Преподобный Нестор Летописец через 90 лет так описывает это событие в «Чтении о житии, убиении и чудесах блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба»: «С наступлением лета плотники возвели во имя святых страстотерпцев Бориса и Глеба клетскую церковь, в которой была поставлена рака с мощами святых. Христолюбивый князь украсил церковь пятью куполами и всякими красотами, иконами и иными росписями. Повелел он написать и икону святых, чтобы входящие в церковь люди перед той иконой, как перед самими святыми, с верой и любовью поклонялись и целовали их образ. После этого христолюбец обратился к архиепископу с просьбой освятить церковь и совершить в ней святую службу».
А 6 августа, в день убийства Бориса, в память о блаженной кончине князей Ярослав Мудрый поставил в храме раку с мощами святых братьев и установил в этот день праздновать их память. «По окончании святой литургии благоверный князь Ярослав собрал всех участников торжества на трапезу, чтобы все, как и он, христолюбец, исполнились духовной радости о благодати, которой сподобились его святые братья, – говорится в летописи. – Этот великий праздник в честь святых христолюбец сотворил не только для бояр, но для всех людей, особенно нищих и вдовиц, повелев подать от своего имения всем нуждающимся, что продолжалось все семь дней праздника». Знаменательно, что тысячелетняя Русь началась и закончилась страстотерпцами великокняжеского рода – от Рюриковичей Бориса и Глеба до последнего убитого нечестивой властью императора Николая Александровича Романова с семьёй и домашними.
История младших сыновей крестителя Руси великого князя Владимира Святославича Бориса и Глеба, в крещении Романа и Давида, имеет свои загадки. Была ли мать Бориса и Глеба некая «болгарыня» или византийская царевна Анна? Кто из старших сыновей Владимира был заказчиком убийства: Святополк или сам инициатор их прославления – Ярослав Мудрый? Был ли Святополк сыном Владимира или его старшего брата Ярополка, убитого Владимиром? Молили жертвы убийц о помиловании или нет? Но всё это не влияет принципиально на явление святости русских князей и на те соображения, которыми я хотел бы здесь поделиться.
Если следовать «классическим» древнейшим версиям, то, опуская нюансы и разночтения, фабула такова. Заняв в 1015 году после смерти Владимира киевский великокняжеский престол, Святополк решил расправиться с Борисом и Глебом. Возвращавшийся из военного похода Борис, узнав о подлом замысле, отказался от смертельной вражды со старшим братом и распустил своё восьмитысячное войско в надежде, что Святополк, увидев мирного послушного Бориса, не станет на путь смертного каинова греха. Но ворвавшиеся в шатёр Бориса убийцы Путьша, Талец, Елович, Ляшко пронзили копьями князя и вставшего на защиту его слугу венгра Георгия. Ещё живой Борис, как повествует в середине XI века Иаков Черноризец в «Сказании о Борисе и Глебе», «воззрев на своих убийц горестным взглядом, с осунувшимся лицом, весь обливаясь слезами, промолвил: “Братья, приступивши, заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!”». После чего один из убийц вонзил ему нож в сердце.
Картина "Святополк I Окаянный", художник В.Шереметьев, 1867 год. Фото: wikimedia.orgИнтересно, что в течение тысячелетия в сердце русского народа блаженная кончина князей Бориса и Глеба почиталась особенно. В ней видели и высоту, и чистоту, и особенное княжеское достоинство как силу на страже отечества. «Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся, – пишет Иаков Черноризец. – Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем». «Возможно, образ Бориса и Глеба повлиял на развитие всей русской духовной традиции, – говорит первый проректор Свято-Филаретовского православно-христианского института Дмитрий Гасак. – Борис и Глеб не прославились как горячие свидетели Христа и проповедники, но они остались в памяти народной как страдальцы за принцип братской любви, который не нарушили даже тогда, когда брат оказался изменником. Такое безусловное исповедание крепости братских уз, когда вне зависимости от верности брата мы сохраняем ему верность. Это может показаться абсурдным, нелогичным, диким и даже разрушительным. Неслучайно нынешний наш президент не признал значение подвига этих первых русских святых».
Академик Сергей Аверинцев писал о князьях Борисе и Глебе, которых помнили у нас все века, что «именно в “страстотерпце“, воплощении чистой страдательности, не совершающем никакого поступка, даже мученического “свидетельствования“ о вере, а лишь “приемлющем“ свою горькую чашу, святость державного сана только и воплощается по-настоящему. Лишь их страдание оправдывает бытие державы». Однако сегодня подобные материи как будто недоступны не только политикам первого ряда, но и культурной элите. Вспоминается, как премьер-министр Владимир Путин в 2009 году на дне рождения Ильи Глазунова, увидев на холсте князей-страстотерпцев и заметив, что «меч у них коротковат», изрёк: – Борис и Глеб – святые, это понятно. Но они всё отдали без борьбы. Это не может являться примером для нас. Легли и ждали, пока их убьют. – Мне это чуждо, – согласился с Путиным «народный художник СССР» Илья Глазунов, после чего пообещал переделать картину. «Подвиг непротивления», который одинаково воспринимался великими русскими мыслителями Николаем Бердяевым и Георгием Федотовым «подлинным религиозным открытием новокрещённого русского народа», стал после ста лет советского помрачения восприниматься как слабость, а не подвиг.
Строительство деревянного храма-усыпальницы (сверху) и перенос в него раки князей Бориса и Глеба (внизу). Фото: wikimedia.org«Законные наследники правителя Борис и Глеб, не боровшиеся за власть, власть никому не дарили, не вручали, не завещали, – пиасл философ Владимир Бибихин в своём размышлении о власти в России. – Власть у них не была отнята, вырвана, отвоевана, ведь нельзя отнять то, за что не держатся. И так само собой получается, что хотя многие хватали власть в России, жадные от вида того как она валяется на дороге, власть России остается всё время по-настоящему одна: власть молодых Бориса и Глеба, никуда от них не ушедшая, им ни для какой корысти не нужная, только им принадлежащая по праву, по правде, по замыслу страны. Власть России в этом смысле никуда не делась, не ослабла, не пошатнулась. Её не надо рожать. Ей тысяча лет».
Думается, что сегодня многое в нашей судьбе зависит от того, сможем ли мы отыскать в себе этот «борисоглебский» ген братолюбия, посмеем ли хотя бы захотеть такой дружбы, любви, общения, отступления от которых боишься больше потери власти и авторитета, даже больше смерти.
