«Вы преступность сделали, святотатство и кощунство...»

* * *

Не менее любим среди верующих был и отец Макарий Телегин, настоятель Сергиевского храма Троицкого подворья. Преподобномученик Макарий (в миру – Павел) родился в августе 1876 года в селе Летниково Бузулукского уезда Самарской губернии в семье обычных крестьян Николая Карповича и Евдокии Феофановны Телегиных. Ещё в раннем детстве мальчику было чудесное явление, после которого он принял решение уйти в монастырь. Все мальчишеские забавы просто перестали его интересовать. Поэтому сразу после окончания народного начального училища он отправился в паломничество в Киев. Правда, его решение стать иноком Киево‐Печерской лавры пришлось отложить. В январе 1898 года он был призван на 4 года в армию. 

Отец Макарий Телегин. Фото: общественное достояние

В 1905 году Павел поступил в Московский кафедральный Чудов монастырь и пробыл здесь на послушническом искусе пять лет. Здесь он окончил монастырскую школу. В 1910 году, ходатайствуя о получении указа о зачислении Павла в число послушников, настоятель писал о нём: «Принимая в соображение его безукоризненный образ жизни, заметную склонность и душевное влечение к иноческому житию, всегдашнюю готовность к усердному исполнению возлагаемых на него различных послушаний... осмеливаюсь смиреннейше ходатайствовать… об определении его… в число указных послушников Чудова монастыря».

В 1911 году Павел был пострижен в монашество и наречён Макарием, затем рукоположен во иеродиакона, а ещё через три года – во иеромонаха.

С началом Первой мировой войны в августе 1914 года иеромонах Макарий был откомандирован в действующую армию и служил священником при госпитале. С войны он возвратился в 1915 году. После же закрытия большевиками Чудова монастыря безбожниками иеромонах Макарий стал служить в храме на Троицком патриаршем подворье. 

3 апреля 1922 года в Сергиевский храм Троицкого подворья пришла комиссия по изъятию церковных ценностей. Отец Макарий, не колеблясь ни секунды, встал на их пути, в лицо назвав чекистов грабителями и насильниками. И был тут же арестован.

* * *

На следующий день, 4 апреля 1922 года, комиссия по изъятию церковных ценностей пришла в храм Николая Чудотворца Явленного на Арбате. Настоятель храма – протоиерей Василий Соколов – был также арестован только за то, что просил захватчиков не изымать предметов, необходимых для богослужения, отсутствие которых создаст трудности при причащении. 

Протоиерей Василий Соколов с детьми Ниной, Антониной, Борисом. Фото: pravoslavie.ru

Священномученик Василий родился летом 1868 года в селе Старая Слобода Александровского уезда Владимирской губернии в семье диакона Александра Соколова. Окончил Переславское духовное училище, затем Вифанскую духовную семинарию и был назначен учителем приходской школы. После этого была учёба в Московской духовной академии, в которой он остался сверхштатным профессором. 

Также отец Василий Соколов был определён в храм Николая Чудотворца Явленного на Арбате (сегодня, увы, этой церкви больше уже не существует). Его дочери, Нина и Антонина, стали его ближайшими помощницами, разделяя с отцом педагогические труды в Николо‐Явленской церковно-приходской школе, где они были учителями.

* * *

8 апреля 1922 года агенты ГПУ арестовали и Александра Заозерского, священника храма великомученицы Параскевы Пятницы в Охотном ряду.

Отец Александр Заозерский. Фото: pravoslavie.ru

Священномученик Александр родился в 1879 году в городе Москве, в семье священника Николая Павловича Заозерского, служившего в Петропавловской церкви в Мариинской больнице. Первоначальное образование Александр получил в Заиконоспасском духовном училище; затем он окончил Московскую духовную семинарию, а в 1903‐м – Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия. В 1908 году Александр Николаевич был рукоположен во священника, также он преподавал на Московских пастырских курсах. Кроме этого, он был секретарём Общества любителей духовного просвещения и товарищем председателя отдела распространения религиозно‐нравственных книг.

В 1913 году отец Александр овдовел, и священноначалие предложило ему принять сан епископа, но он отказался, мотивируя свой отказ тем, что желает быть ближе к народу.

Накануне революции 1917 года он был переведён в Александро‐Невский храм при Мещанских училищах, который вскоре был закрыт большевиками. И отец Александр был назначен в церковь великомученицы Параскевы Пятницы в Охотном ряду, где и прослужил до своей мученической кончины.

* * *

И совершенно непонятно, почему среди расстрелянных оказался мирянин Сергей Фёдорович Тихомиров, прихожанин Богоявленской церкви в Дорогомилове, который был совершенно непричастен к сопротивлению изъятию церковных ценностей.

Фрагмент иконы  изображением мирянина Сергея Фёдоровича Тихомирова. Фото: pravoslavie.ru

Во время выдуманного чекистами убийства красноармейца в Богоявленском храме Сергей Фёдорович вообще не выходил на улицу, находясь в своей лавке напротив храма. Тем не менее он был арестован и отправлен в тюрьму вместе с другими. На допросе следователь задал ему всего лишь один вопрос:

– В каком месте вы принимали участие в избиении красноармейцев?

– Никакого участия в избиении красноармейцев я не принимал, – ответил Сергей Фёдорович.

На этом следствие по его делу было закончено, а в ходе Ревтрибунала его вообще не решились публично допрашивать, опасаясь, что любые вопросы могут выявить его полную непричастность к делу. Но, видимо, судьям было очень важно продемонстрировать связку «монархического духовенства» и лавочников.

* * *

– Признаёте ли вы себя виновным? – спросил председатель ревтрибунала протоиерея Василия Соколова. 

– Я признаю, что в день Благовещения я произнёс проповедь, но не в том духе, в каком мне это приписывается.

– Вы читали воззвание?

– Нет, я произнёс проповедь.

– Может быть, вы дадите объяснения по этому поводу?

– Я прошу выслушать мою проповедь, потому что здесь обвинением учтены только отдельные фразы и выражения, совершенно упускающие из виду самое содержание проповеди. Когда я собрался произнести проповедь в день Благовещения, то меня перед обедней спрашивали, о чём я буду говорить, и я ответил, что буду говорить о христианской радости, потому что Благовещение является для нас главным образом праздником радости. Мне задали вопрос: «Но почему же вы не будете говорить об изъятии ценностей?» Я ответил, что изъятие уже прошло и не надо поэтому затрагивать этот вопрос. Когда я вышел на церковный амвон и стал говорить проповедь, я начал говорить о радости, что причиной такой радости является праздник Благовещения... так как с этого дня началось наше спасение. Мне хотелось возбудить эту радость в моих слушателях, но, наблюдая собравшихся, я убеждался в том, что на их лицах нет отпечатка этой радости. Вот я и счёл нужным переменить тему моей проповеди... на такую, которая в данный момент является наиболее желательной... Что, может быть, наша скорбь является следствием изъятия церковных ценностей? Это не должно служить причиной нашей скорби. Я говорил, что нам не нужно скорбеть об этих ценностях, тем более что эти ценности пойдут на помощь голодающим. Нужно ещё больше радоваться этому, потому что через это будет утолён голод умирающих людей... На этих ризах, которые украшали наши иконы, покоятся заботы и труды многих миллионов людей, которые из года в год вносили в церковь свои гроши... Мы отдаём из нашего храма священные сосуды, которых было четыре. Нам оставили один, и, конечно, для потребностей нашего храма этого недостаточно. И мы хотели просить комиссию дать нам ещё один из сосудов, но, к сожалению, наши старания успеха не имели: наше предложение переменить эти сосуды на вещи домашние из золота и серебра было отклонено.

Я знаю, что для вас это прискорбно, что мы лишились священных сосудов, но мы не должны предаваться этой скорби безгранично, мы должны знать, что священные сосуды всё‐таки принесут ту пользу, которую они должны принести, в смысле помощи голодающим. Вы печалитесь, и конечно же, не без основания, что эти священные сосуды могут быть превращены в деньги или какие‐нибудь изделия... Конечно, это равнодушно не может перенести наше христианское сердце. Мы можем смело надеяться, что Бог, Который является нашим хранителем, если эти священные вещи пойдут на цели недостойные, воздаст тем, кто это совершил. Мы знаем это из исторического факта, некогда имевшего место в истории иудеев. Когда иудеи попали в плен в Вавилон, их святыни были недостойно употреблены, за что вавилоняне были наказаны. Затем я сказал прихожанам, что... ничего не было осквернено из того, что мы считаем святым... Но самая главная радость – это то, что самая главная икона Николая Чудотворца осталась неприкосновенной; это самое радостное сообщение в наш радостный праздник. Вот те мысли, которые я проводил в своей проповеди. Мне незачем было проводить мысли о том, что власть поступает не совсем законно, отбирая ценности, так как факт изъятия ценностей уже совершился, моя задача – примирить слушателей с этим фактом, избегнуть той горечи, которая была после случившегося, – вот моё понимание настоящей проповеди.

Допрос митрополита Вениамина, 12 июня 1922 года. Фото: vladimirskysobor-expo.ru

* * *

Из допроса отца Макария Телегина: 

«– Вы себя виновным признаёте?

– Не признаю.

– А в тех фактах, которые изложены?

– Да, в тех фактах я признаю.

– Вас в чём обвиняют, вы знаете?

– Знаю. Я при изъятии церковных драгоценностей назвал комиссию грабителями и насильниками, за это меня арестовали. А что меня побудило, я вам скажу – моё религиозное чувство и пастырский долг, потому что светские люди не имеют права даже входить в алтарь. Но когда они коснулись святыни, то для меня это было очень больно; я, ввиду этих обстоятельств, действительно произнес эти слова, что “вы – грабители, вы – насильники”, ибо они преступность сделали, святотатство и кощунство...

– Значит, будем так считать, что вы считаете, что комиссия действовала, как грабители?

– Грабители. Действительно, это кощунственно для верующих, тем более для служителей престола. Как же это так? Я прихожу в ваш дом и начинаю распоряжаться. Скажите, что это, не то же самое?

– Где вы высказывали эти взгляды? Около храма?

– Зачем около храма? Я это говорил на подворье Патриарха.

– Где, вы говорите, оскорбили комиссию?

– У Святейшего Патриарха в храме, при изъятии.

– У него есть храм?

– Да, домовый.

– Там много было изъято ценностей?

– Я когда был, были венчики на горнем месте. Поставили стол и, опираясь на престол ногой, начали снимать. Тут меня арестовали. Я вижу: тут сила и воля – зашли с револьверами, поставили стражу, кавалерию, и что я могу тут сделать?

– Вы считаете, что при монархизме духовенству лучше было?

– Как то есть лучше? Жизнь была лучше – значит, хорошо.

– Сейчас тяжелее?

– Да, теперь всё тяжелее.

– Значит, при монархизме было лучше?

– Да, всем было хорошо, потому что было изобилие, а теперь мы видим, к чему страна идёт и к чему пришла, – что об этом говорить.

Картины И. А. Владимирова «Конфискация церковных ценностей в Петрограде». Фото: Wikipedia

– Вы монархист?

– Да, по убеждению.

– Скажите, точка зрения христианская с точкой зрения монархической совпадает?

– При чём тут монархизм и христианство? Христианство своим порядком, монархизм своим порядком.

– Вы можете ответить на вопрос? С точки зрения христианской допустимо быть монархистом?

– Допустимо.

– Значит, из всех видов властей вы сочувствуете только монархической?

– Я всем сочувствую хорошим.

– Советская власть – хорошая власть?

– Если где хорошо делает – хорошая, а плохо – плохая. Что же мы будем рассуждать. Моё убеждение такое, а ваше другое, и ничего не получится.

– Что значит, что вы остались монархистом?

– Что мои такие убеждения, и я в настоящее время противного не агитирую, а живу, как все смертные живут на земле.

– Что же тогда вы представителей советской власти ругаете?

– Это при условии, когда затронули чувства религиозной святыни.

– Вам известно, что патриарх считает существующие власти как бы от дьявола? Известно это? Вы его послания читаете, послания 19‐го года, где он сказал, что власть советская есть исчадие ада?

– Я теперь понимаю и вижу, что вы люди неверующие.

– Отвечайте на вопрос, если хотите. Если не можете, то скажите: от Бога или от дьявола?

– От Бога.

– Как же вы говорите, что признаете только монархическую власть, как это примирить?

– Ведь я вашей власти ничего оскорбительного не делаю.

– Нет, вы уже нанесли оскорбление.

– Я при условии нанесения оскорбления святыни.

– Вы знаете, что монархисты – это враги? Вы считаете себя принадлежащим к шайке врагов рабочего класса?

– У меня врагов нет, я за них молюсь. Господи, прости их.

– Не очень вы, кажется, молились за советскую власть.

– Нет, я и сейчас молюсь. Господи, дай им прийти в разум истины. Все люди стремятся к хорошему... И я смотрю на вас, что желания ваши – устроить по‐хорошему, и мне это нравится, но я вижу, что вы стремитесь собственными силами, и я не вижу здесь Бога. А раз нам Бог сказал, что без Меня невозможно...»

* * *

Сохранилось и прощальное письмо протоиерея Василия Соколова, которое он ухитрился передать близким на волю. 

«19/V. Всем любящим и помнящим меня! Насилу прожил эту бесконечную ночь. Воистину эта была ночь под многострадального Иова. Нервы до того натянуты, что не мог уснуть ни одной минуты. Каждые шаги за дверью казались походом за мной, чтобы вести на Голгофу. И вот уже утро, а всё‐таки сна нет, нет и позывов к нему. Среди ночи причастился. Это утешило, конечно, духовно, но телесно ничего не изменилось. Сколько раз я просил и Господа, и угодников святых послать мне естественную смерть. Завидую Розанову, который заболел тяжко в тюрьме и умер дома. Даже и такого, кажется, не очень большого счастья – и то уже получить нельзя. Остается, видно, повторять одно и то же: да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли!

Вспомнил вчерашнюю записку Тони при посылке продуктов. Пишет: многие участвуют в передаче и просят благословения. Шлю вам это моё пастырское благословение, не моё, собственно, а Божие – через меня, недостойного. Как я рад был бы вас благословить лично, усты ко устом побеседовать! Анна Васильевна и Владимир Андреевич, наверное, исстрадались по мне, грешному, и ты, Анна Георгиевна, наверное, исплакалась, меня вспоминаючи. Да и все вы: Евдокия Ивановна, Оля, Катя, Паня, Маня, Таня, Матрёша и другие все – изгоревались о своём батюшке, с которым завязались, как на грех, такие тёплые, дружеские отношения. Глубоко скорблю я о вас в разлуке с вами. Хоть глазком бы взглянуть на вас, хоть где‐нибудь в щёлочку увидеть вас! Но ничего не видно из моей камеры, только небо да стены тюремные. Утешимся тем, что всякое страдание на пользу человеку, на пользу его бессмертной душе, которая только ведь и имеет значение. Для меня страдание тем более необходимо, что жизнь прожита среди постоянного забвения о душах, вверенных моему пастырскому попечению. Время было трачено на всякие дела и меньше всего на те, на которые нужно было, – на пастырский подвиг. Жаль, что прозревать всегда приходится после того, как беда стрясётся, как даже и поправить ничего нельзя. И вот вам всем, кто хочет и будет помнить меня, урок от моей трагической судьбы – оглядываться вовремя и не доживать до таких непоправимых ударов, до каких дожил я. Имейте мужество сознать неправильность пути, которым идёте, и сумейте поворотить туда, куда нужно. А куда нужно, об этом каждому говорит прежде всего совесть его, а потом Христос в Его Святом Евангелии. Идите за совестью и за Христом и никогда ни в чём не потерпите урона. Может быть, потеряете во мнении общества, в материальном достатке, в служебных успехах – всё это, в конце концов, не больше пули. “Хватайся за вечную жизнь”*, – пишет апостол Павел Тимофею. И вы прежде всего и больше всего пекитесь о вечной жизни, о небе, о душе, о служении Христу, о помощи братьям меньшим, о любви к ближним и т.п. – и тогда проживёте жизнь свою без потрясений, без катастроф.

Я часто теперь ставлю себе этот вопрос: для чего стряслась надо мной такая непоправимая беда? Прежде всего, конечно, для меня самого, а затем и для вас, моих дорогих духовных детей, моих милых самарян и самарянок, прихожан и прихожанок, для вас, братьев и сестёр. Ведь все мы должны сойти в могилу в разное время. Вашему пастырю суждено и в смерти быть поучительным, и именно потому, что он не умел быть поучителен жизнью своею. Если эта судьба моя произведёт на вас достаточное образумляющее впечатление, если скорби мои научат и вас примиряться с теми многими скорбями, без коих нельзя войти в Царство Небесное, тогда будет оправдана тяжёлая участь моя и мне легко и весело будет смотреть с того света на благодетельные перемены, какие произойдут в жизни вашей. Иначе мне и там несладко будет чувствоваться, глядя на вас, не вынесших ничего духовно полезного из постигшего вас испытания.

Боже мой, Боже мой! Как много роится мыслей в голове, чувств в сердце, которые хотелось бы передать вам, моим дорогим братьям и сёстрам, моим духовным чадам. Я знаю, что вы крепко молитесь Богу о мне, и я молитвенно вспоминаю всех вас. Не расслабляйтесь в молитве из‐за того, что не по‐вашему хотению творит Господь, а по Своей святой воле. Так и должно быть. Наша воля слишком недальновидна и неустойчива, чтобы на неё полагаться. Воля Божия одна может привести нас к истинному нашему счастью. Устраивайте же себя так, как угодно Богу, и не ропщите на то, что выходит не по‐вашему... Тогда Господь мира всегда будет с вами.

Благословляю всех вас. Обнимаю и лобзаю лобзанием святым. Грешный протоиерей Василий». 

* * *

Протоиереи Василий Соколов, Христофор Надеждин, Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин Сергий Тихомиров были расстреляны 26 мая 1922 года и  погребены рядом с Калитниковским кладбищем.