехе, потому что они его чувствуют как свой. И это, по-моему, очень живая экзистенциальная ситуация. Люди, каясь в грехах своих предков, каются в них как в своих, потому что они берут на себя этот грех. Всё-таки мы не случайно и о Христе думаем и молимся как об Агнце Божьем, который «уносит грех мира», или, в другом переводе, «берёт на себя грех мира». И грех мира – это не только то, что совершали предки, и даже не только свой народ или своё поколение. Это грех всего мира. Христиане в этом смысле должны быть близки Христу, как-то подражать Ему – и брать на себя если не грех мира, то хотя бы то, что нас напрямую касается. Мы же все несём на себе родовые язвы того времени, когда советские преступления совершались, они на нас действуют непосредственно. Мы, может быть, не совершаем тех же самых грехов, но мы находимся под страхом. А страх возник тогда, в те самые двадцатые-тридцатые годы, и дальше – в сороковые, пятидесятые, шестидесятые, и потом он дошёл и до нас. Мы жертвы тех же самых грехов – здесь есть какая-то очень глубокая взаимосвязь между людьми. Только не все её готовы признать и так близко к сердцу принять, чтобы каяться в тех грехах, в том зле, которое совершалось тогда, как в своём, ныне совершающемся. Это требует большой силы духа, большого мужества, смелости, дерзновения, какой-то внутренней свободы. Такое покаяние – это всегда ещё акт любви и свободы. А что вообще может быть больше этого? Поэтому нам так важно не просто ввести понятия какой-то коллективной ответственности. Всем известно, что коллективная ответственность – вещь обоюдоострая, в этом может быть что-то хорошее, но ведь может быть и что-то плохое, умаляющее свободу личности. Нужна не коллективная ответственность, а именно личностное восприятие всей нашей жизни – и вширь, и вглубь, и ввысь. Без этого личностного восприятия жизни во всем её объёме, внутреннем и внешнем, человек не может стать вполне человеком, то есть не может стать собой. Поэтому вопрос о таком покаянии – принципиальный, без этого неоткуда взять силы, чтобы освободиться от ужасных последствий прошлого, которые мы часто не осознаём, считая многие превратности нашей современной жизни чем-то само собой разумеющимся или новоявленным. Я тоже хочу присоединиться к словам благодарности тем, кто такое исследование делал. Оно даже не совсем социологическое, какое-то очень глубокое, оно обращается к самой совести человека, каждого респондента. Неслучайно многие начинали рассуждать, думать, что-то собирать внутри себя – и рождалось то, что заставляло людей иногда менять свою позицию, что совершенно нормально в этом процессе. Я не могу сказать, что наш народ готов к покаянию. К сожалению, не могу. Хотя результаты опроса и анализа, нам представленного, очень утешительны. Мы привыкли думать о себе, о своём народе значительно хуже, что чуть ли не все у нас за Сталина, а опрос-то показывает радикально другое. Это очень обнадёживает. Хотя привычка молчать, жить двойной жизнью остаётся. Страх остаётся. А отсюда рождается и преемственность в каких-то агрессивных реакциях.
Продолжение здесь
