Первомай и Пасха на постсоветской даче

После революции на этом месте традиционного русского двоеверия возникла дыра.

Надо сказать, советская власть первые десятилетия успешно заполняла ту пустоту своими культами. Создавали пантеон новых «святых», от белогвардейцев и кулаков умученных, обещали «царствие земное» в виде коммунизма, при котором всё будет бесплатно, еды будет от пуза и, как пел Егор Летов, «вообще не надо будет умирать».

Раскрестьянивание, лавинообразная индустриализация имели под собой вот эту вот новую идеологическую базу. Людей срывало с насиженных веками мест и несло куда-нибудь строить Магнитку, удобрять своими косточками вечную мерзлоту под Норильском и Сусуманом, заселять бараки на окраинах стремительно строившейся Москвы.

Семьи оставались без мужиков, землю забирали в колхоз, оставив мизерные наделы. 

Одна моя родственница, пережившая послевоенный голод 1946–1947 годов в воронежской деревне с племянницей-сиротой, взятой на воспитание, рассказывала: подсчитали они оставшуюся после того, как у них выгребли всё «для города», картошку и поняли, что должны есть по картофелине в день. Иначе не дожить до того, как пойдёт первая травка и можно будет перейти на сныть и лебеду. До весны дотянули, но вкус тех картофелин запомнили на всю жизнь.

Спасение от голода

Для той женщины, позже перебравшейся с племянницей в рабочий пригород Воронежа и устроившейся работать на кирпичный завод, дачный участок, полученный от завода, был счастьем: он давал гарантию, что можно будет выжить, питаясь плодами рук своих, даже если в стране еда опять исчезнет.

А для племянницы, которой сейчас самой под 90 лет, дача стала возвращением к какой-то генетической памяти о нормальной жизни. Она из тех старушек, которые, отлежавшись на больничной койке после сердечного приступа или гипертонического криза, едва закончив курс капельниц, говорят: «Сейчас выпишусь – и на дачу, а то там всё сорняком заросло».

В маленьких городах дачи обычно в пределах пешего доступа от дома. Помню, как пережившие в детстве раскулачивание бабушка и дедушка одного друга построили аж две капитальные дачи, но ни на одной из них не было… нормального туалета. В туалет можно и в своей хрущёвке сходить, благо, до неё 20 минут. А на даче надо трудиться.

Этим бабушке и дедушке опыт голодного детства пригодился в конце 1980-х – начале 1990-х. В их доме холодильник благодаря даче всегда был полон – и когда магазины окончательно опустели, и когда цены на продукты скакнули несоразмерно мизерным зарплатам. 

Фото: Андрей Соломонов / РИА Новости

В 2020 году на дачи нас выгнал ковид, и с началом СВО многие вспомнили про свои фазенды. Рядом с шестью сотками подруги моей мамы соседи прикупили два участка и начали разводить гусей. К Рождеству предлагали записываться по интернету. Тоже вариант в непростое-то время.

Небесная Деревня и гармония мира

Дача – это островок правильного мира в мире неправильном, возможность относительно автономного плавания по волнам отечественной истории. Как плыли по ней наши предки с их натуральным хозяйством. Пусть давали участочки в шесть соток, на болотах, заросшие сорным лесом – люди всё равно умудрялись построить на этом месте свой небольшой оплот стабильности.

Недавно я ехала по подмосковной деревне, недалеко от Зосимовой пустыни, и на одних воротах прочитала гордую надпись: «Родина – тут». Мне кажется, это крайне правильное понимание родины.

Большинство россиян, родившихся в 1970–1980-е, – горожане в третьем поколении. Бабушек и дедушек принудительно вынули из привычной деревенской среды. И дачи стали заменой этой Небесной Деревне, идеальной Родиной.

У меня, кстати, дачи никогда не было. Мои бабушка и дедушка жили в частном секторе, на окраине Твери, их жизнь была такая полугородская-полудеревенская, огородом занимались после работы. «У нас дача на дому», – шутил мой дедушка. Ехать куда-то с целью посадить редиску казалось ему нелепым. Ну и я как-то тоже не стремилась, пока не пришло время…

В эти майские праздники я сижу и пишу свою колонку в доме на берегу Волги, построенном в разгар НЭПа в деревне рядом с одним из древних русских городов. Слышу, как за забором перекликаются соседи – в основном москвичи, вырвавшиеся на выходные из города. И мне почему-то кажется, что вот она – гармония мира.