После этого правящий архиерей Мелекесской епархии Диадор позвонил отцу Георгию и сообщил, что ему уже звонили из органов и «спрашивали те, кому положено спрашивать». Запись звонка священник выложил в сеть, аргументируя это тем, что беспокоится за свою безопасность. После этого появилось в сети открытое обращение епископа Диодора к опальному священнику, где он обвинил последнего в провокационных политических высказываниях в публичном пространстве. В этом обращении епископ утверждает, что данные публикации и полемику священник затеял нарочно, чтобы была возможность в качестве политического беженца эмигрировать в США и перейти в юрисдикцию Американской православной церкви.
Интересно, что ещё в прошлом году священник Георгий Сухобокий сам критиковал протоиерея Георгия Роя из Беларуси за пост, в котором тот выразил протест против насилия белорусских силовиков во время летних протестных акций 2020 года. Сухобокий обвинял своего тёзку примерно в том, в чём его обвиняет сейчас епископ, – в политизированности и называл находящегося под запретом другого белорусского православного священника Александра Шрамко «кликушей» за его активную общественную позицию. Видимо, это позволило некоторым комментаторам в Фейсбуке предположить, что утверждение епископа о желании отца Георгия Сухобокова перебраться в США не лишено оснований. Я не слышал, чтобы кто-то воскликнул: не может быть, чтобы в нашем светском правовом государстве епископу Диодору звонили из силовых ведомств по поводу высказывания клирика его епархии! Мы же знаем, что любой гражданин, независимо от его статуса, может высказываться по любому поводу так, как он считает нужным! Если в его высказывании есть что-то, нарушающее закон, то надо предъявлять обвинения. Нет, предполагаемый звонок из органов никого не удивляет. Скорее бы удивило, если бы его не было.
Но возникает вопрос: позволительно ли церковнослужителю высказываться на политические темы? Социальная концепция РПЦ в разделе «Церковь и политика» говорит: «Приветствовать диалог и контакты Церкви с политическими организациями в случае, если подобные контакты не носят характера политической поддержки. Считать допустимым сотрудничество с такими организациями в целях, полезных для Церкви и народа, при исключении интерпретации подобного сотрудничества как политической поддержки…».
Президент РФ Владимир Путин во время посещения Спасо-Преображенского собора Валаамского монастыря, 11 июля, 2016 год. Фото: kremlin.ruТо есть церковь может сотрудничать с политическими организациями, но не может их поддерживать как собственно политические. Хотя здесь тоже не всегда можно определить, где заканчивается сотрудничество и начинается политическая поддержка. К примеру, если какая-то партия или конкретный политик участвуют в некоем церковном благотворительном проекте, можно ли данное сотрудничество считать политической поддержкой со стороны церкви? Ведь политик или партия в любом случае из данного сотрудничества будет извлекать прежде всего политические дивиденды. Думаю, очевидно, что публичное причащение Путина является не только актом его личного благочестия, про которое мы никакого суждения выносить не можем, но при желании может быть интерпретировано как политическая акция, извлечение первым лицом государства политических дивидендов из своей принадлежности к определённой религиозной конфессии.
При этом социальная концепция РПЦ говорит, что «неучастие церковной Полноты в политической борьбе, в деятельности политических партий и в предвыборных процессах не означает её отказа от публичного выражения позиции по общественно значимым вопросам, от представления этой позиции перед лицом органов власти любой страны на любом уровне». То есть публично высказываться по общественно важным вопросам церковь может. Правда, потом уточняется, что такая позиция может выражаться «исключительно церковными Соборами, Священноначалием и уполномоченными им лицами».
Тогда резонный вопрос: можно ли рассматривать публикацию в соцсетях священника Георгия Сухобокова как политическую поддержку или как выражение позиции по общественно значимому вопросу? В данном случае отец Георгий Сухобокий «под свою анафему падоша» (подпадает под свою же анафему), потому что ранее призывы другого священника остановить насилие назвал «демагогическими лозунгами». Этот эпизод в прошлом году был критически описан в статье на сайте Ахилла, где автор написал: «Отстаёт молодой пресс-секретарь Мелекесской епархии: даже архиереи уже почуяли ветер перемен и срочно меняют риторику – от начальственно-угоднической на “народническую”. Батюшке Георгию Сухобокому стоит поспешить и сменить курс вслед за священноначальствами». Возможно, батюшка внял совету, и сейчас на данном сайте помещаются статьи в поддержку теперь уже опального священника, которого, с его слов, уже отстранили от служения.
Священник Георгий Сухобокий. Фото: facebook.comПо поводу отстранения священника Георгия Сухобокова уже высказался зампредседателя синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Московского патриархата Вахтанг Кипшидзе. По мнению Кипшидзе, «священник, занимающий должность в епархии, не вправе публично высказывать свою политическую позицию». Но, как уже мы говорили выше, этот запрет относится только к оппозиционной политической позиции. Провластную политическую позицию можно высказать вполне спокойно, что мы и видим на примере митрополита Тихона (Шевкунова), который в поддержку действующего президента говорит следующее: «А кто ещё такой, кто может вот так же работать на международном уровне? Кто может ещё внутри сдерживать?».
Думаю, что здесь публичных комментариев Кипшидзе в ближайшее время ждать не стоит. Ну только если в поддержку данного высказывания. Тем не менее вопрос стоит остро: как представители церкви могут высказываться по общественно значимым вопросам, при этом не играя на стороне какой-либо политической силы? Политика – это всегда борьба за власть, и в нормальном случае церковь не должна участвовать в этой борьбе. В этом смысле Основы социальной концепции вполне соответствуют евангельской норме, хотя, конечно, грань между политическим высказыванием и высказыванием на общественно значимые темы не всегда чётко различима.
Политические силы, как провластные, так и оппозиционные, конечно, часто стараются использовать церковь в своих интересах. Это было хорошо видно, когда в 2019 году появились подписи священников в поддержку заключенных московских протестов. Какие-то священнослужители подверглись репрессиям со стороны церковных властей за подписи в этом документе, какие-то либеральной общественностью были осуждены за то, что эти подписи не поставили, а каким-то ничего не было. Церкви ещё предстоит выработать язык, стиль общения, чтобы говорить на значимые для общества темы. Например на тему пыток в тюрьмах. Высказываться об этом не в телеграм-канале, как это сделал председатель синодального отдела Владимир Легойда, а на официальных сайтах РПЦ. Патриарху и архиереям тех епархий, где находятся тюрьмы, — громко обличить насилие.
Относительно Навального: он позиционирует себя как верующий православный человек. Можно было бы по крайней мере недоумение выразить, почему не завели уголовное дело по поводу его отравления. К сожалению, почти по всем общественно важным вопросам мы можем услышать только частные высказывания отдельных верующих священников или мирян. Это, конечно, лучше, чем ничего. Но голоса “Полноты” церкви, как это названо в Основах социальной концепции, не хватает.
