Народы – это богатство мира

– Святыни как-то приподнимают людей над этими противоречиями мира?

– Над профанным миром. Святыня – это то, что выходит за твои границы. Это может быть то, что ты решился отдать Богу или ближним. Святыня Божья, это то, что уже принадлежит Богу, или то, что от Бога, Который больше твоего мира. А если это национальная святыня, то это то, что принадлежит нации, народу по праву, это то, что он сам породил, но что имеет значение не только для него. Это то, чем народ может радостно поделиться с другими как в своём народе, так и среди других народов. Я часто вспоминаю, что как в советское время, так и до сих пор, наши люди часто приезжают и общаются с другими людьми в других странах, где сохранилось много чего интересного, что нас привлекает, а о своём сказать не могут, как будто сказать нечего. Но на самом деле у нас всегда есть чем порадовать других. Надо радовать других не только житейскими вещами: как твоё самочувствие, как ты сегодня поел, поспал, поработал, как твои детки – и больше ничего. Нет, есть более глубокие вещи. И вот разговор о святынях как раз почти магически привлекает людей, и людям не хочется от этого отрываться. Он освобождает и вдохновляет. Свобода и любовь всегда вдохновляют любого человека. Только если это свобода Божья, а не просто, так сказать, твой произвол.

– Нужен какой-то ключ, подход к диалогу о святыне соседних народов, чтобы он состоялся в духе взаимного обогащения, а не выпячивания своей значимости. В чем вы видите этот подход? Часто даже, чтобы начать такой разговор, не хватает сил и решимости, учитывая нынешнюю ситуацию нарастающего противостояния, особенно когда речь идёт о великих и малых или относительно молодых народах, вклад в мировую историю и культуру которых несопоставим. Что тут важно не потерять из виду, чтобы сделать хоть маленький шаг к примирению? Вообще возможно ли идти в направлении взаимного покаяния, прощения и примирения через узнавание святынь друг друга?

– Безусловно можно! В святыне выражается сам характер народа, его внутренняя глубинная сущность, которая иногда внешне не видна, которая иногда часто искажена, извращена, повреждена. А вот здесь как раз святыня показывает реальность народной души. По тому, что народ признает как свою святыню, сразу видна её глубинная сущность. Посмотрите, насколько она христианская при всём её многообразии, при том что кому-то важно иметь мужественный образ, а кому-то, наоборот, образ очень милостивый и глубокий. Не случайно и святыни бывают очень разные. Они отражают то, к чему человека и весь народ тянет, чего они хотят добиться в своей жизни и истории, что составляет основу и смысл их жизни, что им более всего важно и интересно. 

Всегда можно об этом говорить с любым человеком из любого народа, и – главное – всегда можно этим делиться. Это всегда интересно и полезно, так как у каждого человека это в чём-то свой опыт и свой образ, связанный в том числе со святыней. Только надо иметь немного больше решимости, не стесняться об этом говорить. Мы же почему-то стали как-то стесняться своих святынь, почему-то считаем, что они слишком простые, мало кому известные. Может быть, мы даже не всегда уверены, так сказать, настоящие ли это святыни или какие-то идеологи нам навязали псевдосвятыни. Бывают же подлоги. 

Фото: Новосильцев Артур / Агентство «Москва»

Мы прекрасно знаем, как идеология может выстраивать свою систему ложных святынь. Всем очень важно уходить от этой лжи – прежде всего внутренней, духовной лжи, но и внешней, идейной, идеологической и т.п. Мы, например, очень хорошо различаем, где подлинные святыни, а где не подлинные. Например, Вторая мировая, Отечественная война, победу в которой политологи нам сейчас предлагают праздновать. Мы прекрасно видим, что это сконструированная святыня. Это какое-то обожествление победы, обожествление всех действий советского руководства. А на самом деле это большая трагедия, о чём нельзя не знать. Мы, конечно, очень сочувствуем всем, кто радуется победе, тому, что мы победили фашизм, но мы прекрасно понимаем и то, что, коммунисты незаслуженно захватили себе эту победу, как бы отобрали её у русского народа. Народ здесь оказался ни при чём, ведь главные победители – чуть ли не Сталин и коммунисты. А это есть неправда. Когда мы вспоминаем одно и то же историческое событие, к нему есть отношение как к настоящей святыне, а есть отношение как к святыне подложной, псевдосвятыне.

– Видимо, через узнавание святынь человек начинает уважать народ, и, может быть, что-то рождается внутри как покаяние, потому что есть противоречия, которые накопились, но которые не учитывают эту глубину, ценности того, что каждый народ несёт в себе в образе своей святыни.

Святыня помогает выстраивает норму того, как лучше всего жить и действовать. Когда мы видим, что жизнь ушла, уклонилась от этой нормы, мы должны поставить вопрос о покаянии. Покаяние – это возвращение к норме, что может понять даже неверующий человек, потому что у него тоже есть какая-то своя система норм, пусть упрощённая, иногда не совсем верная, но она есть и у него. Нормальные люди не хотят жить во зле. Никакой человек, самый неверующий, во зле жить не хочет, даже если он сам иногда бывает зол. Поэтому то, что вы связываете возвращение к норме с покаянием, – совершенно правильно, потому что эта норма есть. Она выстраивается через познание своего призвания и через святыню. Она задаёт тон, она задаёт направление пути, а появление всякой фальши, всякого отклонения от нормы нам надо воспринимать как призыв к покаянию.

– Получается, что святыня, как соль, спасает нас от искажения, ведёт к какому-то очищению и внутреннему покаянию, т.е. помогает нам вернуться к тому образу, который она сама несёт в себе.

– И в этом большая радость! И вот что хочется ещё подчеркнуть. Когда человек кается, но кается правильно, не вообще (мол, все плохие, я тоже плохой), когда у него есть стремление к лучшему, вперёд и вверх, благодаря своей святыне, которую он признаёт или в которой был воспитан, тогда происходит какой-то катарсис. Мы как верующие люди не можем не соотносить это с Господом и с волей Божьей, как и с образом Божьим в человеке, поэтому, когда мы видим в себе некое отклонение, мы, конечно, хотим вернуться к себе и к Господу.

– То есть святыня возвращает нас к самим себе – к лучшим, и народ возвращает к себе – к лучшему.

– Именно так!

– Латышская диссидентка, трижды отбывавшая срок в советских лагерях, говорила на эту тему: «Я латышка. Если бы я родилась на территории России, я оставалась бы латышкой, так же как и русские, которые родились в Латвии, остаются русскими. Каждому народу Бог дал свой язык и землю, где мы призваны Ему служить».  Для неё язык и свободная родина – это святыни. А нужно ли инициировать диалог о святынях внутри страны между представителями разных народов или нужно признать, что есть государствообразующая нация и на территории этого государства определяющими являются святыни этого народа, а национальным меньшинствам нужно смиренно это признать? Или всё-таки каждый человек, осознавая свою принадлежность к тому или иному народу, укоренён в святынях страны, которая является родиной его народа, независимо от того, где он сам родился?

– Вопрос сложный, конечно, опять же, потому, что в Латвии сейчас развёрнута дискриминация русского народа и дискриминация русского языка. Хорошо, что человек осознаёт себя латышом и что он признаёт свои святыни. Это замечательно. Но здесь надо входить в детали: родина – это прекрасно, свободная – тоже прекрасно, кто же не хочет свободной родины для своего народа и для себя? Все хотят. Но надо понимать, что история складывается не так линейно, не так просто. Когда, допустим, под флагом зарождения национального самосознания ниспровергаются и демонизируются другие народы, когда их вообще, как говорится, за людей не считают, когда для них отрицается возможность говорить на своём родном языке, особенно если этих людей в этой стране почти половина, то это, конечно, выглядит очень нехорошо. Одно дело, если ты куда-то приехал, твой язык никто не знает, ты один, ты приехал из какой-то далёкой страны, то тут понятно, что нельзя ни от кого требовать, чтобы все тебя понимали, чтобы все говорили на твоём родном языке. Так не будет, это невозможно. Но другое дело, когда это очень большая часть твоей страны. Здесь нельзя устанавливать лишь свою монополию, тем более если твоя страна никогда не имела традиционных границ и своего национального государства. 

В Европе этот вопрос был давно как-то урегулирован. Там тоже очень долгое время были эти проблемы, но западноевропейцы нашли выход. Они даже определились, что если у них в стране есть, допустим, 10% населения какого-то иного народа, то у него уже должна быть возможность выступать на своём языке, сохранять свою культуру, создавать свои музеи, театры, библиотеки и проч., снимать своё кино и т.д. А когда в Латвии почти половина русских, а сейм сейчас обсуждает вопрос о запрете использования русского языка, так что ты не имеешь права говорить на своём родном языке, если зашёл в какое-то государственное учреждение, – это ни в какие ворота не лезет, это никак не может быть поддержано. Так и на Украине. К тому же это есть разрушение святыни, потому что свободная страна должна быть свободной не только для меня, она должна быть свободной и для другого. Если я хочу присвоить свободу только себе, мол, моя страна свободна, поэтому ты мне никто, потому что ты не из моего народа, то это, конечно, есть попирание святыни, в том числе собственной, потому что этим умаляется свобода самой этой страны. Если же ты так поступаешь – значит, ты не являешь собой свободную страну, ты показываешь, что она для многих какая-то тюрьма.

Собор Рождества Христова в Риге. Фото: Sergei Wing / Unsplash

– В наше время есть некоторое предубеждение к русскому, к русским, есть некоторое отчуждение от русской культуры, которая имеет мировое значение. Люди не делают различия между русским и советским. Как преодолеть это недоверие?

– Во-первых, всем объяснять противоположность русского и советского, не бояться говорить, что больше всех народов в советской стране пострадал русский народ, причём намного больше. И во время войны, и во время голода, и в ГУЛАГе, и в смысле разграбления национальных богатств. Никто так не пострадал в Советском Союзе, как русский народ. Это уже должно человеку показать несправедливость его отношения к русским. Об этом надо спокойно говорить, это не надо ставить как полемический вопрос. Конечно, все люди страдали под советским игом, нельзя забывать и этого. Но кто-то больше, а кто-то меньше. Советская страна не была одинаковой для всех народов, она выстраивала свою национальную политику очень особым образом. Я не буду сейчас углубляться в эту тему, но это известный и очень непростой вопрос. Так было и в политике, и в экономике, так было и в культуре, так было везде – и в сфере образования, и т.д.

Именно советская  политика привела к тому, что все народы советской страны ополчились на русских. Хотя сами они питались в огромной степени за их счёт. Чуть ли не до половины своей зарплаты они получали как дополнение из особого резервного фонда, который с 1921 года и до конца советской власти формировался из национального дохода России. Абсолютно все получали огромные добавки за счёт русских, и тем не менее у всех было впечатление, так как все чувствовали какое-то притеснение, что их обманывают, что их грабят. Так оно и было, но только всё шло на мировую революцию, а люди считали, что, если что-то отправили в Москву, значит, это идёт на русский народ. Ничего подобного! Экономическая ситуация в русских регионах была значительно хуже, чем во всех других. Трудно было ещё в Средней Азии, но никак не труднее, чем в России, в смысле – в РСФСР.

Поэтому, отвечая на русофобию, во-первых, надо знать историю, надо говорить о том, что всё было, так сказать, наоборот. Надо преодолевать недоверие и понимать, что русский народ довели до самого страшного состояния. Отсюда происходит и то, что люди могут иногда встретить пьяного, или некультурного, или матерщинника, или даже какого-то агрессивного человека, который может оказаться русским. Но люди привыкли к той ложной идее, что советская власть, которую все не любили, это всё были русские. Коли они назначены из Москвы – значит, они русские, а то, что, простите, там большая часть была нерусских, почему-то люди не вспоминают или не учитывают. Поэтому надо просто стараться ни на что не обижаться, стараться прощать, потому что советскую политику оправдать невозможно, экономическую систему – невозможно, национальную политику – тоже невозможно.

Поэтому все вопросы надо обращать к советской власти. До революции 1917 года было совсем по-другому. Там тоже были иногда сложные моменты и конфликты – всё бывало, но бывало как бы в разные стороны. Иногда русская власть вела себя так, что помогала другим малым народам за свой счёт, то есть за счёт русских. Это было особенно хорошо видно в Прибалтике, Закавказье и в Средней Азии. Русские люди как раз были готовы первыми жертвовать своим ради других.

Если говорят, что был «русский империализм», то да, был империализм, только у нас он был «империализм наоборот». Если англичане, французы и прочие европейские державы высасывали из своих колоний все силы, то в России было наоборот: русские отдавали своё и часто сами оставались без ничего. 

Но об этом тогда не принято было говорить именно для того, чтобы не гордиться. Но советская политика, конечно, привела к тому, что сейчас у нас в стране «бомба в фундаменте». Все национальные образования, которых в Российской Федерации очень много, – против русских. А почему? А потому, что всё плохое они ассоциируют с Москвой. И это можно понять, так оно и было, только это было не русское, а советское. А сейчас постсоветское, которое тоже не русское.