Как быть со зданиями древних монастырей, если монахов в них больше нет и молиться некому? Как возможно будущее в пространстве древности и прошлое в пространстве обновления? Допустима ли «реновация» вечных ценностей?
«Когда туристы приезжают на Соловки, они хотят видеть руины, они хотят попадать в другое историческое время. Но население Соловков не хочет жить в руинах. Они хотят жить в современном мире», – рассуждает ведущий мероприятия, научный руководитель Исследовательской группы «ЦИРКОН», член Экспертного совета Фонда по сохранению и развитию Соловецкого архипелага, координатор экспертного клуба «Малые города – большое будущее», социолог Игорь Задорин.
«Гармонично сочетать в одном локальном пространстве объекты с разной миссией и историей очень трудно, – отметил эксперт в комментарии для “Стола”. – Прежде всего напрашивается самое простое решение – разделить/отделить. Так, например, Сергиев Посад хочет сегодня отделить все административные здания (советские) и перенести их в другое место. В то же время более интересны решения, при которых пространство становится многофункциональным. Есть в социологии понятие “первого места” – где человек живёт, “второго места” – где человек работает, и “третьего места” – как общественного пространства. Так вот храм и монастырь в таком случае – это “нулевое место”, то есть то место, из которого исторически “произрастают” все остальные места. То есть если внимательно посмотреть в глубь веков, то получается, что многие монастыри и храмы всегда были “всем” – и храмом, и крепостью, и университетом, и даже сейфом. И населением исторически принималось многообразие функций религиозного сооружения. В этой связи возникает другое решение: не разведение в пространстве разного рода функционалов, а наоборот, вписывание религиозного объекта в городскую среду, через диверсификацию его функций».
По поводу «неотмирности» христианской религии и необходимости церкви противостоять миру, выделяться из него, у учёного есть свои соображения: «Помимо идентичности, то есть критериев и свойств, которые человек или сообщество приписывают себе, которые отличают его от других, есть ещё и понятие валентности, то есть способности вступать в коммуникацию с субъектами другой идентичности, взаимодействовать с ними, в идеале – сотрудничать. Чистая незамутнённая идентичность – это один полюс, связанный с пониженной валентностью. Есть другой полюс – максимальная валентность, то есть абсолютная толерантность, терпимость ко всему остальному, готовность вступать в коммуникацию с кем угодно, всеядность. Понятно, что в этом случае субъект теряет идентичность. В этом плане очень важно находить гармонию, компромисс. С одной стороны, формировать и лелеять свою идентичность. С другой стороны, стараться не сильно уменьшать валентность – способность к взаимодействию с внешней средой. Это важно не только для людей, но и для религиозных учреждений, которые под предлогом того, что они – учреждения религиозного культа, пытаются очистить своё пространство от любых других функций. И после этого монастырь и храм иногда перестают жить. Потому что остаются в рамках одного – чистого, незамутнённого, но потерявшего валентность функционала».
Ксения Николаева, руководитель бюро территориальных исследований «Благоника», также отмечает, что «древний храм как элемент традиции может стать активным субъектом развития города; это огромный потенциал для развития малых городов, причём это взаимовыгодная история, и от грамотно выстроенного взаимодействия с городской средой и сами храмы, и приходы могут улучшить своё материальное положение». «Можно иногда услышать, что все функции, помимо собственно религиозной, для церкви – это что-то лишнее. Но если мы обратимся к истории, то храмы всегда были не только духовными, но и социальными центрами. Это была важная часть жизни любой территории. Даже регистрация брака, рождения и смерти происходила в церкви, и сейчас это отчасти сохраняется, но уже в сугубо религиозном контексте», – говорит эксперт. По мнению специалиста, храм в России остаётся одной из опор локальной идентичности: «Например, московский храм святых Иоакима и Анны послужил основой для идентичности целого района – Якиманки». «Все эти маркеры становятся смысловой основой пространства, они глубоко “прошивают” нашу городскую среду – как материальную, так и нематериальную». Многие современные московские храмы, отмечает Ксения Николаева, сегодня прекрасно освоились в городской среде, научились взаимодействовать с местными сообществами, в том числе посредством телеграм-каналов, создают на базе приходов всевозможные пространства для общения с горожанами – от зон отдыха до детских площадок.
Церковь Иоакима и Анны на Якиманке. Фото: общественное достояниеДмитрий Пекшин, главный архитектор Новгородской области, выпускник МАРХИ, в свою очередь, ввёл в научный оборот понятие «секуляризированные монастыри». Речь об архитектурных монастырских комплексах, которые по той или иной причине утратили своё духовное предназначение и были изъяты из собственности церкви. По словам эксперта, одна из причин, по которым церковь вынуждена отказываться от того или иного памятника, – финансовая. «Если церковь принимает здание, то она автоматически берёт на себя обязательства по реставрации, а это часто абсолютно непосильные для неё расходы», – отмечает специалист. Сегодня перед архитекторами, чиновниками и урбанистами стоит проблема, как гармонично вписать такие памятники, особенно руинированные, в городское пространство, как использовать их на благо города и местных жителей.
«Это проблема многих малых городов: что делать с таким монастырём, как его содержать. Есть разные варианты: сделать снова действующий монастырь, либо сохранить его в форме приходского храма, либо музеефицировать, либо использовать как выставочное пространство или социальный объект», – говорит эксперт. «Получается парадокс: у нас очень много ценного, но невостребованного наследия», – отмечает архитектор. Выход – как всегда – в сотрудничестве: «надо налаживать связи, соединять местных жителей, церковь, государство и фонды».
Анастасия Балакирева, архитектор знаменитого московского кафе-трапезной «Антипа», отметила, что для того, чтобы грамотно вписать храм в пространство города, необходим миссионерский подход. В частности, важно творчески использовать пространство вокруг храма, даже самое небольшое. «В нашем случае больше половины пространства во дворе занимает сам храм, места очень мало. Но, например, мы узнали, является ли забор, который стоит у нас во дворе, объектом охраны. Выяснили, что не является. Мы его декорировали, покрасили». При проектировании кафе-пристройки, отмечает Анастасия, для архитекторов было важно, чтобы новый объект не конкурировал с храмом, а был своеобразным порталом к нему: «Кафе – место светское, пограничное. Мы хотели создать пространство входа, мост между прихожанами и захожанами».
«Храм сегодня – это не про прошлое, а про будущее», – полагает урбанист Филипп Якубчук (бюро «Небо»). «В храмах есть то, что мы – урбанисты – всячески стараемся создавать и насаждать, – а в храмах оно и так уже есть, – это community, – отмечает эксперт. – Храмы реально содержатся краудфандингом, то есть на народные деньги, – и странно, почему общество имеет к этому претензии. Храм – естественная точка городской самоорганизации. Люди здесь друг другу помогают. Храмы – это центры “15-минутного города”. Это место сборки для локального сообщества. И это, возможно, единственный объект в нашей современной городской среде, который создаётся по инициативе снизу».
