Ереси, религиозные войны и мятежи, сопровождавшиеся запредельным уровнем агрессии и жестокости, сотрясали Византию не раз. Но ни одна из ересей не оставила такого следа в мировой истории, как иконоборчество.
Считается, что основателем ереси и главным иконоборцем Византии был император Лев III Исавр, который в 730 году (по другим данным – в 726 году) издал закон о запрете почитания икон. Но на самом деле это не совсем так: иконоборчество в той или иной форме существовало с самых первых лет существования христианской церкви. Были умеренные иконоборцы, считавшие, недостойным Христа наносить Его изображения на дерево. Были и радикальные иконофобы – к примеру, ещё на Эльвирском соборе, состоявшемся в 306 году в провинции Испания, был принят 36-й канон о запрете любых изображений в христианских домах и собраниях. Правда, это правило не получило одобрения всей церкви, но тем не менее сам факт того, что представители церкви в дни самых жестоких гонений на христиан собрались все вместе, чтобы обсудить разницу между иконопочитанием и идолопоклонством, говорит о многом.
Кстати, во времена правления святого равноапостольного Константина Великого во избежание продолжения подобных споров было издано особое правило, предписывающее помещать в храмах иконы выше человеческого роста – чтобы не допускать поцелуев и разного рода языческого поклонения «рукотворным вещам».
Надо сказать, для негативного отношения к иконопочитанию существовали свои объективные причины. Даже в Константинополе иконам не просто молились, но им приносились жертвы: порой иконам жертвовали золотые изделия, а иногда и собственные волосы, и кровь – иные аскеты поливали лики святых собственной кровью в знак какого-либо обета. Чего уж говорить о провинциях, где священники часто соскабливали краску с икон и помещали в чашу, где размешивали со Святыми Дарами. Другие же использовали эту соскобленную краску для приготовления лекарственных мазей – причём средневековые лекари даже составляли инструкции, какого святого следует поскоблить от той или иной болезни.
Словом, неудивительно, что многие христиане того времени выступали с критикой такого «иконопочитания», категорически отрицая и сами иконы, и мощи святых, и все священные реликвии. И задолго до того, как Лев III Исавр захватил власть, в Константинополе сформировался весьма влиятельный кружок образованных и просвещённых священнослужителей (включая и многих столичных епископов), которые искренне желали избавить церковь от суеверий и наносных элементов язычества. Их влияние при дворе было настолько велико, что ещё предшественник Льва Исавра император Филиппик Вардан собирался издать эдикт о запрете иконопочитания. Но не успел: во время пира он был схвачен заговорщиками и ослеплён; кстати, заговорщики были слугами первого секретаря императора, который решил, что ему самому пора стать императором. Правил он, впрочем, недолго. Уже через два года бывший секретарь был свергнут восставшими солдатами, которые посадили на трон некоего Феодосия – бывшего сборщика податей.
Феодосия и сверг стратиг Лев Исавр – безродный сириец по происхождению, сумевший стать имперским генералом и главнокомандующим войсками в восточных провинциях, где шли постоянные войны с наступавшими арабами. Лев отправил Феодосия в отдалёный монастырь, а сам решил заручиться поддержкой влиятельных столичных элит – прежде всего епископата, занимавшего самые влиятельные должности при дворе.
Феодосий III. Фото: АНО "Международный нумизматический клуб"Столичные епископы были сплошь иконоборцами, которые и смогли убедить нового императора запретить иконопочитание. Дескать, хватит нам креста и «хризмы», то есть монограммы имени Христа, которую император Константин Великий повелел начертать на щитах солдат своей армии.
* * *
Но недаром говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
С самого первого дня выполнение эдикта императора сопровождалось резнёй и кровопролитием. Первыми жертвами новой религиозной политики стали несколько десятков обывателей, погибших у Халкопратийских ворот в Константинополе. Дело в том, что император повелел первой снять икону Христа с ворот Халкопратийской церкви. В результате этого произошли столкновения горожан с солдатами: «убили некоторых из царских людей, которые снимали икону Господа с медных ворот великой церкви; и многие за ревность к благочестию были казнены усечением членов, плетьми, изгнаниями и лишениями имений, особенно люди знаменитые и родом, и просвещением».
Следом солдаты демонстративно расправились со всеми почитаемыми в народе иконами: «Иконы ввергались: одни – в болото, другие – в море, третьи – в огонь, а иные были рассекаемы и раздробляемы секирами. А те иконы, которые находились на церковных стенах, – одни сострагивались железом, другие замазываемы были краскою».
Борьба с иконами затронула и их создателей. Наиболее известна история монаха-иконописца Лазаря: «Решил он принудить и монаха Лазаря (это был славный рисовальщик того времени). Однако монах оказался выше льстивых убеждений… многократно обрушивался с хулой на царя, и тот, видя такое, предал его таким пыткам, что плоть его истекала вместе с кровью и никто не чаял, что ещё жив. Когда же услышал царь, что заключённый в тюрьму рисовальщик понемногу пришёл в себя и, вновь занявшись своим искусством, изображает на дощечках лики святых, велел приложить к его ладоням раскалённые металлические пластинки. Огонь пожирал и источал его плоть, пока не упал он в изнеможении чуть ли не замертво...»
Вскоре иконоборцы взялись и за монастыри – рассадники «идолопоклонства».
Так, в провинции Фракия прославился наместник Михаил Лаханодракон, который приказал солдатам согнать в Эфес всех монахов и монахинь из ближайших обителей и предложил им выбор: либо расстричься и жениться, либо подвергнуться ослеплению и быть сосланными на острова.
Летописцы свидетельствуют: «Многих монахов умертвил ударами бичей, и даже мечом, и бесчисленное множество ослепил; у некоторых обмазывали бороду спуском воска и масла, подпускал огонь и таким образом обжигал лица их и головы; иных после многих мучений отсылал в изгнание».
Подобная жестокость, не имеющая ничего общего ни с верой, ни с богословием, имела простое объяснение: под видом борьбы с «язычеством» церковная партия, связанная с Константинопольским патриархом Анастасием, проводила расправы с соперниками и осуществляла передел собственности. Многие монастыри, куда стекались паломники поклониться чудотворным иконам, аккумулировали огромные богатства, и именно по таким обителям и были нанесены наиболее сокрушительные удары иконоборцев.
При этом, как установили на VII Вселенском соборе, подавляющая часть всех аргументов иконоборцев представляла собой умышленные или неосознанные искажения текстов Священного Писания, а также заимствования из трудов лиц, уже отвергнутых церковью.
VII Вселенский Собор. Фото: Феофан Критский / монастырь Ставроник* * *
Сложно сказать, насколько сам Лев Исавр был вовлечён в распри византийского священства и богословские диспуты о мистической природе святых образов, но с самого начала иконоборческая кампания патриарха Анастасия приняла характер политического противостояния с Римом. По мнению понтифика Григория II, осудившего иконоборчество, иконы были незаменимы в просветительских целях, дабы христиане-неофиты могли бы наглядно изучать персонажей и события Священного писания.
Папа Григорий II в письме к императору писал: «Ты говоришь, что мы поклоняемся камням, стенам и доскам. Это не так, император, как ты говоришь: иконы служат нам только средством для напоминания; они пробуждают и возносят наш ленивый, неискусный и грубый ум в горний мир, предметам которого мы не можем не давать имён, названий и образов. Мы почитаем иконы не как богов, как ты говоришь, – да не будет! – мы не на них возлагаем надежды. Если пред нами находится икона Господа, мы говорим: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помоги нам и спаси нас! А если пред нами икона святой Его Матери, то мы говорим: святая Богородице, Мати Господа, будь (нашею) заступницею пред Сыном Твоим, истинным Богом нашим, во спасение душ наших! Если же икона мученика, например, Стефана, то говорим: святый Стефане, изливший кровь твою за Христа и имеющий пред Богом дерзновение как первомученик, будь нашим заступником! Так мы обращаемся и ко всякому другому святому мученику. Вот куда воссылаем мы молитвы при посредстве икон».
И далее: «Ты писал, что следует созывать Вселенский собор; нам показалось это бесполезным. Представь, что мы послушались тебя, архиереи собрались со всей Вселенной, что восседает уже синклит и совет. Но где христолюбивый и благочестивый император, который, по обыкновению, должен заседать в совете и чествовать тех, которые говорят хорошо, а тех, которые удаляются от истины, преследовать, – когда ты сам, император, являешься человеком непостоянным и варваром?».
Разумеется, безродный солдафон Лев Исавр в глазах понтифика действительно был настоящим варваром, но никогда прежде римские понтифики не опускались до подобных оскорблений. Более того, понтифики, даже обличая ошибки императоров, никогда не ставили под сомнение их право на верховную власть в пределах всей империи – даже если сам Рим временно оказался под юрисдикцией королевства лангобардов. Но теперь папа открытым текстом отказал императору в повиновении.
Непонятна и причина отказа в проведении собора. В церкви возникло определённое разногласие, для преодоления которого император предложил созвать очередной Вселенский собор. Почему же папа отказал, да ещё и в такой грубой форме?
Дело в том, что в те годы в Европу устремились потоки арабских завоевателей: переправившись через Гибралтар, арабы сокрушили готские королевства Испании, а потом пошли на завоевание Галлии – современной Франции и севера Италии. Молить о помощи Византию было бесполезно: Лев Исавр был только счастлив, что арабы оставили в покое Малую Азию. И тогда на сцене появилось молодое Франкское королевство. Король Карл Мартелл в 732 году в битве при Пуатье окончательно разгромил войска арабского полководца Абду-р-Рахмана, показав себя новой доминирующей силой на европейском континенте.
И папа Григорий II просто констатировал это кардинальное изменение геополитической обстановки.
С этой минуты иконопочитание рассматривалось не просто как ересь, но как измена императору – ведь это «идолопоклонники» Рима решили посягнуть на статус и легитимность византийских кесарей. Именно поэтому среди иконоборцев и было столько военных
* * *
Еще больше отношения между Константинополем и Римом обострились в период правления его сына Константина V Копронима, который в 754 году созвал иконоборческий собор, осудивший и «идолопоклонников», и позицию Рима.
В 775 года Константина V сменил его сын Лев IV Хазар. Лев Хазар правил недолго – уже через пять лет василевс умер, и престол перешел к царице Ирине, которая была провозглашена регентом при 9-летнем сыне, императоре Константине VI.
Но это не понравилось пятерым братьям покойного императора, также имевшим виды на престол. Через 40 дней после начала регентства Ирины братья покойного императора Льва при поддержке влиятельных епископов, имевших большие связи в войсках, подготовили переворот с целью возвести на престол Никифора, старшего из братьев. Но заговор был раскрыт, братья схвачены, и насильно пострижены в монашество.
Не зная, на кого опереться, Ирина решила искать поддержки у Рима и франков – в 783 году она обручила своего несовершеннолетнего сына с 8-летней Ротрудой – дочерью Карла Великого (внука Карла Мартелла).
И занялась восстановлением иконопочитания – к тому времени вектор людских предпочтений уже качнулся в другую стороны, как только византийцы убедились, что глубина церковной жизни никак не зависит от наличия или отсутствие икон. Наоборот, после серии войн с арабами и со славянами в Греции обыватели стали поговаривать, что иконоборцы навлекли на себя гнев Небес, оскорбив «веру отцов».
Но первая попытка созвать в 786 году новый Вселенский Собор для осуждения иконоборчества закончилась неудачей: солдаты столичных полков едва не разорвали епископов – «предателей», собравшихся на Вселенский Собор в Константинополе. В храм Двенадцати апостолов, где находились участники Собора, ворвались солдаты с обнаженными мечами, требуя распустить Собор, в противном случае угрожая расправиться с Патриархом, епископами, архимандритами и игуменами, которые также были приглашены участвовать в этом Соборе.
От греха подальше святая Ирина решила перенести Собор в Никею. По итогам работы был принят орос Собора, восстановивший почитание икон:
«Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней. Вот таково учение святых отцов наших, то есть предание кафолической церкви, от конца до конца земли принявшей Евангелие».
Также было разрешено употреблять в храмах и домах иконы Господа Иисуса Христа, Божией Матери, ангелов и святых, чествовать их поклонением (но не таким, какое прилично Богу), а целованием, возжжением перед ними светильников и фимиамом.
* * *
Конечно, VII Вселенский собор не смог ни остановить ереси иконоборцев, ни примирить Рим с Константинополем.
Более того, решения этого собора вызвали неприятие у франкского короля Карла Великого. По поручению Карла франкские богословы написали и прислали папе Адриану сочинение «Libri Carolini quatuor», состоящее из 85 глав, которые содержали 120 возражений против решений II Никейского собора (причём практически все возражения возникли из-за плохого перевода документов собора). Главнейшим же «грехом» Карл посчитал одобрение византийской формулы о том, что «Святой Дух исходит от Отца», и настаивал на прибавлении слов: «и от Сына» (filioque – на латыни). Этим был дан старт новому догматическому спору «о филиокве» между Восточной и Западной церквами, который продолжается и по сей день.
Разлад между Востоком и Западом приобрёл и вовсе необратимый характер, когда папа Лев III в 800 году венчал франкского короля Карла Великого как императора. По сути, совершённый им акт означал унижение императорского достоинства римских императоров и де-факто провозглашал самопроизвольное выделение Западной церкви из состава Византийской империи.
Иконоборцы же были побеждены через полвека – на Константинопольском соборе 843 года при императрице Феодоре. В ознаменование окончательной победы над иконоборцами и всеми еретиками был установлен праздник Торжества Православия, который положено праздновать в первое воскресенье Великого Поста и который празднуется до сих пор в Православной церкви.
