Через сто лет в объятьях прадеда

8 мая, в день памяти отца Георгия Тайлова, участника Псковской миссии, исповедника веры, «Стол» публикует заметку о встрече с ним стокгольмца Андрея Межеричера


Отец Георгий Тайлов с приходом у церкви во имя святителя Николая Чудотворца в Огре. Фото: pravoslavie.lv

Отец Георгий Тайлов с приходом у церкви во имя святителя Николая Чудотворца в Огре. Фото: pravoslavie.lv

Отец Георгий родился в Риге во время Первой мировой войны, в 1934 году по благословению архиепископа Рижского и Латвийского Иоанна (Поммера) поступил в Рижскую духовную семинарию и окончил её в 1937 году. В том же году был рукоположен в священника и начал своё служение на приходе святителя Николая в Вентспилсе. Осенью 1941-го по собственному желанию и по благословению Прибалтийского экзарха митрополита Сергия (Воскресенского) Тайлов отправился в командировку на оккупированные территории СССР для служения в Псковской православной миссии. В качестве священника-миссионера отец Георгий служил в храме Пушкинские Горы и много ездил по окрестным сёлам и деревням, где люди, задавленные большевистской пропагандой и борьбой с церковью, лишённые возможности исповедовать веру, остро нуждались в слове о Христе. 

После закрытия Псковской миссии в 1944 году отец Георгий переехал в Гавры Пыталовского района, село родителей жены, чтобы начать служение в храме погоста Коровск, но очень скоро был арестован НКВД. «30 октября всё было кончено», – писал он в своих воспоминаниях спустя тридцать с лишним лет. За арестом последовало обвинение в измене родине, приговор «20 лет каторжных работ в исправительно-трудовых лагерях» и 11 лет лагерей на лесоповале в Тайшете, рудниках Джезказгана, в инвалидном лагере в Спасске и рабочем лагере в Темиртау. Освободили отца Георгия по амнистии в 1955 году, после смерти Сталина. Возвратиться к священническому служению удалось не сразу и не просто: пришлось побродить по разным сельским и рижским храмам в поисках своего места. В 1978 году семейство Тайловых поселилось в Огре, где отец Георгий вместе с собранной им общиной построил храм, в котором он служил до конца жизни. 

После того как в 2024 году издательство Свято-Филаретовского института опубликовало тетради воспоминаний отца Георгия в книге «На путях испытаний и надежды», в которых исповедник веры подробно описывает свою жизнь, а особенно людей, встреченных им в ГУЛАГе, редактору книги пришло письмо от Андрея Игоревича Межеричера. 

Андрей Игоревич с 1990-х годов живет в Стокгольме, работает в судебно-психиатрической клинике, пишет стихи. Его прадед, священник Николай Шалфеев, в 1930-е годы был председателем Петропавловского православного братства в Риге. В предвоенные годы братство насчитывало порядка двухсот членов и в основном занималось благотворительностью: собирало средства для обучения семинаристов, для помощи храмам и осиротевшим семьям священников. В это же братство в 1938 году вступил молодой недавно рукоположенный священник Георгий Тайлов. Андрей Игоревич поделился своими воспоминаниями, как в поисках могилы прадеда он неожиданно для себя нашёл человека, который общался с отцом Николаем лично. Публикуем рассказ Андрея Межеричера о встрече с отцом Георгием Тайловым в Огре весной, пятнадцать лет назад.

***

Я виделся с отцом Георгием Тайловым один раз, но эта встреча запомнилась мне надолго. Это произошло в марте или начале апреля 2010 года.

Я уже много лет занимаюсь исследованием своих родовых корней. Тогда мои поиски только ещё начинались, но я уже знал, что отец моей бабушки по линии отца был православным священником в Риге. В те годы я был неверующим человеком, критично и насмешливо настроенным ко всему церковному. Но раз мои исследования дошли до истории моего прадеда отца Николая Шалфеева, надо ехать в Ригу.

Отец Николай Шалфеев. Фото: russkije.lv
Отец Николай Шалфеев. Фото: russkije.lv

Я живу в Стокгольме, и до Риги самолётом лететь всего один час. Я взял на работе два отгула, и вместе с выходными получилось четыре свободных дня для пополнения истории моего рода. Я прилетел в Ригу в субботу после обеда и, оставив вещи в гостинице, сразу поехал искать церковь, в которой служил мой предок-священник. Адрес её и фотография могилы, сделанная моим отцом во время войны (он освобождал Ригу в 1944 году), у меня были.

Я приехал к церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи уже в районе трёх часов вечера. Я вырос в атеистическом Советском Союзе, но был поражён величественностью этого храма с колокольней, возвышавшегося над низкими домами Московского форштадта Риги. Женщины, продававшие цветы у церковной ограды уже собирали свой товар и готовились идти домой. Я купил все цветы, что оставались, благо мне продавщицы хорошо уступили в цене, и с целой охапкой цветов вступил на территорию церкви с горделивыми мыслями: «Ну где тут могила моего прародителя? Правнук из самого Стокгольма приехал!».

Весеннее кладбище выглядело уныло и голо. Весна была поздняя в том году, и почки на деревьях только ещё начали раскрываться. То там, то здесь виднелись жёлтые и фиолетовые цветки ранних крокусов на влажной от недавно растаявшего снега бурой земле, да редкие букеты лежали на некоторых могилах. Ветра не было, солнца тоже, день был пасмурный. Холод пробирался под мою модную, но не очень тёплую куртку, торопя меня поскорее закончить поиски.

Я ходил между могилами, читал надписи, искал имя моего прадеда, но найти не мог. Я сверялся со старой отцовской фотографией: на ней памятник прадеду был в виде высокого белого креста, но я его нигде не видел. Я стал терять терпение и думал с досадой, ведь могила первого настоятеля церкви не могла быть где-то у забора, на границе кладбища. Ну так где же она? Я не вижу! Так я проходил до самых сумерек. Не найдя могилу, разложил цветы по другим могилам и уехал отогреваться в гостиницу.

Могила отца Николая Шалфеева. Фото: russkije.lv
Могила отца Николая Шалфеева. Фото: russkije.lv

Долго я не мог заснуть в этот вечер. Мне не давало покоя то, что я не смог найти могилу на кладбище. Рано утром я поехал туда опять, решив всё-таки довести дело до конца. Я вошёл в саму церковь, наполненную запахом ладана и звуками пения. У дальней стены с иконами священник что-то вещал нараспев, а хор его слова подхватывал. Горели свечи и лампадки у икон. Все в церкви разговаривали шепотом, а на мои вопросы отвечали, что надо дождаться конца службы и поговорить с настоятелем. Так я отстоял до конца первую в моей жизни воскресную службу.

По окончании литургии ко мне подошёл статный немного седой священник с короткой бородкой. Его лицо было приятным, а голос мягким. Это был отец Сергей Суворов, мы с ним иногда общаемся и сейчас. Он обрадовался моему приезду, но удивился рассказу о том, что я не смог найти могилу. «Она же тут рядом, её невозможно не заметить, вы её легко найдёте!» – сказал он. «Нет, – ответил я, уже побродивший в своих поисках несколько часов накануне вечером, – пусть меня кто-нибудь проводит».

Выйдя из храма и повернув налево, я с высоких ступеней входа уже и сам увидел тот белый крест, который никак не мог найти в субботу. Моё сердце учащённо билось, когда я подходил к могиле моего предка, родившегося за сто лет до меня. С двух сторон холмика его могилы с цветами, совсем рядом, в общей ограде, были могилы его жены и сына. Мне показалось, что они и после смерти тесно прижимаются друг к другу.

Оказалось, что мой приезд был событием не только в этом приходе. Мне стали звонить с желанием встретиться и другие люди этого города. Например, отец Андрей Голиков, священник, занимавшийся историей православия в Латвии, историк Александр Гаврилин из Рижского университета. Во мне начало появляться чувство собственной значимости от того, с каким интересом меня встречали люди. Я даже стал составлять график, где и когда я назначаю им встречи. 

В воскресенье вечером мне позвонил отец Андрей Голиков и сказал: «Андрей Игоревич, отнеситесь к моим словам серьёзно. Жив человек, который встречался с вашим прадедом, и я с ним знаком!». Я расхохотался в трубку: «Вы шутите? Мой прадед умер почти семьдесят лет назад. Вашему знакомому что – сто лет?» «Почти», – ответил отец Андрей и дал мне номер телефона. Я позвонил, разговор был коротким, мы договорились о встрече в Огри, туда из Риги ходят электрички, а отец Георгий Тайлов, так звали священника, там живёт и до сих пор служит в церкви. Я тогда позвонил, отменил все назначенные на следующий день встречи и уже следующим утром с волнением сидел в электричке, везшей меня в Огри.

За окном поезда мелькали деревья, словно страницы старой книги, которую я вот-вот начну читать. Так мне чувствовалось этим утром. Ещё я думал о том, что каждая такая встреча – это уникальный шанс воскресить, возвратить из забвения хотя бы маленькую частицу истории. Глядя на мелькающие за окном поля и леса, я понимал, что природа и места хранят молчаливую память о прошлом, а люди – это её живые носители. Пейзаж за окном – леса, реки, облака… Их ведь раньше видел мой прадед, а теперь вижу и я. Это наводило на мысли о вечном обновлении мира при неизменности его главных законов: связи поколений, рождения и ухода человека, надежды, поддерживающей нас в мыслях и делах.

Вот и станция. Я вышел из поезда и направился туда, где жил отец Георгий, согласно описанию, которое он мне дал по телефону. Впереди виднелся ряд небольших деревенских домов, и я увидел – нет, скорее почувствовал, что вдалеке стоящий на крыльце одного из них старик небольшого роста – это и есть тот, к кому я, бросив все дела в Риге, спешу этим ранним утром. 

Отец Георгий Тайлов в храме в 2001 году. Фото: russkije.lv
Отец Георгий Тайлов в храме в 2001 году. Фото: russkije.lv

Моё сердце забилось чаще, я прибавил шагу. Фигура на крыльце стала больше и чётче, я уже смог разглядеть палку, на которую он опирался одной рукой, другая лежала на деревянном столбе, подпирающим крышу крыльца. И вот я уже бегу ему навстречу, а он, прищурившись смотрит на меня. Я вижу волнение на его лице и сам едва могу сдержать свои эмоции. Я не всхожу, а в один момент взлетаю на крыльцо, он протягивает ко мне руки, мы с ним обнялись и оба заплакали. 

Почему плакал отец Георгий – я не знаю,  я его не спрашивал об этом, но почему заплакал сам – я знаю и помню до сих пор. В тот момент мне казалось, что сам мой прадед, отец Николай Шалфеев, обнимает меня, и я приник к нему через разделяющие нас семьдесят лет, обнимая хрупкие плечи до этих пор незнакомого мне человека. Постояв так минуту или две, мы вошли в дом и сели пить чай с сухарями. По-моему, у православных был пост. Мы говорили об истории, о православии в Латвии, о моём прадеде, с которым отец Георгий, оказывается, встречался лишь однажды.

Это было в 1938 году, вскоре после рукоположения отца Георгия в священники. Он хотел вступить в Рижское Петропавловское братство, председателем которого был в те годы отец Николай. Рассказчик был небольшого, скорее даже маленького роста, в круглых очках с добрым лицом. Я даже не помню дословно, что этот теперь уже дорогой мне человек рассказывал, настолько меня переполняли эмоции от самой встречи. В 1938 году он был молод, а отцу Николаю было уже за шестьдесят лет, и он советовал ему учиться дальше. Но об этом я узнал уже позже из переписки между нами, которая вскоре завязалась. До этого случая у меня не было ни одного знакомого служителя церкви.

Я вернулся вечером в гостиницу, переполненный чувствами от этой встречи. Я понимал, что со мной что-то происходит, но что – никак не мог понять. На следующий день, сев в самолёт, я понял, что мне эти четыре дня, проведённые в Риге, показались целым месяцем по плотности и важности событий. По приезде домой – не сразу, а постепенно – я стал меняться как человек. Я стал ходить в церковь, нашёл себе духовного отца – священника Владимира Александрова, настоятеля храма в Стокгольме. Я стал прислуживать ему в алтаре, читать и поступил заочно, по его совету, в Свято-Тихоновский богословский институт. Я стал совсем другим человеком и благодарен за это моей поездке в Ригу к могиле моего прадеда-священника и в неменьшей мере встрече с отцом Георгием Тайловым.

23 марта 2025 года, Стокгольм