Как видим, в Библии пастырем называют Бога или Сына Божьего – и только их. В таком смысле пастырями апостолы себя по отношению к церковному народу, судя по их писаниям, не считали. В лучшем случае отцами, и то не всем верующим, а только тем, кого, как пишет христианам Коринфа апостол Павел, они «родили во Христе», то есть открыли им путь новозаветной Жизни, а не просто назидали с высоты духовного опыта, возраста и положения. Апостолы были свободные люди и видели в тех, кому проповедовали Христа, таких же свободных людей и братьев. Сначала младших, начинающих свой путь в вере, пусть иногда даже неразумных (или в другом переводе «глупых»), как Павел в сердцах называет галатийцев, – но всё же «братьев», которые «призваны к свободе». В апостольские времена в голову бы не пришло ученикам и друзьям Христа уподобить себя Ему, а тех, кому они проповедовали, даже не рабам, которые всё же люди, а животным, пусть и таким милым, как овцы и барашки. Мол, мы, пастыри, вас пасём. Нет! Христиане призваны к свободе и живут ради свободы. «Для свободы Христос освободил нас», – утверждает апостол.
Наверное, в христианстве этот образ пастыря «перебрался» с Бога на человека благодаря литургии. Предстоящий священник на Евхаристии изображает самого Иисуса Христа, который перед распятием собирает на прощальную трапезу учеников и возносит молитву Отцу. Перед этой молитвой-возношением предстоятель просит, чтобы его, по-человечески «негодного и грешного», Бог укрепил и очистил. Мы эти молитвы не слышим – их читают вполголоса в алтаре, а в храме в это время льётся херувимская песнь, в которой о нас, простых молящихся, говорится, что мы сейчас тоже «изображаем» (на славянском это звучит «тайно образующе», поди догадайся, что это значит «изображаем в таинстве») херувимов, поём Троице песнь и ни о чём житейском уже не думаем: все наши мысли устремлены к Богу, который вот-вот ниспошлёт Святого Духа на всех собравшихся и на лежащие на престоле хлеб и вино.
Херувимскую у нас любят – красивая протяжная песнь. Она вызывает в душе благоговение и несколько всё же обманчивое безмятежие, потому что от большинства слушающих её прямой смысл тоже сокрыт церковнославянским языком. «Отложившие попечения» о своих земных заботах готовятся принять Духа, чтобы «себя и друг друга» на всю жизнь без остатка посвятить служению Богу – и только этому. Я думаю, если бы все поющие и слушающие херувимскую понимали это, то взволновались бы, а иные даже и встревожились не на шутку. Ведь Христос после того, как разделил трапезу с друзьями, пошёл в Гефсиманию навстречу аресту. Все ли понимают, что Евхаристия – это ещё и приготовление себя на заклание, на крест? Понимают ли это родители, с умильными лицами несущие своих чад причащаться? А сами дети – к чему их готовят? Да и все мы? Если это нам невдомёк, то мы действительно на богослужении напоминаем стадо, за которое хор самозабвенно что-то просит и обещает. А хор или хотя бы регент хора сознательно это просит и обещает или нечаянно?
Конечно, предстоятель на Евхаристии не только изображает Христа, но и становится Христом. Только этот дар охристовления даётся ему «вместе со всеми нами» – быть частью (причастником) Христа, приобщившись Его Духу Жизни – Крови и Его Телу – Церкви. Надо понимать, что и образ Израиля как Божьего стада даже для Ветхого завета, не знавшего Богочеловека, – очень ограниченный образ. Он может указывать на идеалы послушания Пастырю, но не охватывает всего многообразия жизни народа и его даров. Даже в ветхозаветной церкви нет стадной однородности, история сохранила нам примеры ярких судеб, выдающихся умов, подвижников, людей харизматичных – Иисуса Навина, Гедеона, Давида, пророков. Есть и гении человечества – Моисей, например, через которого нам открыт выдающийся Закон жизни в общении и даже любви с Богом.
Фото: Дмитрий Чалабов/РИА НовостиНикакой христианин всерьёз считать себя пастухом единоверцев не может и не должен, если он в своём уме и да ещё и христианин. Христос учил даже, чтобы никого не называли отцом и учителем, ибо «один у вас учитель» и «один у вас отец» – «вы же все – братья», «а самый великий меж вас да будет у вас слугой». Но то ли это не прижилось, то ли уже забылось. Постепенно стало забываться, что даже если мы стадо, которое пасёт Христос, то мы особенное стадо. В отличие от стада кудрявых овечек, в нём каждый имеет свой уникальный дар. Если человек уверовал во Христа, решил жить по-христиански и крестился, то он получает помазание от Святого Духа и дары Духа. Эти дары не равны, одни побольше – пророчество, апостольство или учительство, другие поменьше – врачевания-исцеления или управления-епископства.
По большому счёту, именно по открытию этих даров после крещения и узнаётся, в самом деле крестился человек, вошёл ли Бог в его сердце и в его жизнь. Ходит человек в храм, исповедуется и причащается, начал ли он себя добропорядочно вести – уже вторичные признаки. Как несколько вызывающе говаривал старец беседников протоиерей Павел Алексахин: «Крест можно и на корову надеть, и причастия ведро съесть».
Святой IV века Кирилл Иерусалимский, посвятивший свою жизнь научению людей вере и подготовке к крещению, писал, что Дух Святой всемогущ и велик разными дарами, но «Он действует, приспособляясь к каждому и находясь среди нас, видит каждого свойство, видит мысли и совесть, знает и то, что говорим и о чём помышляем». Кому-то он даёт радость и стремление жить в бедности, поддерживая бедных, кому-то – доброе сердце и возможность милостыни, кому-то – избавлять людей от сил зла, другим – мудрость мирить людей или их просвещать. Ещё одно свойство Духа – Он Дух общения и мира, утешитель и примиритель. Если дары Духа не достигли тебя и твоей жизни, то крещение твоё фиктивно или слишком неполно, ты только намок в купели, а этого недостаточно. «Для таких, – как пишет Кирилл Иерусалимский, – вода остаётся водой, потому что в рождаемом нимало не оказывается дара Святого Духа».
Несомненно, мы встречаем в церкви людей одарённых, но по тому, сколько из крестившихся стали христианами, посвятили всю жизнь Христу, мы видим и то, что их очень мало. Должны же быть все. Возможно ли такое? Мы же все откликались на слова: «дар Духа Святого», когда нас помазывали святым мирром. Но этот отклик для большинства из тех, кто успел задуматься над ответом, носил скорее характер призывания Духа или несопротивления Ему, чем Его опознавание в данный момент и обещание взаимной любви. Готовы ли мы сказать, что последние не христиане? Если только в сердцах, да и то только те, кто сам живёт в Духе «на всю катушку». Такой может воскликнуть с сокрушением о наших несовершенствах: доколе мне ещё терпеть вас…
Тогда мы видим в одной церкви два христианства: «с полным погружением» и разные варианты «неполного». Кто-то православный только потому, что крестили в детстве, кто-то – потому что он русский или, допустим, грузин, кто-то держит дважды в году посты, кто-то по воскресеньям в храме и проч.
Самое парадоксальное, быть может, что христиане первого типа чаще всего готовы видеть и уважать неполную веру, а те, кто держится больше за обряд или национальную идею, христиан первого типа часто вообще не опознают как православных – считают то фанатиками, то сектантами, то ещё кем-то.
Старец Зосима говорит иноку Алёше Карамазову известное: «иди в мир, там мира нет». Но вспомним, что он отсылает его из монастыря, где мира (как победы над враждой) ничуть не больше. Мир в нашем мире – не то, что однажды можно установить, а то, что является топливом для жизни, его надо всё время добывать, очищать и раздавать нуждающимся, по какую бы сторону внешней церковной ограды они ни обнаруживались. В церкви мира достигать оказывается ничуть не проще, а в наше время ещё и посложнее. Поэтому, кажется, Алёша пошёл набираться опыта в миротворчестве, чтобы вернуться в церковь, где мира всегда не хватает и «пастырям», и «овцам».