Особая молитва, которая объединяет людей

Завершая наш разговор со священником Георгием Кочетковым и литургистом Зоей Дашевской о том, как может воплощаться личностное и соборное начало в молитве, как она может проявлять божественное и человеческое в человеке, обратимся к современному литургическому творчеству, уже вошедшему в современную церковную практику, а также узнаем переводческие правила отца Георгия

Молитва Памяти в Королеве, 2024 год. Фото: Евгений Гурко

Молитва Памяти в Королеве, 2024 год. Фото: Евгений Гурко

Начало тут и тут

Я каждый год с трепетом жду этот день

Уникальность молитвы, которая совершается 30 октября на улицах российских и не только российских городов уже около пятнадцати лет, в том, что в этот литургический опыт и пространство может войти любой современный человек, даже если он с церковью себя прямо не ассоциирует. Сам этот принцип не новый, а вполне традиционный – ведь, как мы уже установили, в церковном богослужении издревле было своё место и для тех, кто свой путь к Богу только начинает, и для тех, кто пришёл просто посмотреть.

В сердцевине молитвы, о которой пойдёт речь, поминовение в той или иной форме, когда возможно, по имени всех жертв советских репрессий, среди которых были отнюдь не только святые люди, не только верующие и даже не только те, кого можно назвать невинными жертвами. О том, возможно ли, а если возможно – то кому, как и при каких условиях молиться за людей, которые сами участвовали в преступлениях советских карательных органов, ведётся непростая дискуссия уже не один год. Но тем интереснее и удивительнее живой опыт молитвы, который рождается прямо на наших глазах в самом сердце русского народа – там, где приносится покаяние и совершается труд памяти, а таких мест в уходящем году в России и за её пределами было не меньше ста.

Чин этого последования складывался не сразу. В последние годы в него вошли покаянные молитвы Церкви о России, составленные в разные века: свт. Ермогена и свт. Тихона, патриархов Московских, Николая Неплюева, а также и современные, например, о жертвах голода. Меня особенно трогает «Молитва о жертвах XX–XXI веков», составленная отцом Георгием уже в последние годы, которая удивительным образом расширяет само сердце и совесть Церкви, потому что включает не только «своих» жертв, пусть даже это святые жертвы и святые новомученики, а всех жертв. Сегодня 30 октября вошло не только в общественное, но и в церковное самосознание, и есть решение Синода о том, чтобы в этот день совершать поминальное богослужение во всех храмах. Но нередко служится лишь панихида с добавлением пары прошений о новомучениках, даже без упоминания имён реальных жертв. С такой редукцией трудно примириться. Да, Русская церковь в Советском союзе была едва ли не главной мишенью большевиков, к ней применялись самые жестокие гонения. И всё-таки Церковь не может так сузить своё самосознание, свести его только к жертве – она по природе своей заступница. Но помолиться за всех жертв и так, чтобы это не было насилием и неправдой в отношении совести людей неверующих и даже, может быть, преступников, помолиться о том, чтобы Господь изгладил последствия совершённого ими зла – это особое дерзновение, возможное изнутри определённого церковного самосознания. 

Всегда будут святые, которые ни в какие святцы не войдут

Софья Андросенко: Отец Георгий, что сподвигло вас на составление чинопоследования «Молитвы памяти» и какие ожидания вы с нею связываете?

О. Георгий Кочетков. Фото: Евгений Гурко
О. Георгий Кочетков. Фото: Евгений Гурко

Священник Георгий Кочетков: 30 октября стало важным знаком нашей новой жизни, в том числе церковно-богослужебной, молитвенной жизни. Началось всё, как всегда, с простого. Государство установило День памяти жертв политических репрессий. Конечно, мы понимаем, что имеются в виду в первую очередь советские репрессии, мы иногда прямо так и говорим – что это День памяти жертв советских репрессий, потому что их было очень много и они были особенно тяжелы именно как жертвы. Мы не могли только вспоминать святых, тем более, что очень многие по-настоящему святые люди из числа этих бесчисленных многомиллионных жертв не канонизированы, то есть официально они не считаются святыми. К признанным святым потихонечку прибавляются новые и новые имена, но очень уж тихонечко, в зависимости от разных обстоятельств. И ясно, что всегда будут оставаться ещё многие святые жертвы, которые никогда не будут названы по имени и никогда ни в какие святцы не войдут. Поэтому мы и в Петербурге, и в Москве, и потом во многих других городах стали молиться в этот день, просто приходить в какие-то места памяти, иногда на места массовых захоронений этих жертв, иногда просто на площади городов – и в этот день их вспоминать. А как вспоминать? Вспоминать молитвенно, действительно не делая различий между официально канонизированными и не канонизированными жертвами. Эти жертвы бесчисленны, и это совсем не только священнослужители или монахи и монахини, это огромное число верных, потому что Церковь уничтожалась именно как Церковь, как собрание верных. Людей уничтожали просто потому, что они верующие, это уже считалось антисоветским действием достаточным для расстрела – не для выговора, а для расстрела! Или для отправки в ГУЛАГ, откуда тоже далеко не все выходили. 

Сначала мы просто произносили имена и говорили что-то от себя, своими словами, что тоже, к слову, очень важно в богослужении – чтобы у людей была возможность что-то добавить от себя своими простыми словами. Важно было, что это делалось не собственно в храмах и не только на территории приходов – можно было совершать поминовение где угодно. Потом условия несколько ужесточились, и сейчас они ужесточаются дальше и дальше, и в этом году, к сожалению, тоже. Но, тем не менее, мы получили в разных местах, в разных городах много разрешений на совершение этой молитвы. Она ведь может звучать не только в общественных местах и храмах – она звучит и может звучать и в каждом доме. Не везде можно собраться большим количеством людей, но для настоящей церковной молитвы достаточно и двоих-троих. 

Естественно, это не могло не развиваться. Если мы молились, если мы говорили слово о том, что имеет огромное духовное значение для всей Церкви и для всего нашего народа, для его покаяния и возрождения, как и для покаяния и возрождения самой Церкви, то не могло быть иначе. Постепенно собирались молитвы, которые были написаны в разное время в разных местах разными авторами – и в 1917 году перед большевистским переворотом, и после него, и во время гражданской войны, и в ГУЛАГе, и за границей. Собралось довольно большое число даже исторических молитв, покаянных и в то же время очень подходящих для данных случаев, начиная с XVII века, со святого патриарха Ермогена. Мы нашли и собрали эти молитвы, их издали – получилась целая церковная традиция. И мы её литургически оформили в самом простейшем виде. Написали ектенью, соответствующую данному случаю, потому что обычные церковные ектеньи здесь не подходят – они совершенно другого смысла, у них другое предназначение. И получился замечательный и очень простой чин, который может совершать любой мирянин – брат, сестра, любой верующий человек. На это поминовение могут прийти и люди нецерковные, иногда не очень православные, иногда не очень верующие, иногда не очень христиане. И тут вдруг объединяются те благие силы, которые иначе объединить, вообще говоря, более чем проблематично. Не всегда, не в любой момент можно вместе помолиться людям разных конфессий и разных религий, здесь возникают известные богословские вопросы, и мы всё это учитываем. Однако это поминовение действительно становится воздыханием сердца к Богу, даже если мы можем именовать Его неодинаково. Всё-таки каждый человек – образ и подобие Бога, истинного Бога Живого, и это антропологическое основание для такой молитвы. Мы стараемся оживить именно эти силы памяти, сострадания, веры, надежды и любви в человеке, даже если он не православный христианин, а уж тем более если он православный христианин. И собирается много людей.

Люди вдруг стали интересоваться своими предками, своим родом, своей традицией и положительными вещами, а иногда и трагическими, негативными. Ведь были не только те, кто терпел эти ужасы, издевательства, эти зверства советской власти, но и те, кто помогал в этом властям. Людям хочется очиститься от этого и помолиться за этих несчастных, обманутых или сбившихся с дороги. И такая возможность появляется. Я считаю, что это просто милость Божия. Очень много священников в самых разных местах не только в нашей стране эту практику воспринимают, насколько я знаю, и чин уже перевели на английский язык. 

Это действительно обогатило нашу богослужебную традицию. Хотя эта молитва ничему в традиции и не противоречит, но в то же время это что-то совершенно новое – ведь то, что произошло в Советском союзе, было беспрецедентно, поэтому такой чин просто не мог родиться раньше. Совесть людей, как и жажду молитвенного предстояния перед истинным Богом, надо пробуждать и поддерживать в людях, даже если они по своим корням, допустим, не очень православные или не очень христиане. Повторяю, мы должны подойти к этому антропологически, с полной верой в Бога и в человека как живой, настоящий образ Божий, призванный к богоуподоблению. И мы с этими словами можем обратиться к любому – и к неверующему, и к неправославному, и к нехристианину, потому что верим, что этот образ Божий, который в нём есть, не умер, а значит, может дать свои плоды.

Фото: Александр Волков / СТОЛ
Фото: Александр Волков / СТОЛ

Святой день в Церкви

Зоя Дашевская: Это действительно уникальный день, святой день в нашей Церкви и для всего нашего народа, хотя ещё и не все это понимают. Но все больше появляется людей, которые чувствуют этот груз – иногда как груз грехов, а иногда как груз ответственности за произошедшее с нашей страной и нашим народом. И для них это возможность и предстать в этот день перед Богом в молитве и ходатайстве, и осмыслить произошедшее, и принести Богу покаяние, и ощутить новые токи жизни, понять, что прощение возможно, если усилие покаяния будет совершено.

Ценность молитвы в этот день велика и потому, что она действительно объединяет тех, кто обычно вообще не объединяется. Удивительно, что иногда даже просто проходящие мимо люди вдруг получают какой-то удар в сердце и понимают, что можно больше не отгонять от себя тревожащую их мысль – что делать с этим прошлым. И когда они встают перед Богом в этот день с другими людьми вместе, их жизнь и эта трагедия обретает смысл, и появляется надежда на исправление. В этом тоже проявляется богочеловеческое действие. Сказано у пророка: «Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю» (Ис 1:18), – и Господь может это сделать. Видно, как обретают надежду люди, они начинают чувствовать свою связь не только со своим родом, но и переживать эту гениальную интуицию Достоевского: «Всякий пред всеми за всех виноват». 

Надо быть совсем детьми умом, чтобы думать, что всё это может быть просто забыто, просто отодвинуто в сторону. Нет! Господь видит всё и знает. Для того, чтобы и земля снова родила, и жизнь людей была божеской и человеческой, это покаяние должно совершиться. И то, что оно совершается хотя бы один день в году с таким осмыслением и с возможностью преодолеть рознь – это знак надежды. Я каждый год с трепетом жду этот день, и всегда Господь что-то показывает и открывает.

Софья Андросенко: Ещё одна инициатива, духовное предприятие, которое объединяет участников нашего разговора, – работа над переводом православного богослужения на русский язык, над одним из дел жизни отца Георгия. Вы могли бы поделиться, что сейчас ушло или уходит в типографию, чего нам ждать в ближайшее время?

Священник Георгий Кочетков: Слава Богу, есть что ответить. Совсем недавно впервые в переводе на русский язык вышла Триодь постная. Это получился большой, серьёзный том. Буквально сегодня или завтра уйдёт в типографию Триодь цветная. Тоже будет большой, серьёзный том (он уже вышел. – «Стол»). И мы этому очень рады. Сейчас мы заканчиваем пересматривать старые переводы Праздничной минеи – она тоже отдельно никогда не выходила, теперь готовится к изданию. А потом у нас есть ещё планы – пересмотреть весь ранее опубликованный семитомник «Православного богослужения», куда входит перевод Служебника, Требника и Часослова с большим числом приложений, которых нет в современных Служебнике, Требнике и Часослове. Мы надеемся как можно скорее привести в соответствие с нашими современными требованиями и опытом и переиздать и этот семитомник, и Покаянный канон, и Октоих, который тоже не так давно у нас выходил.

Постная и цветная Триодь. Фото: издательство СФИ
Постная и цветная Триодь. Фото: издательство СФИ

Это будет итог очень большого длинного пути. Я начал переводить с 1977 года, то есть полвека назад, и никогда не прекращал этот труд. Это послужило импульсом к очень большой работе литургического и гимнографического характера. В это вложились уже многие люди, потому что мало перевести – надо, чтобы это всё пелось, и пелось не хуже, чем на очень звучном, хорошем церковнославянском языке. Говорят: вот церковнославянский язык, его нельзя перевести, потому что он так звучит, так звучит! А оказывается, по-русски звучит всё не хуже, а часто лучше церковнославянского, в котором, например, много шипящих согласных. В русском языке этого нет, более того, в нём много своих замечательных поэтических возможностей для перевода, он позволяет выразить тонкости смысла, которые не мог выразить церковнославянский язык! Даже если буквально перевести с церковнославянского, это будет не то же, что текст оригинала, как правило греческого. Кроме того, были и ошибки при переводе с греческого на церковнославянский. Сейчас есть возможность это всё исправить, что мы и делаем. Их не много, не стоит преувеличивать, но они есть, и не одна-две. 

Так что эта работа идёт и, я надеюсь, будет очень успешной. Конечно, судить о её результатах будет вся церковь. Но мы видим, как богослужение на русском языке всё больше распространяется в нашей церкви. Уже пять лет мы транслируем русское богослужение. В Твери есть приход, где богослужение совершается на русском языке по благословению архиерея. Есть и много проб в разных епархиях, когда не только Писание, но и те или иные молитвы читают на русском языке. Это говорит о том, что люди этого хотят, они только почему-то очень запуганы. Так запуганы священники, что боятся слово поменять – «живот» на «жизнь» боятся поменять! Мы разговариваем с многими священниками во время наших многочисленных ежегодных паломничеств по всей нашей церкви, по всей нашей стране. И если хотя бы не будут преследовать и гнобить тех, кто служит по-русски, пусть даже не будут и поддерживать, то это будет подхвачено очень многими, особенно молодыми священниками. Хотя есть и мудрые, образованные старые священники, которые тоже хотели бы служить по-русски. Некоторые сами пытаются что-то переводить или русифицировать. Некоторые используют устаревшие переводы. Некоторые боятся пользоваться нашими переводами – ой, скажут, это кочетковцы, опять будет буча, опять будут ругать только за имя, как это бывало не однажды и бывает до сих пор в некоторых местах. Этих страхов очень много. А нужно, чтобы все эти книги расходились и использовались. 

В паломничествах братья и сестры нередко дарят тем, с кем они встречаются, наши богослужебные переводы, в том числе архиереям. И ещё не было ни одного, который бы сказал, что ему это не нужно, оставьте себе. Ни одного, даже среди тех людей, которые известны своей крайней консервативностью или большой необразованностью, или неглубокой церковностью – всё равно их это интересует!

Конечно, мы не хотим присваивать только себе лавры перевода. В это давно уже вовлечено довольно большое число людей, причём прекрасных специалистов. А есть и не специалисты, но все ведь слышат и понимают, когда они молятся, где хорошо, а где что-то немножко не так – или стилистически, или как-то ещё. Ну, за смыслом мы следим очень зорко, поэтому здесь нареканий никогда не было. А вот стилистические поправки всегда возможны, это нормально и даже хорошо. И когда нам присылают отзывы, мы рассматриваем все, даже если они кажутся сначала совсем неподходящими – тут мы никогда не ленимся. Мы иногда ленимся в другом, но в том, что касается обратной связи, мы смотрим, что вызвало у людей какое-то сомнение, почему они решились сделать как-то по-другому, и если предложения хотя бы частично можно использовать, мы это делаем. 

Главный принцип богослужебного перевода отца Георгия

Софья Андросенко: Отец Георгий, какой ваш главный принцип в переводческой деятельности, на чём вы стоите бескомпромиссно?

Священник Георгий Кочетков: Прежде всего, перевод должен быть адекватным и стилистически, и с точки зрения смысла. Да, мы не делаем буквалистский подстрочник, как часто пытались делать при создании церковнославянского перевода или русских переводов в XIX – начале XX века, но мы и не фантазируем. Мы именно переводим по всем требованиям современной переводческой практики. Нам важно, чтобы молитвы были не просто ясными, прозрачными по смыслу. Мы прекрасно понимаем, что часто переводим древнюю гимнографию, и она должна сохраняться как древняя гимнография, это не должно быть просто поводом для современного переложения. Мы не перелагаем, а именно переводим. Иногда трудно удержаться, хочется что-то добавить, поменять или убавить. Но мы строго держимся в рамках жанра. 

Ещё один очень важный принцип, критерий качества перевода – его действенность. Молитва должна призывать к действию. На самом деле все молитвы призывают к действию тому или иному – иногда глобальному, иногда локальному, но к действию. Человек не должен молиться и бездействовать. Даже созерцание – это действие. Если говорится «будем внимательны», так будьте, пожалуйста, внимательными. Если говорится «станем строго, станем благоговейно, будем со вниманием святое возношение в мире приносить», так будьте добры именно так и действовать. Но чтобы этого добиться, важно уделять внимание тонкостям перевода. Какое слово поставить? В начале фразы или в конце? Как прозвучат акценты? Русский язык в этом смысле великолепен – настоящий русский язык, а не советский новояз. Он даёт большое количество вариантов, огромную свободу. Очень мало таких языков, поэтому русский считается и одним из самых трудных для изучения. Это богатство, и надо им уметь пользоваться.

У нас замечательная команда, у меня прекрасные помощники в деле перевода. Мы вместе работаем уже не первый год, и слава Богу, между нами никогда не было каких-то конфликтов. У нас бывают разногласия, компромиссы, но конфликтов не было никогда.

Зоя Дашевская. Фото: Евгений Гурко
Зоя Дашевская. Фото: Евгений Гурко

Зоя Дашевская: Конечно, это радость и счастье быть участником этого дела, и я благодарю Бога, что в пасхальные дни 2020 года отец Георгий нас призвал в эту вторую переводческую группу. 

Дискуссия о возможности богослужебных переводов не просто многолетняя. Все прекрасно знают, как она велась в русской церковной печати, сначала очень осторожно, потом после отмены цензуры в 1905 году возможностей появилось больше. Были и предсоборные дискуссии, и обсуждение во время самого Поместного собора 1917–1918 годов. Публиковались разные переводы. Было, наконец, решение Собора, утвердившее саму возможность богослужения на русском языке. И опыт исповедников веры и новомучеников XX века свидетельствует о том, что такое богослужение стало практикой жизни.

Мне думается, что сегодня сама возможность молиться на родном языке – также и часть этого трудного пути покаяния. Русский народ достоин иметь язык, на котором может звучать его молитва. Сегодня все дискуссии ведутся немного в другой плоскости, но стоило бы и эту сторону вопроса тоже иметь в виду. Русский язык освящается через молитву. И опыт XX века, в том числе и поэтический (в лучших своих проявлениях – пророческий), даёт нам основания говорить, что он также может быть воспринят и в богослужебной жизни церкви. Литургический язык живой, он формируется. Это не то, что уже существует в бронзе или граните. Мы можем что-то обретать, обогащать тот русский язык, который у нас есть сегодня, его освящать и очищать через возможность молитвы на нём. Эта возможность привести существующий язык к какой-то адекватности через молитву на нём в дискуссиях часто недооценивается. И если бы переводческая деятельность отца Георгия, которая с открытием храмов в начале 1990-х могла вестись в более открытом ключе, не встретила тогда такого сильного искусственно спровоцированного сопротивления и противодействия, в том числе и на уровне каких-то церковных структур, то язык, на котором говорят наши современники, был бы другим. Но всё равно нам не должно унывать и опускать руки. Надо делать то, что мы можем.

Читайте также