Мне очень повезло в жизни
«Уровень образования в семинарии был низкий, при том что уровень поступивших студентов был очень высокий, и в начале второго курса у многих семинаристов случился какой-то массовый надрыв, надлом, – вспоминает священник Иоанн Казанцев, преподаватель Тобольской духовной семинарии. – Те, кто никогда в жизни не употреблял спиртное, стали пить. В общем, брожение... И в этот момент нам на литургике посоветовали прочитать книгу, как нам сказали “Шлемона”, “то ли еврея, то ли немца”. И вот один прочитал, другой, третий – и этот дух свободы заразил всех. Фактически отец Александр Шмеман, сам того не зная, приехал в Сибирь к нам, в это захолустье, в Тобольск. И многих-многих молодых горящих искренних студентов за собой потащил. Мы увидели то христианство, которого мы не видели вокруг: ни у себя на приходах, ни в семинарии, ни на богослужении в кафедральном соборе. Это глоток чистого воздуха, свежей воды – подобного у нас никогда не было».
Я думаю, сейчас в Русской церкви можно собрать не одну тысячу, а может, не один десяток тысяч людей, чья вера в девяностые и позднее крепла благодаря слову отца Александра Шмемана, открывавшего для нас глубину смысла, свободы и радости. Сейчас, когда я вспоминаю встречу с книгами отца Александра, самым важным в них мне кажется, что они побуждали к немедленному действию – верить, молиться и жить по-христиански хотелось сразу именно так, а не иначе. Хотелось – да и сейчас хочется – встретить тех, кто чувствует христианство так же, как отец Александр, и рассказать об этом опыте так прочитанного и прожитого Евангелия тем, кто его ещё не знает.
Священник Георгий Кочетков. Фото: sfi.ru«Мне очень повезло в жизни, я познакомился с трудами отца Александра ещё в середине семидесятых годов, в это время я уже занимался оглашением взрослых людей, подготовкой их к крещению по группам, и такие книги, как “Водой и Духом” или “За жизнь мира”, мы прямо использовали на последнем этапе оглашения», – рассказывает на панельной дискуссии «Наследие протопресвитера Александра Шмемана в современной литургической и пастырской практике» отец Георгий Кочетков – человек, благодаря которому оглашение в 1991 году пришло и к нам в Екатеринбург. «Чтение его книг укрепило меня в том, что предельно необходима нашей церкви полная последовательная катехизация прежде всего, конечно, входящих в церковь через крещение или миропомазание, но также через покаяние уже крещёных и миропомазанных людей, которые, как показал опыт, ничем не отличаются от некрещёных. Для меня это было открытием жизни, пусть и неприятным: жизнь не всегда даёт только сладкие конфетки. Я увидел, что оглашение крещёных людей – это зачастую не лучший вариант, более тяжёлый, но возможный, и здесь есть традиция церкви, которой противоречит только наше невежество или косность».
Собрать Шалтая-Болтая
Самым значительным вкладом Шмемана в богослужебную практику православной церкви считаются его труды по литургическому богословию, к которым можно отнести «Водою и Духом», «За жизнь мира», «Евхаристия. Таинство Царства» и ещё многие книги, статьи и выступления, включая, конечно, диссертацию, которая так и называется – «Введение в литургическое богословие». Хотя отец Александр был не первым и не единственным человеком, подвизавшимся на поприще литургического обновления, он, как писал один из самых занчительных литургистов XX и XXI веков архимандрит Роберт Тафт, «смог снова “Шалтая-Болтая собрать”, чего не могла сделать “вся королевская конница, вся королевская рать”». «Он взял анализируемое и дефрагментированное представление о литургии, – пишет Тафт, – и преобразил его в “литургико-богословском” смысле, сделав её “Таинством Царства”, которое сокрыто среди нас в тайне “за жизнь мира”».
.jpg)
Александр Шмеман. Фото: schmemann.orgКто-то видит в предлагаемой отцом Александром Шмеманом литургической практике и возвращение к раннехристианским смыслам, и Откровение, данное церкви сейчас, а кто-то, напротив, – подрыв устоявшейся традиции, часто считая, что прежнее нельзя творчески углубить, а можно в лучшем случае удачно скопировать, сохраняя и консервируя древнюю благодать.
«Отец Александр нашёл для разговора о богослужении новый язык, – уверена старший преподаватель СФИ, литургист Зоя Дашевская. – Ничего не нужно придумывать и искусственно вводить в богослужение, нужно раскрыть то, что уже в нём есть, но находится в “спящем” состоянии, как, например, такое важнейшее качество, присущее всякому действию христиан от времён апостольских, как “ἐπὶ τὸ αὐτό” – христианское братство, собранное в единстве, когда все вместе, единодушно, собраны на одно и то же. Через эту оптику богослужение может открыться: не когда “наученные и поставленные” совершают богослужение для “простецов”, но когда это действие совершается вместе людьми, которые стремятся в пределе жить как “одно сердце и одна душа”».
Зоя Дашевская. Фото: sfi.ruТо есть вопросы обновления молитвы церкви, возвращение её восприятия от индивидуалистического и коллективно-бессознательного к осмысленному личностному и соборному – это не столько литургические вопросы, сколько экклезиологические, связанные с внутренним восприятием церкви и внешним её устройством. Эта мысль о том, что церковная молитва тогда обновится, сможет резонировать в сердцах верующих и менять мир, просвещая его светом веры, когда церковь осознает себя как братство или община людей, разделяющих судьбу церкви и судьбу друг друга, – звучала на прошедшей шмемановской конференции рефреном во многих выступлениях.
Спасение мира, а не от мира
Как христианство – это конец религии, так и литургия – это конец богослужения как обряда, считает почётный профессор Университета имени Аристотеля в Салониках Петрос Василиадис. «Никогда не следует забывать, что апостолам было поручено провозглашать не набор религиозных убеждений, доктрин и моральных заповедей, а грядущее Царство, Благую весть о новой эсхатологической реальности, центром которой был Христос, понимаемый не как религиозный лидер, а как Тот, на Ком держится всё в этой жизни, – говорит профессор Василиадис. – Но в ходе своей истории церковь, главным образом как институт, перестала быть иконой эсхатона и стала иконой творения. Институциональная реальность церкви теперь в лучшем случае характеризуется как санаторий для человеческих душ. Утрачено фундаментальное церковное миссионерское измерение Евхаристии и литургии как тайны Церкви – праздника эсхатологической радости, собрания “επί το αυτό” эсхатологического народа Божьего как выражения подлинного братства между людьми».
Петрос Василиадис. Фото: sfi.ruСам отец Александр писал про Церковь как братство или общину, что это «не “эгоцентричная”, а именно миссионерская община, цель которой – спасение мира, а не от мира». К миссии призван каждый, получивший дар веры во Христа.
Конечно, большинству из нас и не снились такая свобода и смелость мысли, слова и действия, какие мы видим у отца Александра Шмемана. Многие ли рискнули бы из канонического западноевропейского Экзархата русских приходов перейти в непризнанную большинством поместных церквей Православную церковь Америки и служить в ней самоотверженно, с силой, как власть имеющий? Но и предложенные им изменения в богослужении, хотя и видятся многим разумными и желанными, в Русской церкви из страха либо вовсе не совершаются, либо совершаются втайне от других. Это и открытые всю литургию царские врата, и проповедь после чтения Писания лицом к народу на каждом богослужении, и еженедельное причащение без исповеди.
По свидетельству диакона Игоря Бескоровайного, клирика храма святителя Николая в Портленде, в Православной церкви Америки что-то из богослужебного наследия отца Александра Шмемана закрепилось: проповедь после чтения Писания, еженедельное причащение, служение вечером преждеосвященной литургии. Другое сохранилось лишь отчасти: служение вечером вечерни, а не всенощной, включающей утреню, чтение вслух центральной молитвы литургии верных – анафоры и священнических «тайных» молитв. А что-то предано забвению – например, служение с открытыми царскими вратами и даваемое друг другу не только в алтаре, но и в храме мирянами «целование мира» со словами «Христос посреди нас!» и ответом «И есть, и будет».
Нас так и называли – шмеманиты
«Как сказал мне однажды один протопресвитер: слова отца Александра Шмемана как огонь – переложить огонь на бумагу невозможно, – вспоминает дьякон Игорь. – Многие ученики отца Александра старались принести его виденье на свои приходы: у кого-то это получилось, у кого-то нет – не так просто перенести огонь». Но можно сказать и другое – многие из тех, чей путь был освящён этим возжжённым отцом Александром благородным огнём осмысленной и свободной веры, не могут жить без него.
Диакон Игорь Бескоровайный. Фото: Свято-Филаретовский институт/youtube.com«Я могу только благодарить Бога и отца Александра за то, что все эти годы и десятилетия, с тех пор, как меня рукоположили ещё в начале восьмидесятых годов, я всегда служил только так, и по-другому не могу, “хоть ешь меня, хоть режь меня”, – говорит духовный попечитель Преображенского братства священник Георгий Кочетков. – Поэтому я не могу себе представить, что люди начинали так, как призывал отец Александр, а потом от этого уходили, как в своём замечательном сообщении рассказал нам диакон Игорь Бескоровайный. Это значит, что случилось какое-то падение. Христос должен быть сначала в церкви, в собрании – и поэтому Он на престоле. А не сначала на престоле – тогда Он в церкви. А кто должен быть в церкви – в церкви должна быть евхаристическая община, община – значит братство людей со всеми отсюда вытекающими последствиями. По-другому церковь не собирается».
Александр Шмеман. Фото: pstgu.ru«Отец Александр объединил людей со всей Сибири, со всей России, – говорит священник Иоанн Казанцев. – В Русской церкви есть Преображенское братство, а было братство отца Александра Шмемана – людей, которые связаны между собой не географически, а идейно, по духу. И очень многие про братство отца Георгия Кочеткова узнали только вследствие интереса к отцу Александр Шмеману. Многие мои однокурсники так же и служат, как сейчас говорил отец Георгий: и врата открыты, и Евангелие – лицом к народу, и проповедь, и евхаристические молитвы вслух. Я замечаю, что эта волна пошла на спад – такого интереса к смыслу богослужения, какой был у нас, я у современных студентов не вижу. Но моя жизнь и жизнь моих однокурсников, священников, кому сейчас 35–40 лет, служащих в основном в Тобольской епархии, в Ханты-Мансийском, Ямало-Ненецком округах, в Хабаровске, Иркутске, Красноярске, отмечена такой “печатью Шмемана”. Нас так и называли – шмеманиты. Мы не понимаем, как можно служить по-другому. Это норма. Я воспринимаю отца Александра как своего наставника. То, что он сделал, имеет огромную силу до сих пор, и как бы к нему ни относились, не признавать этого нельзя».
Священник Иоанн Казанцев. Фото: Свято-Филаретовский институт/youtube.comОн всегда был в России
Книги отца Александра, его проповеди адресованы более всего Русской церкви и русским людям.
«Я представляю жизнь своего отца как уникальное путешествие, которое парадоксально начинается и кончается в России, – сказал на прошедшей конференции сын отца Александра Сергей Шмеман. – А сам он там никогда и не был. Он начал жизнь в бедности русского беженца в Эстонии, в Белграде, в Париже. Его родители и деды сами жили в ожидании возвращения в потерянную Россию и так воспитали детей.
Он никогда не отказывался от России – это всё-таки была его страна, его национальность, его душа. И практически с первого года пребывания в Америке он начинает вещание на Россию по радио “Свобода”. Он много лет не знал, слушают его или нет, но всё-таки всегда считал своим долгом держать связь со страдающими соотечественниками. Слава Богу, он дожил до времён, когда стало ясно, что его слушают и слышат. Когда я попал в Москву в 1980 году, ещё во времена застоя, мне многие говорили тогда шёпотом, что слушают и читают отца Александра. И всё это я ему передавал. Он всячески старался все эти годы поддерживать контакт с Россией: встречался с кем мог, читал всё, что выходило из России. Помню, с какими эмоциями и мы слушали записи нам тогда ещё незнакомых военных песен из России: “Тёмная ночь”, “Через реки, горы и долины”. Мы смотрели редкие фильмы из Советского Союза: “Баллада о солдате”, “Андрей Рублёв”».
Его передачи по радио назывались “беседы”. Это были не только беседы с Россией, но и с самим собой о России, о её духовный судьбе, о той России, которая для него всё больше и больше открывалась в те времена. Когда в 1980 году я поехал в Москву работать корреспондентом, отец Александр бесконечно расспрашивал меня о людях, о церквях, даже о московских переулках, которые он знал по литературе. Он хотел знать, на что это похоже. Что такое по ним гулять и слышать русский язык на улицах. Мой приезд в Россию также позволил ему надеяться, что он наконец-то сам сможет посетить Россию, но тут началась его болезнь, и вот он никогда не смог вас посетить. Тем не менее я уверен, что во многих отношениях он всегда был в России, хотя его жизненный путь пролегал через Европу и Америку и он принял и любил и их культуры, и народы. Но ему было нужно делиться своими открытиями, своей верой, своим мировоззрением со своей Россией, она всегда оставалось для него как база, как его основание. И к ней он вернулся в последние свои дни. Как вам известно, он посвятил последнюю свою книгу, “Евхаристию”, России. Вы, наверное, помните эти строки из его предисловия, написанные в ноябре 1983 года: «Я писал эту книгу – с думой о России, с болью и одновременно радостью о ней. Мы здесь, на свободе, можем рассуждать и думать. Россия живёт исповеданием и страданьем. И это страданье, эта верность есть дар Божий, благодатная помощь. И если хоть часть того, что я хочу сказать, дойдёт до России, и если хоть в чём-то окажется полезной, я буду считать, с благодарностью Богу, дело моё исполненным».
Сергей Шмеман. Фото: Boris Sidnev/youtube.comС момента ухода отца Александра прошло 38 лет, в окошко зума из Вашингтона нам улыбается поразительно похожий на него Сергей Александрович. Поменялось время, запросы людей, меняется и земная церковь, не всегда и не везде эти перемены хорошие. Сегодня у нас редко встретишь приходы, которые опираются на литургический опыт Шмемана, хотя те или иные упомянутые в этой статье элементы богослужения можно найти в разных храмах. Большинство верующих не знает своей веры – ни Евангелия, ни богослужебных песнопений. Не знают историю своей церкви (епархии, храма) и своей земли большинство считающих себя православными. Не знают русской христианской культуры – большинство. Не знают в храме друг друга большинство прихожан. В нашей церкви у большинства верующих людей неутолимое одиночество – от епископов и священников и до мирян – неважно, семейных или нет. Недавно в паломничестве в Пермской епархии от разных людей – семинариста и православного экскурсовода-краеведа – мы услышали примерно похожие слова: не с кем говорить о своей вере, не с кем вместе помолиться, поговорить о жизни – невозможно жить одному, а найти единоверцев, желающих просто дружить, мы не можем.
Какая надежда была у отца Александра, когда он начал служить так, как он служил? Какая надежда вызывала его слово к русским людям на радио «Свобода»? Какая надежда на литургическое возрождение Русской церкви сегодня есть у тех, кто, вдохновлённый словом отца Александра Шмемана, старается прислушиваться к его опыту и следовать ему? Примерно с горчичное зерно.
