Обещание тишины

Что такое тишина? Отсутствие звука, безгласие, глухота? Или это возможность что-то осмыслить? Ольга Волкова слушала экспертов по тишине специально для «Стола»

Тишина – поле для творчества. Тишина – место встречи с самим собой, а если повезёт, и с самим Богом. Тишина – для одиночества или, наоборот, для единения с другими. Тишина для того, чтобы сделать вдох, чтобы набраться сил. Тишина предваряет звучание и следует за ним. Она может быть пустотой – как ноль, отсутствие звука, а может быть всепоглощающим целым, космосом.

Давайте делать паузы в словах

В декабре в МГУ прошла международная конференция «“Немая музыка“: тишина как предмет художественной и научной рефлексии». Филологи, искусствоведы, культурологи и психологи обсуждали смысл тишины в человеческом общении, анализировали, что стремятся выразить художники – в том числе художники слова или мелодий – с помощью молчания.

Учёные, которые анализировали «немую музыку» на конференции, представляют тишину как метафору, выразительное средство и телесный феномен. В литературе тишина описывает границу между внутренним невыразимым миром личности и внешним миром общепонятных смыслов. Молчание – признак бессилия языка перед богатством субъективного опыта. Молчание показывает неспособность полного самовыражения героя, а ещё молчание – это защита собственного суверенитета.

– У тишины структурирующая функция, – говорит кандидат филологических наук, доцент МГУ Андрей Логутов. – Она организует вообще всякую коммуникацию, вмещает её целиком, даёт ей начало и завершение. Из неё возникает речь, тишина выхватывает основные элементы речи, создает разметку высказывания с помощью пауз. В музыке всякая пауза играет огромную роль. В поэзии тишина и молчание могут служить осмысленным художественным жестом. Это может звучать или как указание на невыразимость интимно-личностных смыслов, или – наоборот  –  как приглашение к разговору, размыкание границ произведения.

Миг тишины и новая концепция времени

Тишину использовали нейрофизиологи, чтобы исследовать субъективное восприятие времени разными людьми.

– Пионеры экспериментальной психологии производили количественные измерения высшей нервной деятельности человека, – рассказывает старший научный сотрудник Политехнического музея Москвы Анна Котомина. – Началось с того, что известный астроном Альфред Хирш заметил, что разные астрономы, глядя в один и тот же телескоп в одной и той же обсерватории, по-разному воспринимают движение одних и тех же звёзд. Тогда была поставлена задача измерить эти различия. Это было сделано немецким физиологом Вильгельмом Вундтом с помощью хроноскопа. Этот прибор позволил измерять временные промежутки размером в 1/1000 секунды.

Русский ученик Вильгельма Вундта Георгий Челпанов в конце 90-х годов опубликовал статью, в которой на примере подобных исследований обосновал новую концепцию времени. Известно, что ощущение течения времени субъективно. Время идет быстрее, когда сознание переполнено впечатлениями, и медленнее в состоянии ожидания или скуки.

Впечатления – это реакция на внешние раздражители, которые восприняты сознанием. Учёные определили «настоящее» как время работы психики между двумя разными впечатлениями. Полученное только что впечатление уже стало прошлым, следующее впечатление ещё в будущем, а между ними – пауза, которая и является искомым настоящим.

Механический хроноскоп

С помощью хроноскопа выявляли отрезок времени, в который может быть «упаковано» настоящее разных людей. Измерялась реакция слуха на звук падающих шариков. При определённой (очень высокой) частоте падения шариков человек перестает слышать звук отдельных падений – они сливаются в неразличимый гул. Исследователи старались выявить минимум улавливаемого человеческим ухом мига тишины. Именно он, по их мнению, соответствует моменту работы сознания. Оказалось, что диапазон мига тишины составил у разных испытуемых от 0,3 до 0,13 секунды.

Этот эксперимент позволил объективировать ощущение времени, отличающееся у разных людей. Исследователи этой школы считают тишину частью «сумерек сознания»: они наступают, когда раздражители максимально приглушены. Слух, избавленный от смыслового коктейля, получает свободу. Именно в этот момент можно осознать себя, своё естество, экзистенцию; осмыслив момент настоящего, человек разрывает социальные оболочки и получает пропуск в реальность. Возможно, всего лишь на мгновение, а может, и на более долгий срок.

Тишь и грохот мёртвой натуры

Среди всех видов искусства, вероятно, самым беззвучным можно считать живопись. А в названии жанра «натюрморт» прямо заявлена немота: natura morta – с итальянского «мёртвая природа». Но Юрий Лотман писал: «Натюрморт есть… вторжение в область обоняния, осязания, вкуса и даже звука – область чувств, которая, кажется, противопоказана искусству живописи и которая в других жанрах обычно не акцентирована и не привлекает специального внимания художника».

– А ведь на самом деле голландские, фламандские натюрморты очень громкие, – говорит кандидат искусствоведения факультета искусств СПбГУ Ирина Мамонова. – Многие из них фиксируют миг, предшествующий катастрофе, мир на грани падения. Для многих натюрмортов характерен момент падения с грохотом каких-то предметов.

Франс Снейдерс. Фруктовая лавка

Посмотрите на «Фруктовую лавку» Франса Снейдерса. Натюрморт занимает здесь большую часть. Видно, как обезьянка опрокидывает корзину, и мы слышим шмяканье спелых персиков об пол. И корзина увлекает за собой другие фрукты. Может быть, сейчас повалятся другие миски и тарелки, и мы получим целый оркестр.

Бальтазар ван дер Аст. Натюрморт с фруктами

Типичный для XVII века «Натюрморт с фруктами» Балтазара ван дер Аста: здесь корзины с фруктами опрокидывают попугаи. Какие-то фрукты падают, другие уже приземлились, а поскольку они переспелые, на полотне завис характерный хлюпающий звук. Получается целый саунд-трек.

Абрагам Миньон. Цветы в вазе

«Цветы в вазе» Абрагама Миньона: справа ручная белка, которая зацепилась своей цепочкой за ножку вазы, ваза изображена в момент падения, из неё льется вода. Мы слышим, во-первых, звук цепочки о металл, во-вторых, шум льющейся воды и падающих вниз капель. И мы можем представить, чем это всё закончится: сейчас букет рухнет, и можно вообразить, что будет дальше.

На таких картинах происходит обострение звука в ожидании тишины. Художник хочет усилить момент конфликта звучанием, грохотом. А когда всё это уже обрушится, тогда мы и услышим тишину. Будет капать вода, будут расправляться листья, еле слышно шелестя,  – тогда нам что-то откроется.

Пауль де Вос. Натюрморт с битой дичью и омаром

Во многих голландских и фламандских натюрмортах присутствуют  специальные существа, которые нарушают спокойствие, обеспечивают катастрофу. В «Натюрморте с битой дичью и омаром» Пауля де Воса есть собака и кошка – любимые  антагонисты фламандцев. Они огрызаются друг на друга, издают множество звуков и вовлекают зрителя в свой конфликт.

Есть другой вариант, когда мир тоже на грани падения, в ожидании звука, но здесь нет нарушителей спокойствия, просто художник диагонально строит композицию. Неустойчиво стоящие предметы на наших глазах съезжают, скоро всё столкнётся и раздастся какофония.

– Зачем этим картинам такие сильные звуки? – рассуждает искусствовед Ирина Мамонова.  – Любой голландский или фламандский натюрморт того времени – это всегда зашифрованное послание о грехе и спасении, о жертве и искуплении, о божественном и вечном и о человеческом временном. Мне кажется, что если и искать присутствия Бога в этих натюрмортах – то именно в этом грохоте, за которым должна наступить тишина. Акцентирование звука в сметании выстроенного человеком порядка есть момент иерофании, то есть проявления священного. Вспомните, в «Книге Иезекииля» глас Божий раздается после того, как Иезекиилю являются крылатые существа и он слышит шум их крыльев, который силен, «как шум многих вод». Вслед за этим раздаются слова Бога. И в этих картинах так же: всё устроенное человеком с грохотом сметается со стола, а вот дальше в тишине должен человек услышать некий глас.

Рембрандт ван Рейн. Возвращение блудного сына (набросок)

Если сравнить набросок «Возвращения блудного сына» Рембрандта с законченной картиной художника, то можно увидеть, что в первоначальной версии отец и сын так стремительно бросаются друг к другу, что у кого-то из них падает палка. Она катится с грохотом к краю каменного подиума, и мы понимаем, что она сейчас упадёт и с него. Но Рембрандт всё же убирает палку – встреча происходит в тишине. В этом выборе художника прослеживается формула тишины – Божественной и человеческой.

Виллем Клас Хед. Завтрак с крабом

В XVII веке Голландия отстаивала свою независимость у испанцев, в каждом доме было оружие, все мужчины в любой момент были готовы выступить в поход. Если рассматривать «Завтрак с крабом» Виллема Класа Хеда, то видно, что салфетки смяты, предметы брошены, а опрокинутый сосуд становится символом трубы, которая трубит общий сбор.

– Во многих голландских натюрмортах, кроме специально шумящих существ, есть ещё предметы, опрокинутые или положенные таким образом, что они выглядят как некий звукотранслятор, – говорит искусствовед Ирина Мамонова. – Пустые миски, тарелки, опрокинутые сосуды. Они изображены в ракурсе, мы видим их направленность, поэтому возникает шумовой эффект.

Христофер Паудисс. Натюрморт

В «Натюрморте» Христофера Паудисса яркий солнечный свет падает на связку оранжевого лука, дальше этот поток проходит сквозь стеклянную банку, как сквозь линзу, и мы понимаем, что на наших глазах луч поджигает лист бумаги, можно услышать звучание зарождающегося пламени. На поджигаемой бумаге можно разглядеть ноты, то есть там сгорает какая-то музыка.

Йозеф Плепп. Натюрморт с вишнями и сыром

Множество натюрмортов показывают саму тишину, её обострение в ожидании звука. Например, «Натюрморт с вишнями и сыром» Йозефа Плеппа транслирует вибрирующую тишину: в центре картины муха, она готова взлететь и зажужжать.

Другие натюрморты молчат, потому что их композиция обездвижена, ракурс предметов уравновешен, и звук как будто схлопывается. Примером может служить натюрморт конца XVIII  века Жана Батиста Симеона Шардена «Офицерская трапеза».  Шарден как будто «закрывает рот» всем предметам, которые могли бы работать звукотрансляторами.

Жан Батист Симеон Шарден. Офицерская трапеза

О живописи Поля Сезанна Юрий Лотман писал, что она «лингвистическая», построена фразами. «Натюрморт с часами из чёрного мрамора» как будто бы должен транслировать тиканье часов, но Сезанн нарисовал часы без стрелок. Зато морская раковина на картине выглядит как рот – она шумит сама по себе, да ещё и как будто собирается заговорить.

Поль Сезанн. Натюрморт с часами из черного мрамора

Рассматривая живопись, анализируя композицию картин, домысливая символы, заложенные в них, можно вспомнить известную работу отца Павла Флоренского «Иконостас». В ней говорится, что природа масляной краски связана со звуком органа, с его маслянистым, густым звучанием.

– Всякая живопись имеет свой звук, – подчёркивает Ирина Мамонова. – У профессиональных художников есть понятие «холст  гудит»: когда он нагружен краской, возникает чувство, что сама картина издаёт вибрацию, схожую с гудением трансформаторной будки. Это гудение очень хорошо ощущается в тишайших, казалось бы, натюрмортах Джорджо Моранди. Его натюрморты не материальны, предметы-резонаторы поставлены так, что звучат сами в себя. Он не делает пауз в композиции, использует беловатый фон, и в результате получается такая тишина, которую можно, мне кажется, сопоставить с музыкой XX века.

Музыка без нот

XX век стал эпохой авангарда. Авангардисты транслировали идею ноля, выхода через ноль за границы предметного и конкретного мира. Написанный в 1915 году  «Чёрный квадрат» Казимира Малевича явил собой изображение отсутствия изображения. Но мало кому известно, что Малевич был неоригинален. Предтеча «Чёрного квадрата» – шуточные работы французского концептуалиста Альфонса Алле, которые Париж увидел ещё в 1883 году. Абсолютно белый холст, названный «Первое причастие бледных девушек в снегопад», и абсолютно чёрное полотно «Ночная драка негров в подвале».

Этот же художник для концерта, приуроченного ко дню рождения Бетховена, написал «Траурный марш памяти великого глухого». Его партитура представляла собой 24 такта нотного стана без единой ноты. «К чему издавать звуки, если юбиляр был глухим?» – шутил автор.

Альфонс Алле. Партитуры Траурного марша памяти великого глухого

А настоящей классикой музыкального авангарда XX века стала пьеса концептуалиста Джона Кейджа «4’33», представляющая собой четыре с половиной минуты тишины. Однажды к Кейджу обратилась звукозаписывающая компания с предложением издать пластинку длительностью 4 минуты 33 секунд. Композитор был удивлен таким ограничением, подумал и предложил записать «безмолвную молитву». Его предложение не приняли, но через 4 года он всё-таки воплотил свою идею.

[embed]https://www.youtube.com/watch?v=JTEFKFiXSx4[/embed]

– Когда «4’33» впервые исполнили на публике, был скандал, – рассказывает доцент РССУ, доктор искусствоведения Марина Переверзева. – Талантливейший американский пианист Дэвид Тюдор, близкий друг Кейджа, вышел, открыл крышку рояля, какое-то время за ним посидел, закрыл крышку рояля – в пьесе был предусмотрен перерыв. Потом всё это повторилось. Слушатели (между прочим, любители авангардной музыки) так ничего и не услышали и были возмущены – они ведь заплатили за концерт, а им предложили тишину. А теперь это произведение – музыкальная классика. Не найдется ни одного композитора, даже традиционалистского толка, который не воплотил бы тем или иным образом идеи, заложенные в этой пьесе. Например, Скрябин в своей «Мистерии» хотел воплотить идею тишины (или идею беззвучных тонов), правда, не успел. Профессор Московской консерватории Марк Пекарский выводил на сцену целый ансамбль, пять мальчиков ударников. Приподняв палочки над ксилофоном, они застывали в полной тишине и молчании, а сам Марк Ильич поднимал палочки над барабаном. И все музыканты выглядели так, что вот-вот будут играть музыку, но в результате её так и не исполняли.

Марк Пекарский с ансамблем

Идея Джона Кейджа была совсем не шуточной. Будучи буддистом,  он связывал тишину с важными философскими категориями. Кейдж считал, что любое записанное произведение выражает личный взгляд автора, а по дзен-буддизму, выражение своего личного «я» приводит к дисбалансу и дисгармонии. «4’33» стала формулой выражения смысла искусства и истинного назначения композитора.

– Кейдж говорил, что «4’33» – это эко-пьеса, – улыбается искусствовед Марина Переверзева. – Чтобы её исполнять, не нужно вредить природе, строить дом, создавать музыкальные инструменты. Можно прийти куда угодно, хоть в парк, собраться и послушать тишину, и каждый в ней найдёт тот смысловой оттенок, который ему близок. Эта пьеса свободна от человека с его страстями и конфликтами. В ней нет подчинения одних звуков другим – это выражение свободного общества. Пустота – изначальное состояние бытия, когда всё равно со всем, всё едино, воссоединено и находится в гармонии.

Воплощая гармонию, тишина всё же выступает условием появления звучания. Момент слушания тишины – как момент рождения ребенка. Из тишины приходят звуки и в неё же они уходят. Поэтому беззвучие дает своему слушателю огромные перспективы. Нужно только остановиться и выключить звук.

Читайте также