– В Мьянме всё поменялось катастрофически. Мы начинали служение в 2009 году, в последний год военного режима, когда в стране уже всё шаталось и рушилось и военные передавали власть демократическому правительству. Но сейчас всё намного хуже, потому что военные набрались сил и, видимо, соскучились по власти. Но если раньше народ был покорный, всего боялся, то сейчас за десять лет люди вдохнули свободы и воспринимают происходящее как переворот. В российских СМИ говорится, что в Мьянме всё происходит «в рамках действующей конституции», но местное население так не считает, для них этот переворот антиконституционный.
У нас там остаются люди на служении для помощи беспризорным детям, но сейчас нет регулярной связи, потому что большую часть доступа к интернету отключили. Сохраняется связь только с одним детским домом, стало гораздо труднее передавать деньги, приходится это делать через Тайланд. Появились и новые трудности в связи с переворотом. У нас там есть купленный участок земли под строительство школы, детского дома и церкви. Военный переворот произошёл через неделю после получения разрешения на строительство, и мы пока не начинаем работы, чтобы не построить какую-нибудь дачу для очередного генерала.
Можно служить Христу в любой обстановке, но пока надо лучше разобраться в происходящем – ничего не понятно. Из-за этого у нас и служение немного приостановилось, мы его трансформируем. Сейчас со стороны властей может быть очень настороженное отношение к христианам, потому что сильнее всех выступают против военного переворота в штате Чин Стейт, который считается христианским. Более ста лет назад там проповедовал Христа один американский миссионер. Сейчас туда ввели войска, чтобы сломить сопротивление. Надо сказать, что в штатах, где большинство буддистское, особого протеста и нет.
– Как повлияла ситуация на жизнь христианских общин?
– Первое – стало труднее. Второе – когда трудности наступают, у нас включается какой-то дополнительный ресурс служения, работы, веры. Пока мы трудимся и ждём развития событий. Во время демократического правления христиане были и в кабинете министров, и в парламенте – не большинство, понятно, но были. Это позволило нам в буддистской стране построить христианскую церковь и открыть школу. С военными всё сложнее.
– Они настроены антихристиански?
– Конечно! Такое ощущение, что они настроены против всех!
– После переворота были случаи гонений на христиан?
– Сейчас им не до этого. Они пытаются удержать власть и доказать свою силу. Не знаю, хорошо это или плохо, но христиане сопротивляются перевороту больше всех, и думаю, что антихристианские законы и действия не заставят себя ждать. Я пока не имел возможности поговорить со знакомыми пасторами из христианского штата, но там есть один из нашей команды, и я увидел в интернете его фото во главе протестной колонны.
– Кажется, для Мьянмы силовая смена власти – обычное дело.
– Да, это традиция началась в конце 40-х годов XX века, когда Мьянма получила независимость от Англии во многом благодаря деятельности лидера национально-освободительного движения Аун Сана. После его убийства в 1948 году к власти приходит У Ну. Его правительство не справляется с экономическими и социальными проблемами. Происходит военный переворот, и полвека –до 2011 года – в стране был военный режим, настоящий мрак, в некоторые годы Мьянма была на последнем месте в мире по уровню развития экономики. В 2011 году военные передали власть Аун Сан Су Джи, дочери Аун Сана – правозащитнице, лауреату Нобелевской премии, много лет проведшей под домашним арестом. Эта передача власти, я думаю, произошла под нажимом мировой общественности.
Вообще в Конституции страны есть пункт, согласно которому, если в стране начинается разброд и шатание, то военные имеют право забрать власть, навести порядок, а потом провести выборы. Сейчас военные действуют как бы по этому сценарию – наводят порядок, но возвращать кому бы то ни было власть, мне кажется, они не собираются. Если прежняя демократическая власть дружила с США и Европой, то военные поддерживают связи с Китаем, Сирией, немного с Индией. Если они и откроют границы, ехать туда страшно. Недавно там уже жгли российские флаги после военного парада, на котором были представители российского Министерства обороны. Даже китайцы, опасаясь международного резонанса, не приехали на этот парад, во время которого власть подавляла протесты и были человеческие жертвы. Наши власти, кажется, подобных вещей не боятся, так что если я сейчас приеду, то, узнав, что я из России, могут и нос сломать.
– То есть с военными могут быть проблемы из-за веры, а с местными жителями – из-за национальности?
– Есть такое дело. Очевидно, что это не только внутренний конфликт. Китайцы предусмотрительно не лезут в конфликт – им при любом режиме нужен выход к морю, мы продаём военным Мьянмы вооружение, то есть тут сильно завязана международная политика.
– Вы же просто занимаетесь воспитанием детей-сирот. Это нужно любой власти, зачем вас трогать?
– Есть жёсткие правила военного режима: комендантский час, запрет на хранение оружия. У нас там служитель, украинец, он женился на местной и считается своим – ему нос не сломают. Ему когда-то подарили такую рогатку, что можно оленя свалить, а он нет-нет собак отпугивает, потому что там собаки стаями бегают, как в Нижневартовске. Жена у него забрала рогатку. К людям приходят с обысками, изымают любое оружие. Если сейчас у тебя найдут рогатку, дубинку, копьё, лук – это сопротивление власти, могут посадить. И вообще всякая активность под подозрением. Жители райцентра, где находится наш детдом, вываливают мусор на дорогу, чтобы воспрепятствовать движению армии и полиции.
– Пишут, что премьер-министр Аун Сан Су Джи, которая ныне находится под арестом, поддерживала преследования мусульман, и западные союзники обвиняют её в пособничестве чуть ли не геноциду.
– Я вижу, что она человек очень миролюбивый. Что интересно: когда военные отдали власть демократам, то сами они не подчинились этой власти. Аун официально не премьер-министр, она по закону не имеет права занимать государственные должности, потому что её муж – англичанин, поэтому для неё специально придумали должность государственного советника. Она была ответственная за всё, и я реально видел, как военные совершают провокации, чтобы мировая общественность потом про неё говорила, что она не справляется с властью. Армия (Kachin Independence Arm) была совершенно независимым институтом и везде устраивала какие-то инциденты. Военные же не разговаривают нормально, они же расстреляют кого-нибудь, а потом говорят: «Ну нам же приказ дали». То же самое с местным народом рохинджа: военные тоже делали, что хотели, а потом говорили, что поступают так из-за бездействия Аун, у которой нет других рычагов, чтобы навести порядок, кроме дипломатических. Я искренне удивляюсь, как она при таком развитии событий десять лет управляла страной.
– В Мьянме много миссионеров из России, таких как вы?
– Постоянно только мы одни. Я знаю несколько служителей, которые ездят периодически. Наши знакомые из Нижнего Новгорода поддерживают церковь в большом городе Янгоне, бывают братья из Нижнего Тагила. Я знал одного брата, который женился на местной и остался. Наше служение находится в Магуэ Риджн. Город это или деревня по нашим меркам –трудно сказать. Там остался миссионерствовать один из наших служителей, Сергей, он женился на местной, у них родился ребенок.
– Но есть уже и пасторы, и служители из местных?
– Да. Но у них свой национальный колорит и оттенки.
– Негативные или положительные? Какие-то есть трудности с воцерковлением?
– Есть разное. Давай возьмём Россию. Есть Православная церковь Московского патриархата, все остальные как бы маргиналы. У них в Мьянме была миссия Католической церкви, но католики не претендуют на главную роль, а некоторые протестантские направления пытаются это делать, и мне от этого немножко грустно. Другой момент. Если взять любую протестантскую церковь, да и православную, то есть некоторые ответвления, когда одна ветвь берёт какую-то ответственность только за небольшую часть учения, а целого не узнают. И я просто вижу, что учение, которое они приняли, поверхностное. Когда ты им проповедуешь что-то сверх их учения, они тебе головой покивают, скажут, что согласны, но всё равно продолжат думать по-своему. Христианство в Мьянме большей частью представлено протестантскими церквами, между которыми, к сожалению, нет какой-то гибкости и взаимопонимания. У них уже есть свои библейские колледжи, у них есть свои семинарии – но это не помогает. И некоторые протестантские общины начинают занимать позицию, которую занимает РПЦ МП в России: это наша каноническая территория.
– Интересно, кто считает Мьянму своей «канонической территорией»?
– Это баптистская церковь. Мне приходилось периодически немного смиряться–ради продолжения сотрудничества.
– Американские баптисты?
– Нет. Американцы тут были в прошлом: Адонирам Джадсон, историческая личность, очень крутой мужик (1788–1850, первый американский миссионер, действовавший за границей. – «Стол»). Он реально туда переехал, в племя Зоми – на севере, на границе с Индией. Выучил их язык, придумал им письменность и перевёл на их язык всё, что можно было перевести.
– Ты хочешь сказать, что письменность появилась в Мьянме благодаря христианству?
– Не во всей Мьянме, где много народностей и племён, которые до сих пор не могут прийти к единству и миру. Адонирам Джадсон был именно в том племени, откуда выходец наш служитель: его дедушка обратился в христианство в начале ХХ века, а его отец уже был баптистским епископом в христианском штате Чин Стейт, где много церквей было под его началом. Эта письменность была именно для племени Зоми, которое там живёт.
– Ваша миссия планирует и дальше оставаться в Мьянме?
– Пока да, а там видно будет. Будем молиться.
