Храм в локации живёт как «центр милосердия»: от способности прихода быть им во многом зависит весомость храма в жизни города или посёлка. Люди из работных домов приходят под купол с надеждой выбраться из жизненных передряг, потерявшиеся – за возможностью уехать домой или хотя бы зарядить телефон. Матери наркоманов идут с просьбой о молитве и, возможно, опёке над блудным чадом, а люди, у которых сложился профицит одежды, везут её в храм: там ведь найдут, кому что подарить. Этот функционал воспринимается как самоочевидный вне зависимости от характера локации: и в старом центре православия, и в умирающем промышленном городке купол храма оказывается маяком для тех, кто ищет милосердия либо возможности что-то сделать для незнакомых ближних. Настоятель по мере сил использует эту функцию храма: иногда участвуя в сборах для пострадавших от какого-либо ЧС, иногда объявляя сборы на собственно храмовые нужды, а иногда выстраивая свою социальную инфраструктуру – от специального помещения для подаренных вещей и введения должности социального работника до создания своего реабилитационного центра либо сестричества, занимающегося больничным служением. Масштабирование форпостов Конкретное наполнение служения милосердия для конкретного прихода определяется традициями, которые здесь сложились. Эти традиции в живом виде закладывались либо со времён советских, либо, в большинстве случаев, со времён легализации РПЦ МП в 1988 году: сами храмы строились часто на пожертвования людей, а в 90-е годы под их куполами зародились первые очаги социального служения. Период экстенсивного роста шёл примерно до 2015 года, кое-где продолжается и сейчас. Поэтому храмы, в которых было организовано в том или ином виде социальное служение хотя бы в течение нулевых, сегодня выступают своеобразными столпами социальной традиции церкви в своей локации. Иногда их влияние выходит за пределы не только района, но и города. Так, сложившееся во второй половине девяностых православное сестричество за полтора-два десятилетия своего функционирования в конкретном городе могло набрать под сотню людей персонала, открыв отделения во всех городских больницах, и теперь любой житель города, увидев сестру милосердия, вспомнит конкретный храм, с которым она ассоциируется. Другой пример: реабилитационный центр, который в глухом селе некогда открыл священник подвижнического настроя, превращается в нулевые-десятые в ключевой региональный центр реабилитации: не только «процессный» (место, где лечатся и выздоравливают люди), но и медийный и интеллектуальный «форпост» реабилитационного движения в регионе, становится куратором новых подобных начинаний. Помимо влияния на общественные настроения в регионе успешный опыт конкретного начинания меняет и епархию: задаёт основания для разработки нормативов организации служения, благодаря которым начинание масштабируется. Масштабирование, однако, не может работать линейно. Каждый успешный случай построения центра социального служения, в какой бы области он ни сложился, опирается на конкретную инфраструктуру, которая уже есть или складывается, и практику накопления ресурсов, часто неповторимую буквально. Наконец, как я уже писал, успешное построение «хаба» социального служения всегда опирается на харизму священника или другого воцерковлённого верующего, а такие вещи уж точно не копируются.
Фото: Сергей Власов/patriarchia.ru
