Меж трёх церквей

На агрессивного «грузинского шовиниста», о которых мне накануне рассказывали в Цхинвале, отец Антоний никак не тянул. Здесь я по большей части промолчу. Интервью мы с архимандритом Антонием (Чакветадзе) записывать не стали. Ситуация с Церковью в Южной Осетии настолько сложная, что главное для меня – никому не навредить. Грузия продолжает считать Южную Осетию своей «оккупированной территорией» и называет её по-своему – Цхинвальским регионом. Грузинская Патриархия рассматривает её как часть своей Цхинвальской епархии. С точки зрения властей Южной Осетии, сегодня структур Грузинского Патриархата в республике официально не существует. Приход не имеет регистрации, а у священника есть только регистрация по месту жительства, но нет юго-осетинского паспорта, поэтому он не может, например, лечиться в местной больнице.

Церковь Рождества Богородицы, Аланская епархия, Ленингор. Фото: Анастасия Коскелло

Со слов отца Антония, на притеснения со стороны местных юго-осетинских властей он не жалуется: «Слава Богу, меня отсюда пока не изгоняют, – наверное, это значит, что гонений нет». Подчеркнул, что он здесь не самовольно, а по послушанию своему архиерею: «Я – как солдат. Пока владыка приказывает мне быть здесь – я буду здесь находиться». Владыка, к слову, – это епископ Цхинвальский Исайя (Чантурия), которому подчиняется отец Антоний и у которого я тоже была в гостях в 2024 году. «Цхинвальским» он является только по титулу – в свой кафедральный город он попасть не может, но в хорошую погоду может видеть его из окна своего кабинета в приграничном посёлке Никози с грузинской стороны. Владыка тепло принимал нас, но послание его мне и, видимо, всей моей стране было чётким: «Хотите дружить – сначала уберите свои пушки и танки».

В храме у отца Антония – маленький «уголок Грузии» (хотя отдельные элементы – например, хачкар в стене – могут говорить и об «армянском следе»). На вопрос, поминает ли патриарха Илию, отвечает прямо: «Поминаю. Не имею права не поминать». Просит не беспокоить двух матушек-монахинь, проживающих по соседству в монастыре: «Я был у них, они сейчас очень болеют». От вопросов о границах – церковных и политических – отец Антоний уходит, отвечает лаконично: «Просто изучайте историю». По его словам, задача священника – служить тем ближним, кто находится с ним рядом:  «Главное – проповедовать Евангелие». «Я рад видеть всех – и грузин, и русских, и осетин – и говорить с каждым», – сказал он (подтверждаю: правда). На прощание передаёт привет общим знакомым в Абхазии, откуда отец Антоний родом: «Я всех их помню! Передайте им, я Заза! Заза Чакветадзе. Они должны помнить меня. Я только был без усов и без бороды».

На обратной дороге заезжаю посмотреть новопостроенный храм местной Аланской епархии – неканонической церковной организации, которой принадлежит сегодня бо́льшая часть приходов в республике. Местные верующие создали её в 1992 году после ухода грузин из страны. Инициативная группа мирян обивала тогда пороги высоких кабинетов в Московской Патриархии, чтобы объяснить чиновникам РПЦ, что Грузинская церковь ушла из Южной Осетии навсегда и осетинский народ желает окормляться у московского патриарха. Просьбы остались без ответа: российское церковное начальство было непреклонно, принимать «чужую паству» не хотело и ссылалось на «границы канонических территорий». Однако кто-то посоветовал активистам обратиться в РПЦЗ (Русскую православную церковь за рубежом. – Прим. ред.). Так молодая республика вошла под канонический зонтик «зарубежников», а после воссоединения РПЦ и РПЦЗ в 2007 году оказалась в той части Зарубежной церкви, которая не пожелала воссоединяться с Москвой и пустилась в самостоятельное плавание. На сегодняшний день Аланская епархия входит в одну из греческих старостильных юрисдикций (Церковь истинно-православных христиан Греции, или «Синод Хризостома»), но для местных вопрос юрисдикции не имеет особенного значения. «Гораздо важнее, что мы отделились от ГПЦ», – подчёркивают они.

Иконы в храме Аланской епархии в Ленингоре. Фото: Анастасия Коскелло

«Это церковь наша, осетинская, не грузинская!» – говорят мне жители Ленингора и показывают большое заметное здание в центре города. Оно в несколько раз превосходит маленький грузинский храм по размерам. Построили его в 2016 году и тоже освятили в честь Рождества Богородицы – точно так же, как и грузинскую церковь. Двери открыты, во дворе цветы. В храме всё, как в Московском Патриархате: софринские подсвечники, славянские буквицы, иконы всевозможных русских святых – от Александра Невского до Серафима Саровского. Ничего грузинского, но, впрочем, и ничего осетинского. Светло и пусто. Людей нет. «Они редко приезжают, у них не хватает священников, служить некому», – объясняют местные.

Проезжая мимо заправки, останавливаюсь поблагодарить Руслана, что помог с бензином. «Ну как, нашли бородатого?» – «Да!» – «И как он?» – «Отличный человек! Очень добрый». Лицо моего собеседника вытягивается: «Серьёзно?». Он даже предлагает мне остаться и разделить с ним трапезу: «Вам надо поесть, вам же ехать далеко»…

Отец Сергий

Миф о том, что якобы «Южная Осетия – это практически Россия», обрушивается в моём сознании, когда я узнаю, что в республике официально нет не только Грузинской Церкви, но и Русской.

Величественный собор Святой Троицы в центре Цхинвала в древнеаланском стиле, построенный вскоре после признания Южной Осетии со стороны РФ в 2008 году и, согласно архивам интернета, некогда торжественно освящённый в присутствие президента РФ Дмитрия Медведева, может ввести в заблуждение. Здание есть, служба идёт, имя патриарха Московского поминается, а Московского Патриархата – нет. Единственный священник РПЦ в республике, иерей Сергий Кокоев, – этнический осетин, хотя и гражданин Южной Осетии, и герой войны, но служит здесь на таких же птичьих правах, что и клирик ГПЦ отец Антоний. Его архиерей, как и у грузинского клирика, за границей – в России: архиепископ Владикавказский и Аланский Герасим. Несмотря на то что к русским в республике принципиально другое отношение, владыка Герасим, практически так же как и епископ Исайя, не может сегодня сам приезжать в Цхинвал. Только уже не по политическим соображениям, а по церковным: из уважения к правам ГПЦ.

Собор Святой Троицы, Цхинвал. Фото: Анастасия Коскелло

Поэтому и отец Сергий в упомянутом роскошном соборе – вроде как настоятель, но в то же время и не настоятель вовсе, а так, русский священник при военной части, и ведёт он себя ещё осторожнее, чем его грузинский коллега. Тут надо заметить, что РПЦ и ГПЦ – братские Церкви и поддерживают евхаристическое общение, поэтому, по идее, оба представителя «канонического православия» по канонам Церкви вполне могли бы служить вместе. Но в условиях Южной Осетии они, естественно, смотрят друг на друга прежде всего как грузин и осетин, поэтому не общаются между собой и даже ни разу не встречались – по принципу «как бы чего не вышло».

Отец Сергий с недавнего времени не имеет аккаунтов в соцсетях и по требованию священноначалия не даёт никаких интервью. По словам прихожан, священник и его община смотрят в будущее с тревогой и готовы в любой момент уйти в «катакомбы» – так они называют недостроенную маленькую церковь на личном участке у отца Сергия на окраине Цхинвала. Средств на завершение строительства, впрочем, не хватает. С трудом откачали воду из подвала. Часть участка заболочена, в импровизированном приходском пруду проживает семья уток. По вечерам звонко поют лягушки. Но приход, по ощущению, не грустит. В общине человек двести, дружный смешанный осетинско-русский коллектив, много молодёжи. Соорудили навес, под которым по воскресеньям после литургии накрывают стол с осетинскими пирогами. Постоянно приезжают паломники из России.

Рассказывают, что церковные власти несколько раз предлагали отцу Сергию переехать из Цхинвала во Владикавказ, получить храм и зарплату получше, но он отказывается: всегда хотел служить на родине. Кто-то из прихожан с недоумением говорит, что РПЦ будто бы сама решила ликвидировать собственный приход, чтобы не раздражать Грузинскую церковь. Для осетин сама подобная мысль оскорбительна: русских они воспринимают как союзников и защитников, грузин – как агрессоров. То же отношение переносится и на церковные институты. «Неужели Русская церковь сговорилась с Грузинской?», «Неужели отца Сергия хотят забрать?!» – эти слова то и дело всплывают в разговорах между верующими в Цхинвале.

Окрестности Цхинвала. Фото: Анастасия Коскелло

При этом и в родном городе, по словам прихожан, не все хорошо относятся к отцу Сергию: этнический осетин, герой войны 2008 года, он когда-то был депутатом местного парламента, начальником охраны президента Эдуарда Кокойты (второй президент РЮО, возглавлял республику в 2001–2011 гг. – Прим. авт.), а по выходным служил алтарником в местной Аланской епархии. Однако потом стал читать духовную и историческую литературу и к 35 годам понял, что находится в неканонической Церкви. В результате мужчина заочно окончил Ставропольскую духовную семинарию РПЦ и был рукоположен в священники в Московском Патриархате. В Аланской епархии, по рассказам, были оскорблены его уходом. Священника сочли карьеристом – особенно после того, как отца Сергия назначили настоятелем в новопостроенный собор. Многие бывшие единоверцы священника до сих пор верят, что «Кокоева купили», «соблазнили выгодным предложением» и что «он всё это ради денег». Кто-то говорит, что он «предатель народа», потому что ушёл из «осетинской церкви» в русскую. Рассказывают, что в юности священник профессионально занимался боксом, и навыки эти несколько раз пригождались ему во время уличных нападений со стороны агрессивных «патриотов».

Те, кто знает отца Сергия, уверены, что все обвинения беспочвенны и «аланы» просто недовольны появлением в стране конкурирующей юрисдикции в лице РПЦ. При этом приход отца Сергия, со слов его прихожан, практически нищий, в отличие от «алан» не располагает финансовыми ресурсами, и точно так же не зарегистрирован, как и грузинский. А замечательный собор, когда-то построенный Фондом Андрея Первозванного, в органах юстиции якобы до сих пор числится как «недостроенный объект».

Для прихожан храма Святой Троицы важно, что их Церковь – не «русская», а прежде всего каноническая. Здесь собралась та часть местных жителей, которые вслед за отцом Сергием не пожелали ходить в «раскольнические» приходы. За то, чтобы РПЦ наконец создала в республике епархию, а собор был зарегистрирован и стал кафедральным, много лет подряд борется профессор местного университета, философ и религиовед Соня Абесаломовна Хубаева. При прежних президентах она занимала должность уполномоченной по делам религии. Однако с нынешним главой республики отношения не сложились. Алан Гаглоев просто отказывал ей в приёме. В конце концов Соня Абесаломовна просто уволилась, и должность уполномоченного пустует. То есть вопросами религии в государственных структурах Южной Осетии больше не занимается никто.

По словам Сони Хубаевой, с которой мы встретились в аудитории ЮОГУ, власти Южной Осетии в последние годы подчёркнуто игнорируют религиозно-политические вопросы: «Когда в 2022 году на севере праздновалось 1100-летие крещения Алании, причём не только на уровне Северной Осетии, но и на уровне всей России, – здесь, на юге, не было ничего, ни одного билборда, никакие мероприятия не проводились». «Я думаю, это связано с тем, что у нас в республике главной церковью является Аланская епархия, которая находится в подчинении греческих старостильников. У них подписан с республикой конкордат. Они себя называют государственной церковью», – говорит она. Русская церковь, по мнению Сони Хубаевой, совершила большую ошибку, когда сняла с должности архиепископа Владикавказского Леонида (Горбачёва; ныне митрополит, возглавлял Владикавказскую и Аланскую епархию в 2016–2021 гг. – Прим. авт.). Владыка Леонид, с её слов, пытался «демонтировать раскол» – то есть Аланскую епархию – и вернуть республику в лоно канонической Церкви: «Он очень верно понимал ситуацию, приезжал сюда, вникал во все детали. И собор, и приход – всё это появилось здесь при нём и благодаря ему». Будущее Южной Осетии в любом случае только с Московским Патриархатом, убеждена она. Грузинская церковь, считает Соня Абесаломовна, не имеет морального права на возвращение в Южную Осетию: «Патриарх Илия лично благословлял грузинских военных на уничтожение нашего народа». Про отца Антония она говорит уверенно: «Это бомба замедленного действия. Его нужно депортировать».  Аланская же епархия, по её мнению, представляет угрозу национальной безопасности, так как возглавляется гражданином Великобритании и «смотрит в сторону Запада».

При этом Соня Хубаева бьёт тревогу: если власти не одумаются и не начнут поддерживать каноническое православие – республике грозит исламизация. А это означает разрыв с исторической традицией. Угроза, по её мнению, вполне серьёзна. «Мусульманства на территории Южной Осетии, в отличие от Северной Осетии, не было никогда, – рассказывает Соня Абесаломовна. – Ни одной мечети здесь исторически не существовало. Но после войны (2008 года. – Прим. авт.) здесь появилось много рабочих-мусульман, которые восстанавливали разрушенные дома. При президенте Эдуарде Кокойты с их стороны даже была попытка здесь построить мечеть. К нам в администрацию приходили их представители, просили выделить им участок. Мы с президентом этот вопрос обсуждали и ответили им так: на территории республики Южная Осетия нет местных мусульман, а для приезжих мы не собираемся строить мечети. И тогда они начали вербовать наших местных ребят. Мои студенты мне рассказывали, что к ним подходили мусульмане и говорили, что если они примут ислам, то им что-то за это подарят, какие-то трактора, какую-то технику... Конечно, никто из наших молодых людей не согласился. Тогда эти гастарбайтеры нам пригрозили: ждите, скоро сюда к вам вернутся ваши осетины-мусульмане, которые учатся в высших учебных заведениях Российской Федерации. И, по имеющейся у нас информации, сейчас в российских вузах уже пошла целенаправленная работа по вовлечению в ислам именно юго-осетинских студентов».

Аланская епархия

Кафедральным собором Аланской епархии (или, как её ещё неофициально называют, «Осетинской церкви») сегодня является храм Пресвятой Богородицы в центре Цхинвала, возведённый в 1718 году. Исторически это была армянская церковь, при советской власти она стала грузинской, сегодня она осетинская. Кажется, в одном этом заключена квинтэссенция истории Цхинвала. Сегодня внутри здесь тоже практически всё, как в храмах Московской Патриархии. Не хватает только портрета патриарха Кирилла. Служба на смеси церковно-славянского и осетинского, как и «на севере», во Владикавказе. Софринские облачения у священнослужителей – как по всей России. Никаких внешних признаков «опасного раскола».

Церковь Рождества Богородицы в Цхинвале, кафедральный храм Аланской епархии. Фото: Анастасия Коскелло

С главой Аланской епархии епископом Симоном (Гаглоевым) мы встречаемся в садике около церкви. «Мир враждебен ко Христу вообще», – начинает он свою речь, что для меня неожиданно. После общения с представителями ГПЦ и РПЦ я уже составила предварительное впечатление, что грозные и могущественные «аланы» – практически государственная церковь в Южной Осетии. Титульная конфессия титульной нации, триумф осетинского национально-освободительного движения, торжество аланской идеи… «Власти поддерживают только их, у них большая поддержка в Москве, им присылают огромные деньги… Лёнчик (Леонид Гаглоев, московский бизнесмен. – Прим. авт.) – родной брат Симона», – слышала я от местных жителей. К тому же фамилия епископа Симона подозрительно совпадает с фамилией главы республики, Алана Гаглоева, что создаёт почву для домыслов. Конечно, не могу удержаться и спрашиваю об этом. «Мы не родственники, просто однофамильцы», – говорит владыка Симон, понимая, что я из России (вопрос мой был бессмысленный, потому что в Осетии на самом деле все родственники, как уже объяснили мне осетинские знакомые; смысл ответа: родственники, но не близкие).

Именно Аланской епархии передана сегодня большая часть церковной недвижимости в республике, ранее принадлежавшая ГПЦ. Впрочем, по словам епископа Симона, то, что власти и «клан Гаглоевых» всецело поддерживают его церковную структуру в противовес Грузинской церкви, – не более чем миф, и никакого особенного режима благоприятствования он не чувствует. «Конечно, нету гонений, нету захватов храмов, как на Украине, – слава Богу, такого у нас нет. Мы спокойно служим, никто нам не препятствует служить. Но не более того». Власть, по его мнению, не уделяет внимания религии: «Нет понимания важности этого вопроса». Историческая недвижимость, переданная верующим, – скорее нагрузка, так как государство не имеет средств на её содержание и реставрацию. Все новые храмы епархии, по его словам, тоже построены на средства прихожан и благотворителей, и никакой поддержки от бюджета епархия не имеет. На симфонию отношения власти и Аланской епархии, со слов епископа Симона, никак не тянут. Президент, несмотря на общую фамилию, с главой «Осетинской церкви» не встречается и не советуется.

Протесты местных жителей против строительства Собора Святой Троицы. Фото: из личного архива С. Хубаевой

Несмотря на то что храмов у епархии много – священников не хватает: сейчас в структуре, кроме самого владыки, всего три иерея и один диакон. Ранее был также епископ Амвросий (Бэрд), этнический англичанин, гражданин Великобритании, однако в 2018 году ему запретили въезд в республику. Причину епископ Симон объясняет коротко: «Прежний президент захотел так выслужиться перед бывшим архиепископом Владикавказским» (имеются в виду Анатолий Бибилов и уже упомянутый архиепископ, ныне митрополит Леонид (Горбачёв)). Клир и прихожане Аланской епархии до сих пор считают изгнание своего духовного лидера недопустимым и не могут простить Анатолию Бибилову, давно уже не президенту, такого поступка.

«В нарушение всех светских законов и законов осетинского гостеприимства он таким образом нанёс оскорбление не только нашему гостю, но и нам как принимающей стороне», – говорит епископ Симон. «У его партии “Единая Осетия” главная политическая идея – это объединение Северной и Южной Осетии. Поэтому он задумал уничтожить нашу Аланскую епархию и установить здесь власть епископа Владикавказского», – рассказывает епископ Симон об известном совместном проекте Анатолия Бибилова и митрополита Леонида. Служителям Аланской епархии тогда было предложено расформировать собственную церковную организацию, а в качестве компромисса перейти в РПЦ в личном порядке. Митрополит и президент уверяли, что всё согласовано с Московской Патриархией, и таким образом православные Южной Осетии «вернутся в каноническое русло». Однако в самой Аланской епархии это предложение восприняли как попытку обмана, «сговор РПЦ и ГПЦ за спиной у осетин» и «спецоперацию» по возвращению в республику грузинской иерархии.

По воспоминаниям владыки Симона, в частном общении с ним владыка Леонид был дипломатичен и не давил на осетинских духовных лидеров, однако дал понять, что пути к отступлению не будет: «Он просто нам напомнил, что это каноническая территория Грузинской церкви». На фоне переговоров с РПЦ между осетинскими священнослужителями произошёл конфликт, и тогдашний глава Аланской епархии епископ Георгий (Пухаев), поддержавший «линию Леонида», был вынужден покинуть республику (именно вследствие этих событий структуру возглавил Симон (Гаглоев)). В результате сохранился статус-кво, и местные христиане так и продолжают жить в замысловатом каноническом треугольнике.

Формально Аланская епархия – действительно самая крупная конфессия в республике. По словам епископа Симона, большинство жителей республики сегодня крестят своих детей в его епархии: «Все понимают, что это хорошо, что надо приводить детей к Богу». С другой стороны, вне крещений, венчаний и отпеваний в церковь приходят немногие. Найти кандидатов в священники, особенно в монахи, – ещё в разы сложнее, так как считается, что мужчина на Кавказе обязан продолжить свой род: «Да, монашество у нас вообще не приветствуется». Другая проблема современного осетинского православия, даже более серьёзная, полагает он, – это недостаток наставников, и страх сбиться с пути: «Мы же – первое поколение осетинских священников. Мы создавали свою церковь практически с нуля. Наш епископ сегодня далеко от нас. А здесь у нас нет более опытных старших священнослужителей, духовников, к которым мы могли бы пойти и посоветоваться».

Тирский монастырь, вид с колокольни. Фото: Анастасия Коскелло

Епископ Георгий

Альтернативную версию истории Аланской епархии рассказывает мне её непосредственный основатель, ныне епископ на покое Георгий (Пухаев). Его имя известно всей Южной Осетии. На родине все его знают и помнят, многие до сих пор переживают из-за его отъезда. «Он настоящий патриот своей страны. Другого такого духовного лидера у нас не было. Это был бы лучший глава местной епархии», – говорит Соня Хубаева. Народ в Южной Осетии по-доброму называет владыку Георгия «Санчиком»: по своему мирскому имени он Александр, и многие люди старшего поколения помнят его совсем юношей. Возрождением православия в Южной Осетии Александр Пухаев (осетинский вариант фамилии – Пухатэ) был увлечён, ещё когда учился в школе. В 1992 году он стал первым в стране священником-осетином, в 2005 году – епископом в РПЦЗ. Из-за конфликта со своими сослужителями в 2008 году владыка Георгий был вынужден покинуть родину и проживает сегодня в российском городе Сочи, где мы и встретились этим летом. 

«Вначале из осетин православным в Южной Осетии я был вообще один, все нынешние священники Аланской епархии появились уже позже, в конце 90-х. В школе я носил крестик, и меня даже в ВЛКСМ вызывали на воспитательную работу, – вспоминает он. – В конце 80–90-х в Цхинвале действовала всего одна церковь, где служил грузинский священник, отец Романоз. Сейчас это соборный храм Рождества Богородицы. Отец Романоз, конечно, сочувствовал звиадистам (сторонникам Звиада Гамсахурдиа, грузинским националистам. – Прим. авт.). Когда из Грузии орды националистов пошли на Цхинвал, выяснилось, что в этом храме был склад оружия. Я помню хорошо это,  там был. Там были ящики с патронами, много оружия… Я был очевидец всего этого».

«Я был ребёнком, хотел молиться, но не знал, где, – рассказывает мой собеседник. – В грузинский храм пытался заходить, но там только на грузинском языке было богослужение, я не понимал ничего, но всё равно продолжал ходить – стоял, смотрел… Потом увидел, что туда заходят русские бабушки. С ними я стал общаться и слово за слово узнал, что в Цхинвале была русская православная община, катакомбная. Туда входили переселенцы с Кубани, Северного Кавказа, Поволжья, Украины, приехавшие в Южную Осетию во время голода в 30-е годы, а также те, кто бежал от фашистов во время войны. Они составляли основной костяк прихода. Всего там было человек пятьдесят. Они мне сказали адрес, и я пришёл. Под горой в пещере, в левобережной части города, у них был вырыт храм. Снаружи это выглядело как домик, а на самом деле это был вход в подземный храм. К ним из Тбилиси тайно приезжал русский священник из Грузинской Патриархии, который их окормлял, – открыто такие вещи делать тогда было невозможно, в КГБ бы обязательно узнали. Поэтому они старались никак не афишировать, что есть такой храм. В первый раз я попал туда в 1987-м или 1988 году. Именно из этой общины выросло всё современное православие в Южной Осетии. Большая часть этих людей сегодня уже или поумирала, или разъехалась – многих дети в Россию позабирали… Это были наши первые певчие, наши первые регенты».

По словам епископа Георгия, его главной целью было создать на родине приход РПЦ: «Когда в 1990 году началась война, я поехал к владыке Гедеону, митрополиту Ставропольскому (Гедеон (Докукин), митрополит Ставропольский и Бакинский в 1990–2003 гг. – Прим. авт.), чтобы он посодействовал и чтобы нам прислали священника из Русской церкви. Он посочувствовал нам, но сказал, что этот вопрос может решаться только патриархом и Синодом. Сказал, что у него нет таких полномочий. Мы с группой верующих ездили в Москву, встречались с разными сотрудниками Патриархии. Везде встречали сочувствие, но, само собой, до патриарха мы так и не дошли. Но именно там нам посоветовали обратиться в Русскую зарубежную церковь». Знакомство с «зарубежной» иерархией состоялось благодаря землякам: «Наши цхинвальские ребята, которые учились в МГУ, оказались прихожанами приходов РПЦЗ в Москве. Через них в Одессе в 1991 году я познакомился с архиепископом Лазарем (Журбенко). В Одессе я учился и служил некоторое время при владыке Лазаре. В 1992 году владыка меня рукоположил в диакона, потом во иерея и отправил меня обратно в Южную Осетию, чтобы окормлять страждущую паству. Когда я вернулся, мы подали прошение к властям с просьбой разрешить нам совершать богослужения в храме Рождества Богородицы. Храм тогда стоял на замке, так как грузины все уехали. Была устроена комиссия, она вскрыла храм, составила опись имущества, и как раз тогда там был обнаружен склад оружия».

По словам владыки, в раскол ни он, ни его прихожане не стремились, они всегда хотели быть частью Московского Патриархата. Однако их планы были разрушены воссоединением РПЦ и РПЦЗ: «По сути, было два основных фактора. Во-первых, вопрос о нашем подчинении ГПЦ. При воссоединении РПЦ и РПЦЗ был поставлен вопрос ребром о том, чтобы нашу территорию вернуть Грузинской церкви. Меня об этом предупредили в Синоде РПЦЗ, и владыка Лазарь мне лично об этом сказал. Во-вторых, наши антиэкуменические взгляды». К слову, последнее – важная черта всех православных в Южной Осетии, закрепившаяся под влиянием РПЦЗ: все они консерваторы, и экуменическая деятельность Московского Патриархата в постсоветский период вызывала у них недоумение. В результате выбор общины пал на греческий Синод Киприана по одной простой причине: «Потому что это была единственная греческая юрисдикция, которая на тот момент сохраняла евхаристическое общение с РПЦЗ».

По словам епископа, точкой невозврата стали события, последовавшие за грузино-осетинской войной 2008 года: «После 08.08.08, осенью, наш президент Кокойты настоял, чтобы я встретился с руководством Московской Патриархии. При посредничестве президента мне была устроена встреча с председателем ОВЦС митрополитом Кириллом (ныне – патриархом Московским и всея Руси. – Прим. авт.). Разговор был спокойный, конкретный. Никакого давления на нас не было. Владыка Кирилл спрашивает: «Вы понимаете, в каком вы положении?». Я говорю: «Мы прекрасно понимаем, в каком мы положении».  Тогда он говорит: «Что же нам с вами делать?». Я говорю: «Мы не вмешиваемся в вашу каноническую территорию. Мы тихо окормляем свою паству на территории Южной Осетии. Мы делаем то, что должны делать другие, но они этого не делают. Что же теперь: если вы не можете у нас служить, а ГПЦ себя дискредитировала, то надо отдать нашу страну на разорение сектантам?.. Это же не выход. Мы никаких действий против вас не производим, просто оставьте нас в покое, мы будем тихо служить». И нас оставили в покое. Он молча согласился со мной, он же человек разумный, и мы спокойно разошлись». Однако по возвращению на родину на владыку ополчились его же сослужители и заявили, что он предатель и хочет вернуть Южную Осетию Грузинской церкви. «Со стороны духовенства, которое я обучал и ставил на ноги, на меня было организовано настоящее гонение. Почему дьявол искушает людей и толкает их на подлости – это вопрос не ко мне», – говорит владыка, не раскрывая подробностей.

Я понимаю, что в отношении канонической ситуации в Южной Осетии у меня «паззл не складывается», в чём честно признаюсь моему собеседнику. «Не только у вас паззл не складывается, – отвечает он. – У многих из тех, кто с этой темой соприкасался, паззл не складывается». Своих собратьев по Аланской епархии владыка не винит. Основные его вопросы – к канонической иерархии: «Мы не понимаем такого отношения к себе. Владыка Леонид (Горбачёв. – Прим. авт.) пытался что-то делать, говорил правду, но безрезультатно. В результате он и сам оказался не у дел. Я ведь много раз общался с ним, он был очень хорошим собеседником, я никогда не встречал с его стороны предвзятого отношения или грубости…». Критика руководства канонических Церквей в адрес Аланской епархии как в адрес раскольников, по его словам, говорит о некотором лукавстве современной иерархии: «Если вы считаете то, что происходит в Южной Осетии, расколом, – так сделайте конкретные шаги, чтобы там не было раскола и была каноническая Церковь. Но получается, одни не хотят, как Московская Патриархия, другие не могут, как Грузинская».

Выводы владыки Георгия не отличаются оптимизмом: «Будущее православия в Южной Осетии очень туманно. И РПЦ, и ГПЦ утверждают, что будут сохранять границы канонических территорий. Как это было тридцать лет назад – так это и сейчас есть. По сути, ничего не изменилось. Из моего личного опыта и из того, что я наблюдаю, я ничего хорошего в отношении будущего пока не вижу».

Спрашиваю: «Не хотите ли вы вернуться? Ведь вас там так любят, вас люди ждут». Ответ короткий и грустный: «Вернуться – куда?»…