Начало здесь
Дьякон или священник может жениться только однажды. Если развод происходит не по его вине, он продолжает своё служение. Если решит жениться во второй раз, то должен быть извержен из сана и стать мирянином. Всякий, кто давно живёт в церкви, знает, какая это острая и широкая проблема – разводы, не говоря уж о случаях, когда официально люди не разведены, но браком и семьёй назвать иной союз клирика и его супруги неловко. Растёт число священнических разводов или нет – никто не скажет. Эти факты, мягко говоря, не афишируются, ведь семью называют чуть ли не главной церковной ценностью, оставляя в тени трагедию несостоявшейся или остывшей любви и опустошение судеб людей, решивших посвятить себя служению Богу и Церкви.
«Стол» продолжает публикацию материалов о разводах священнослужителей и ждёт ваших откликов – идей, как это можно одолеть. Наш собеседник – тридцатилетний священник из Сибири, руководитель одного из епархиальных отделов, преподаватель семинарии. Он просил не называть его имени и места служения.
– Понятное дело, что так даже не в большинстве случаев происходит, а в 99% – знакомство семинариста со своей избранницей… Я сейчас преподаю на последнем курсе у студентов семинарии и вижу, что нет такого, чтобы свобода в отношениях со Христом стояла у них на первом месте или хотя бы чтобы они стремились устроить свою жизнь в такой свободе. Многое, конечно, зависит от того, что они слышат в семинарии. Это существенно определяет стратегию их дальнейшей жизни. Прости, Господи, но десять лет назад нам вообще так говорили: «Извини, на тебя церковь пять лет потратила, ты покушал, имел крышу над головой, тебе давали образование – теперь определяйся, рыба ты или мясо: или женись, или постригайся в монахи». Перед рукоположением нужно определить свой семейный статус, потому что если ты не женился, а уже стал дьяконом или священником, то, по канонам, создавать семью уже нельзя.
Понятное дело, что я такую грубость не принимал близко к сердцу, но тем не менее всё время помнил, что нужно найти жену. Потому что если ты не ощущаешь себя скроенным на монашеский лад – как тебе ещё полноценно Богу служить? Ведь нету всерьёз приходского участия мирянина в богослужении: один часы прочитает, другой Апостол прочитает – конечно, всё это не то, что я искал… Пока учился в семинарии, хотелось просто открывать, и открывать, и открывать Бога. Может, это плохо так говорить, но самым прямым способом служения виделось, конечно, священство. Хотелось даже не столько каких-то целей достигнуть, а вот просто – служить.
После хиротонии. Фото: Saint-Petersburg Theological Academy / FlickrНекоторые студенты говорят мне: «Я хочу просто служить литургию». Я понимаю, что дело не в том, будет он чашу своими руками брать или дары принимать, – человеку хочется большего вовлечения в одно пространство с Богом. Какой он видит выбор? Либо становишься священником – тогда женись или в монахи, либо мальчиком на побегушках, который окончил семинарию и не нужен никому. Он не понимает ещё, что даже в случае рукоположения он этого вовлечения в богослужение может не найти. Этому, прямо скажем, не учат семинарии, потому что церкви, как показывает суровая действительность, нужен требоисполнитель – тот, кто будет (простите за выражение) зарабатывать деньги для церкви.
Я вспоминаю свой курс. Нас окончило девять человек, но в первый год только двое из нас стали священниками, ещё двое позднее. Остальные пять – кто-то потерялся (положим, работает на заводе), кто-то совсем от церкви отошёл, в его делах не то что нет религиозного содержания, скорее есть антирелигиозное. У меня было два мотива: хочу служить людям и хочу служить литургию. И, понятное дело, они всегда были связаны. Поэтому надо было скорее совершать выбор: монахом ты становишься или женатым – всё.
– Но вы-то влюбились, перед тем как жениться?
– Поисков было много у всех нас, но я даже не знаю «влюбляшек». Было, конечно, погуляешь, поузнаёшь: подходит тебе она или не подходит. А потом произошло так, что нашёлся человек подходящий. Грубо это звучит? Да, наверное, «подходящий» – грубо звучит. Но начинаешь со временем понимать, что готов на какие-то жертвы ради этого человека, но надо же и свой план исполнить, чтобы иметь возможность служить Богу.
– Выполнить условия рукоположения?
– Конечно, с человеком, с которым ты ложе делишь, не будешь в начале отношений всё это откровенно говорить. А потом начинаешь любить человека, потому что она рядом, потому что она тоже терпит твои – иногда очень большие – недостатки.
Не хочется врать, что влюбился. Теперь уж тем более после всего, что произошло в личной жизни. Понятно, что будущая супруга чувствует это. До брака мы были знакомы восемь месяцев – и всё.
– Не так и мало.
– Не мало, но нужно учитывать, что за эти месяцы встречались мы, может, пять раз, а может, семь. Я вам рассказываю и вспоминаю, что в момент, когда делал предложение, не было такого «да, согласна», или «не согласна», или «подумаю», или ещё что-то. Потом как-то разговаривали, я ей напомнил:
– Может, так у нас всё расклеилось, потому что ты «да» не сказала?
– Но я же и «нет» не сказала…
– А у вашей невесты была любовь к вам, как она решилась выйти замуж?
– Мы об этом разговаривали уже в процессе начавшегося семейного конфликта. Она правда влюбилась. Ожидала, что я тот посланный Богом мальчик. Всё же при церкви происходило.
– Сколько продлился ваш брак и как скоро начался кризис?
– Шесть с половиной лет продлился. Кризис начался примерно через четыре или четыре с половиной года. Последние два года то шли, то как-будто не шли. Мы и к семейному психологу ходили советовались, рассказывали, что происходит…
Фото: Saint-Petersburg Theological Academy / Flickr– Что послужило причиной вашего развода? Кто был инициатором?
– Причин было много. Как потом выяснилось, они копились из-за того, что мы не сумели откровенно разговаривать друг с другом. Как-то нужно было себя к этому приучить, но была боязнь, вдруг что-то не так поймёт. И всё это копилось, копилось, копилось.
Трудно выстраивать приоритеты – чему прямо сейчас важнее посвятить время. Потом, конечно, это высказывалось, что ребёнок родился, а ты вместо того, чтобы побыть с женой и с ним, бежал исполнять волю настоятеля, который сказал: «Надо». Ни про какие отпуска, чтобы помогать жене с ребёнком, даже и речи не шло. Конечно, ругались. Да и матерились… В какой-то момент начался полный «разрыв шаблонов».
– У вас была общая духовная жизнь, совместная молитва, чтение Писания? Ну и – самое главное – какое-то общее понимание пути, общее исповедание Христа? Всё-таки для вас как для христианина, которого я не один год знаю, это важно?
– Думаю, не было. То есть мне как священнику, конечно, хотелось большего. Чтобы это не просто был какой-то православный семейный быт, чтобы это была совместная молитва – и домашняя, и храмовая. Но не получалось. То, что муж ещё и священник, не очень принималось. Вплоть до того, что я служил на одном приходе, а жена ходила молиться в другой, потому что попросили там попеть – у неё светское музыкальное образование.
Были попытки говорить с ней о вере, что она о том или другом думает. Но всем не только домашним, но и церковным бытом Христос отодвигался, отодвигался и был не на втором, третьем, четвёртом плане, а где-то ещё дальше.
– Но чтобы говорить о какой-то глубине жизни, можно брать примеры из литературы, живописи, просто из рассуждений о происходящем. Были такие разговоры «о главном», где вы бы поняли, что доброе и злое, красивое и безобразное, правду и ложь вы чувствуете близко, одинаково, дополняете друг друга?
– В том-то и дело, что это начало происходить уже после брака: давай про музыку поговорим, про эту песню, про книгу. Мне не нравится, а ей нравится, допустим. Казалось бы, мелочь: ну не нравится тебе этот персонаж. А потом, когда у психолога это выяснялось, он нам говорил: вы вообще разные, что вам ловить вместе, расходитесь – да и всё.
– Это была рекомендация психолога?
– Да.
– Люби после этого психологов. А кто был инициатором развода?
– Сначала был какой-то личностный кризис, в том числе у супруги, который, к сожалению, подогревался её родителями. И супружеская близость прекратилась. Можно сказать, конечно, по болезни, но это была не женская телесная болезнь, а какой-то психологический барьер: «не могу», «не хочу» и так далее. Ты вроде как в браке, молодой мужчина, какие-то потребности плоти, сами понимаете, есть, а всё в непонятном состоянии. «Мы муж и жена?» – спрашивал я, не понимая, в чём причина отказов. Это и привело в конце концов к нашему решению разводиться.
