По преданию, Иоанн – единственный апостол, который умер своей смертью, хотя в Евангелии говорилось, что он вовсе не умрёт до второго пришествия Христа. Когда император Нерон учинил гонения на христиан, апостола несколько раз пытались казнить: он выпил чашу со смертельным ядом, его варили в котле с кипящим маслом, но он всё равно остался жив и даже невредим. И так как в сознании древних всё было ясно: не умирает – значит, Бог его отметил особо, а следовательно, надо было прекратить попытки его убивать и отправить куда подальше. Поэтому долгие годы своей жизни Иоанн провёл в своеобразном заключении на острове Патмос вместе со своим учеником и помощником Прохором. Там он продолжал проповедовать и создавать христианские общины, а к концу I века он вернулся в Эфес.
В церковном предании возникают разные гипотезы, кем он был: богатым юношей, перешедшим ко Христу учеником Иоанна Крестителя или всё-таки сыном рыбака, самым молодым из апостолов, любимым учеником Спасителя. Как бы то ни было, самое главное, что оставил он после себя, – это Евангелие и особую христианскую традицию мистики и любви. И если в библеистике насчёт самого Иоанна и его текстов сказано немало, то что-то целостное о его традиции найти очень трудно.
Об особенностях этой традиции в церковной жизни и её проявлениях в современности «Стол» поговорил с богословом, священником Георгием Кочетковым.
– Как столь разнящиеся биографические характеристики и даже сами тексты в церковном предании могут спокойно относить к одному человеку?
– Церковное предание и сама церковь много приобретают, когда опираются на науку и текстологические исследования. И то, что когда-то казалось незыблемым в понимании христиан, сейчас может ставиться под сомнение, нисколько не умаляя при этом Истину или значение Писания. Ведь для нас важно содержание, дух и смысл книг Библии, а не то, сам ли Иоанн это сформулировал, или вместе с учениками, или кто-то из его школы – это уже не первой важности дело.
– А есть что-то, что не вызывает сомнений в вопросе авторства или существования исторической фигуры Иоанна?
– Мы не сомневаемся, что среди апостолов был один по имени Иоанн. Он не называется в Писании Богословом, это понятно. Обычно именем Иоанна Богослова подписывают «Апокалипсис», но очевидно, что эта книга не имеет никакого отношения ни к одному из апостолов. Она написана в гораздо более позднее время, нежели Евангелие, в конце I – начале II века. Существует много предположений, как это складывалось, и возможно, что частично Евангелие от Иоанна и соответствующие послания писал некий пресвитер Иоанн, который был учеником евангелиста Иоанна. Предполагают, что это уже следующее поколение за апостолом. Но то, что была Иоанновская традиция, – это точно. И она могла складываться не только под влиянием одного человека, собственно, апостола Иоанна. Считается, что он жил в Эфесе, и Господь, как мы читаем в Евангелии, усыновил его Богоматери. Это всё серьёзно, мы очень мало об этом знаем, хотя экскурсоводы до сих пор показывают в Эфесе дом Марии и Иоанна Богослова, но толком ничего больше не известно.
– То есть имеется в виду текстовая стилистическая традиция Иоанна?
– Нет, не совсем так. Сейчас исследователи всё больше и больше углубляются в такую трудную тему, как различение апостольских традиций. Мы понимаем, что была очень мощная традиция апостола Павла. Была римская традиция апостола Петра, хотя его почитали и в других древнейших христианских центрах вроде Антиохии и т.д. Была иудеохристианская традиция апостола Иакова. И вот особым образом выделяется традиция Иоанна. Различия между ними исследователи описывают по-разному.
– А в чём особенность Иоанновского направления?
– Иоанновская традиция была наименее институциональна. Она была больше связана с даром любви, наиболее харизматичная традиция, общинная и братская по духу и внутреннему устройству. Эти качества могли содержаться в той или иной форме и в других традициях, просто тогда сама эпоха очень способствовала таким вещам в церкви. И дело не во внешнем харизматизме, связанном с глоссолалией или с какими-то иными специфическими формами, а скорее с внутренним пророческим настроением, с ощущением глубокого церковного единства народа Божьего и, соответственно, с общинно-братским устроением. Вот здесь Иоанновская традиция, конечно, выделяется, и, думаю, не зря.
Иоанновское христианство – это всё-таки христианство святых пророков и гностиков, святых старцев, святых пресвитеров, старейшин церкви. В этой традиции особый акцент стоит на соборности, а не на иерархическом начале, хотя в апостольское время иерархии в церкви ещё не было в принципе, даже в Риме или Иерусалиме. Это интересно, потому что это очень не похоже на то, что многие привыкли видеть сейчас в нашей церкви. Наш кругозор от этого сильно сужается, из-за этого всё подчас сводится к внешним формальным и даже законническим вещам.
– А в современной церкви где-то можно познакомиться с этой традицией – кроме книг?
– К сожалению, уже давно нигде её нельзя встретить, как говорится, в чистом виде, но это то, что всегда существовало и существовать всегда будет. Более того, я считаю, что наше время очень благоприятно для возрождения именно такого рода традиций.
Хотя надо сказать, что не очень православные люди иногда злоупотребляют спецификой Евангелия от Иоанна. Люди теософского или псевдомистического склада специфически трактуют гностическую традицию и отделяют её от церкви, смешивая в одном флаконе известную ересь и богословскую концепцию, но не надо их смешивать. Так же не надо отделять от церкви то, что ей присуще, надо просто знать специфику этого явления и не путаться в терминах.
А что касается современного воплощения традиции, то я уже говорил – это опыт церковных общин и братств, в которых жизнь регламентирована не внешними уставными правилами, а внутренними отношениями веры, доверия и любви. Этого опыта вряд ли мы сможем найти много, но он есть.
– Иоанна называют ещё апостолом любви. Из чего это видно? Любовь Петра к Иисусу показана в Евангелии много раз, а про Иоанна известно скорее, что он был любимым учеником Христа. Так о какой любви речь?
Христова любовь – это скорее Его ответ на особую любовь самого Иоанна. Эта любовь была безусловно взаимной. И тут ещё нужно различать оттенки. Когда речь идёт о Петре, допустим, то у него была личная очень мужественная эмоциональная, больше душевная любовь. Вспомните этот знаменитый разговор, когда Христос трижды спрашивает у него: «Любишь ли ты меня?», а Пётр трижды отвечает. Суть этого диалога в том, что там два разных глагола, которые в русском языке обозначаются одним словом «любить», а в греческом языке они показывают качественную разницу между дружеской и духовной любовью. Вот в случае Иоанна мы чаще говорим о духовной любви в духе самого Христа. Ведь не случайно, в конце концов, в Послании говорится, что тот, кто познал Любовь, тот познал Бога. Это то, чего у Петра мы не найдём.
Если бы мы делали акцент на Иоанновой и Христовой любви в нашем свидетельстве о Христе и в нашей церковной практике, то я думаю, что очень многое изменилось бы в пользу христианства сейчас и в России, и во всём мире.
