Три последних десятилетия, практически с падения советского режима, Русская православная церковь живёт в ожидании существенного обновления своей жизни. У людей думающих и совестливых крупнейшая религиозная организация в России, как правило, если не вызывает отторжения, то и большой симпатии не вызывает также. Хотят ли перемен сами представители церкви, священнослужители и миряне? И как может меняться такой большой и консервативный институт, как церковь?
Протоиерей Вячеслав Рубский, настоятель храма царицы Александры мученицы при Одесском национальном морском университете:
Вячеслав Рубский. Фото: Вячеслав Рубский/YoutubeЗапрос на качественное изменение жизни в церкви существует – но он существует у 10% церковных служителей и прихожан. У остальных 90% такого запроса очевидно нет, им не нужны никакие изменения, а ставка делается именно на них, так как на них держится вся экономическая база церкви. Это важно учитывать, чтобы не забыть о маргинальности нашего дискурса. Лично я чувствую этот запрос с интеллектуальной стороны.
Сегодня переводят многих замечательных богословов XX века, таких как Ханс Кюнг или Рене Жирар – это люди, которые не очень вписываются в «генеральную линию партии», и православной, и католической. Существуют целые направления теологии – такие как теоэстетика, которую представляют Дэвид Бентли Харт, Алексей Гагинский, Олег Давыдов, архимандрит Джон Мануссакис. Самая популярная дискуссия за последние пять лет – разговор между Андреем Шишковым и Алексеем Гагинским по поводу тёмной теологии и теоэстетики. Это интересует людей, и с этим нельзя не считаться.
Мы наблюдаем всё возрастающий интерес не к главной богословской линии, а, например, к слабой теологии Джанни Ваттимо и Джона Капуто или к аналитической теологии. Ведутся переводы разных книг по библеистике. Очень популярен стал Барт Эрман, запрашивают Николаса Томаса Райта, Джеймса Дана и Гезу Вермеша, интересен взгляд Крейга Эванса на время жизни Христа. Глядя на объёмы переводов и покупок этих книг, мы можем говорить о том, что сегодня есть запрос на другую теологию. Классическая православная теология святых отцов остаётся почётной, но ею меньше интересуются. И ещё один момент, с которым православие не сумело встретиться по-нормальному – это психология. Мы можем вспомнить замечательных батюшек Андрея Шамро и Андрея Федосова, которые ушли в гештальт-терапию, отца Антона Шугалея, ушедшего в нейропсихологию, Фёдора Людоговского, занимающегося лайф-коучингом, игумена Евмения и многих других товарищей, которые не смогли соединить занятия психологией с современным православием.
Что касается церковного устройства, мне кажется, что церковь должна быть проявлением духа, а не архаичной моды на одежду или отдельные придворные чины, когда-то существовавшие. В теории литургического творчества дальше поэтики Аверинцева и Шмемана ничего не продвинулось. Я думаю, чтобы что-то ещё произошло, мы должны понять то, на что указывал Джон Милбанк, считавший, что христианство возродится только в том случае, если примет задачу переосмыслить всё заново. Если говорить о том, кто сегодня может предлагать подходы к развитию церковной жизни, я думаю, мы находимся на стадии, когда это могут делать все. При этом надо учитывать, что у каждого будет естественный крен в сторону своих личных интересов – и епископ, и священник, и мирянин. Предложения могут делать все, но сегодня у нас нет структуры, которая могла бы принимать и обрабатывать их. Когда мы говорим Церковь, мы имеем в виду единство – а этого единства, этой дружности, когда все вместе, нет. Разве что крестные ходы или поклонение мощам преподобных святых – здесь мы все вместе. Во всём остальном мы не вместе, к сожалению.
Андрей Васенёв, главный редактор медиапроект «Стол» (Тверь):
Андрей Васенёв. Фото: из личного архиваЯ хотел бы отреагировать на неожиданное для меня свидетельство. Вы сказали, что 10% людей в церкви заинтересованы в изменениях. Мне кажется, что это фантастически много. Известно, что достаточно 3,5% людей желающих перемен, чтобы перевернуть ситуацию.
Священник Стефан Нохрин, проректор по воспитательной работе Хабаровской духовной семинарии:
Стефан Нохрин. Фото: pravkhabarovsk.ruДа, 10% – это большой оптимизм. Если мы говорим о церкви, то надо задаться вопросом, на каком основании человек считает себя принадлежащим к церкви. Если он ходит и ставит свечки или даже периодически исповедуется и причащается – значит ли это, что он в церкви? Ведь нравственная жизнь человека может не соответствовать никаким церковным нормам. Но пусть это будет и 10%. Нам важно понимать, как происходит это качественное изменение жизни, тогда есть надежда, что 10 превратится в 15.
Сегодня в обществе достаточно много людей, которые хотели бы услышать Церковь, хотели бы услышать живое слово, но они не знают, где это возможно, потому что часто, приходя в храм, они чувствуют себя в каком-то заповеднике, где с ними говорят на языке XIX века. Меня лично мой начальник в высоком чине учил, что не надо с людьми разговаривать, что никакая баба Маша не должна комментировать Евангелие. Ты прочитал святых отцов – ей расскажи, а она пусть сидит и молчит. Но люди сегодня не готовы, чтобы с ними общались таким образом.
На приходе, где я служу и где какое-то время занимаюсь оглашением, серьёзным систематическим просвещением, сейчас около 50% людей стали таким приходским активом. То, о чём мы не могли даже подумать пять лет назад, сегодня норма, и никакой аллергии нет на церковную жизнь. Бывают и доносы. Но мы видим, как появляются люди, свободно несущие ответственность не только за себя, но и за «того парня» или даже за нескольких, и они могут предлагать реальные улучшения. Это не «стратегический» взгляд сверху, а видение того или иного сегмента церковной жизни, к которому они причастны. Честно сказать, я полон надежд, что серьёзные улучшения церковной жизни произойдут, хоть и не быстро и не эффектно. К сожалению, очень мало священнослужителей, которым это нужно. Если бы таких был 1% – это уже было бы хорошо, на мой взгляд.
Дмитрий Гасак, первый проректор Свято-Филаретовского православно-христианского института, председатель Преображенского братства:
Дмитрий Гасак. Фото: sfi.ruКонечно, интеллектуальный запрос на понимание идей западных христианских теологов есть, но я должен сказать, что это было типично для России и в XVIII веке, и в XIX, и в XX-м – это какой-то почти бессознательный ход у наших интеллектуалов. И неслучайно отец Вячеслав назвал имена, с одной стороны, Шмемана и Аверинцева, а с другой стороны, Шишкова и Гагинского. Но при всём уважении к великим трудам и Аверинцева, и Шмемана и ещё не великим – Андрея Шишкова и Алексея Гагинского, этим определяется интеллектуальный, богословский, философский и культурологический багаж христианской мысли современной России. Всё-таки есть ещё довольно много значительных имён, это первое.
А второе – когда мы говорим о подходах к тому, как должна меняться церковь, мы должны понимать, с какой позиции мы смотрим на церковь, извне или изнутри. И здесь я сознательно придерживаюсь второй позиции, консервативной, даже архаической, которая была задана Хомяковым чуть не двести лет назад. Потому что взгляд изнутри Церкви предполагает ещё ответственность и за богословскую культурную традицию, и за историю, и, вообще говоря, ответственность за людей, коль скоро мы говорим о церкви как о собрании. И, конечно, это ответственность не только за те 10% интеллектуалов, ищущих живой интересной церковной жизни, но и за те 90, которые, может быть, этого не ищут. Я думаю, что продолжительный опыт нашего Преображенского братства в данном случае репрезентативен. Богу было угодно, что силами Преображенского братства вот уже 50 лет ведётся церковное христианское научение – оглашение в самых разных городах и не только в городах, для самых разных людей, в том числе очень простых, в интеллектуальном отношении совсем не продвинутых, чтобы они открывали для себя христианский мир, мир христианского богословия, церковной истории и современной церковной практики.
Поэтому если говорить о подходе, я бы не начинал с того, что Церковь непременно должна изменяться вслед за словами Евангелия «Се творю всё новое». Важнее, чтобы церковь была собой, чтобы не было такого, когда мы в церкви Церкви не узнаём.
Артём Григорян, член апологетического миссионерского центра «Ставрос», магистр педагогических наук по направлению «Теология и история религии» (Санкт-Петербург):
Артём Григорян. Фото: stavroskrest.ruПоследние десять лет я занимаюсь религиозными дискуссиями, миссионерством, проповедью среди представителей христианских и псевдохристианских сект и мне постоянно приходится сталкиваться с людьми, которые интересуются православием. Как оказалось, показать людям богатство, красоту православной традиции, её духовную полноту, интеллектуальную высоту – не самая сложная задача. Сложнее помочь адаптироваться в православии бывшим сектантам, людям, привыкшим к общинному образу жизни. Мы столкнулись с тем, что эти люди, пройдя чин присоединения к церкви, попросту не могли найти себя в ней. Многие из них спрашивали меня: «Артём, где то православие, которое ты нам показывал на примерах древних святых и подвижников? Где это всё в Русской православной церкви сегодня?»
Люди, которые пришли в православную церковь из каких-то сектантских сообществ – это люди горящие верой, очень активные, они хотят делать что-то в церкви, но они не могут найти себя. Это очень большая проблема и большая боль. К сожалению, некоторые из них так и не смогли найти себя в церкви. Они хотят быть вовлечёнными в дела прихода, хотят заниматься просвещением, катехизацией, видеть на приходах не просто назначенных священников, а пресвитеров, которых избирал бы сам приход. Но я не знаю, насколько все эти изменения реалистичны сегодня в нашей церкви. Имея опыт преподавания в Санкт-Петербургской семинарии, я даже среди семинаристов видел крайне малый процент будущих священников, которые хотели бы заниматься созданием общин.
Священник Георгий Кочетков, духовный попечитель Преображенского братства, кандидат богословия, катехизатор и переводчик богослужения на русский язык:
Георгий Кочетков. Фото: psmb.ruГоворя о том, как может меняться церковь, важно уточнить, о какого рода изменениях идёт речь, изменения-то могут быть совершенно разные. Мы предполагаем, что они должны быть позитивными, но не очень ясно, к чему мы стремимся. Конечно, есть слова Писания, что мы должны обновляться духом. Мы помним и старое изречение «Ecclesia semper reformanda», но даже его можно по-разному перевести: церковь всегда реформируется, или всегда обновляется, или она меняется – это не совсем одно и то же. Мне, допустим, очень не близка любая идеология реформации. Не потому что реформаторы плохие люди – как правило, это ревностные, очень верующие люди. Вспомните того же замечательного Лютера – он безусловно был очень ревностный, очень честный и выдающийся человек. Но даже такая мягкая реформация, как лютеранство, привела к неоднозначным результатам. С одной стороны, в Западной церкви произошел раскол. А с другой, очень много изменилось в лучшую сторону в католической церкви благодаря этим христианским движениям XVI века.
Замечательный вопрос Артёма: куда мы приведём людей? Наше слово о нашей Церкви, о нашей вере – соответствует ли реальности? Очень часто – нет. И дело, конечно, не только в общинах, хотя это особо острая проблема – отсутствие живых ответственных христианских любовных отношений между верными, какими бы санами они ни были облечены, какие бы служения ни несли, какими бы талантами ни обладали. Если мы члены Церкви, мы должны быть братьями и сёстрами во Христе – это основа основ нашей жизни. Как-то я слышал в Лондоне в англиканском храме проповедь на эту тему, когда зачинатель движения «Альфа-курс» Никки Гамбл – помните, такой супер-успешный миссионерский проект – как раз говорили о том, что они через очень краткое оглашение приводят людей в церковь, а потом те идут в англиканские приходы и не находят там того, что надо. Ой, думаю, ничего себе, прямо православные люди!
Что уж нам сказать, если это острая проблема у англикан, где значительно более живая приходская жизнь, практически полуобщинная. Правда, они вышли из этой ситуации, договорившись с англиканскими храмами, что то, чему учат на оглашении, должно быть и в жизни. И так многие люди вернулись в христианство, вернулись к вере, пусть и в англиканство, но англиканство, как известно, очень близко к православию. Главное, что должно быть в основе изменений в церкви – они должны соответствовать воле Божьей, которая, как сказано в 12 главе Послания к римлянам – «добрая и благоугодная и совершенная». Как этого искать, не сообразуясь с веком сим, с миром сим, лежащим во зле?
Первое – нужно дать свободу Духу Святому действовать в церкви. В нашей Православной церкви и в других церквах, во всех конфессиях – это общая беда: нет свободы для действя Духа Святого. Однажды я был на миссионерском съезде в Индии, где было очень много протестантов. Нам иногда кажется, что у них там всё что хочешь, то и делай – ничего подобного. Они жалуются на то, что нет у них свободы Духа, поэтому Дух Святой не может обновлять церковь так, как Он этого хочет. А мы этому не способствуем, потому что или боимся всего, или просто невежды, или ещё слишком заинтересованы в хорошей жизни, в том числе в хорошем отношении с властями…
Второе – человеческий фактор. Мы должны знать, чего мы хотим. Сейчас прозвучали очень хорошие слова отца Вячеслава о том, что мы должны взять на себя ответственность за всю традицию в целом, мы должны как-то подвести итоги. Я с этим тоже лично сталкиваюсь на протяжении последних тридцати лет в процессе работы над катехизисом. Одно дело – когда я вёл катехизацию 50 или 40 лет назад, а другое – когда мне нужно было писать всё это, а потом ещё редактировать, что-то и переписывать. И когда я закончил описывать все четыре этапа оглашения в многочисленных книгах, то понял, что я, совершенно этого не планируя, столкнулся с задачей как бы подвести итог всей традиции, всему двухтысячелетнему периоду церковной истории. Видимо, наступил такой момент в истории, когда надо подвести итоги. Ведь мы живём уже в другую постконстантиновскую эпоху, которая без этого не может быть осознана, воспринята. Из-за этого мы всё время стреляем кучно, но мимо, и Православную церковь никто в народе, в обществе всерьёз не воспринимает. Всё дискредитировано, плюс ещё помогают некоторые силы извне. Скоро будут пальцем показывать и плевать вослед нам, с чем я столкнулся однажды в Израиле...
Но не будем о грустном. Сейчас людям, приходящим к Богу и в Церковь, очень нужна помощь – не только переходящим в православие из других конфессий. Хотя в некоторых областях протестантов больше, чем православных, особенно за Уралом. Самое-то главное – наши практические атеисты, которых во много раз больше. Они очень хотят прийти к Богу, только не знают, как, и никому не доверяют. Как мы ответим этим людям, которых большинство в нашей стране? Их не привлекает церковь в том виде, в котором она есть. Подлинной Церкви они не знают. А откуда они её узнают, когда её внутри церкви часто не знают ни клирики, ни миряне, ни даже некоторые архиереи? Какая уж там апостольская преемственность, прости, Господи! Кто им ответит? Чтобы отвечать всерьёз, нужна настоящая катехизация, а катехизация это и есть подведение итогов всей нашей церковной истории, потому что мы должны научиться отвечать на современные вопросы на современным языком – не просто на русском, а так, чтобы тебя поняли по смыслу и восприняли дух. Это совсем другая задача.
Поэтому Церковь должна всесторонне обновляться Духом Святым, а не произволом человеческим. Но Дух Святой действует через людей, а не вообще Сам по Себе, без людей или против людей. А значит, Он хочет действовать и через нас. Готовы мы к этому или нет? Что мы для этого делаем? Предлагаем стилизацию, или интеллектуальные игры, или превращаемся, прости, Господи, в коучей? Это бегство, это эскапизм недостойный священника и вообще христианина. Правильно кто-то сегодня говорил, что не надо ждать, не надо согласовывать ни с каким начальством – ни светским, ни церковным – создание общин, братств, катехизацию. Мне повезло, что я родился 70 лет назад, когда согласовывать что-то с начальством было абсолютно невозможно, и это было во благо. Поэтому я мог начать катехизацию в 71-м году. Сейчас это вызвало бы реакцию: как это вы без благословения! А когда мы вели её десятилетиями, там уже спрашивать, почему вы без благословения, было бы неуместно и смешно. И архиереи, слава Богу, это понимали, включая патриарха Алексия Второго. Таким образом, ответ на вопрос, как может меняться церковь сегодня, очень прост: давайте дадим свободу действия Духу Святому и будем сами действовать в этом Духе – личностно и соборно, церковно и ответственно, отвечая за все последствия своих слов, поступков и всего, что мы делаем сами, и тем более вместе с другими людьми. Вот пока и всё.
