День десятый
– Это клубника полевая, дикая. Крупная, ароматная. Вёдрами собираем. На холмах у нас, на полянах спокон веков родится в Орловской области. Наберёшь букет, носом в него ткнёшься – сладким солнцем пахнет. Кусты расшебуршишь руками, а там внутри красным-красно, травы не видно. Встанешь – вся в ягоде, пока собираешь, извозишься, как поросенок. Надышишься ею так, что голова кругом.
Иллюстрация: Алёна ТерешкоПриехали мои девочки из Сергиева Посада, привезли банку земляничного варенья – ягодка к ягодке.
Это такое наше родное вино из одуванчиков. В нём и горячая полынь, и клевер, и спелое июньское солнце, и распахнутое настежь небо, и стрёкот кузнечика, и золотистая детская макушка. И радость, и счастье всем даром и просто так, и никто не уйдёт обиженным.
День одиннадцатый
У нас в отделении расстройств аффективного спектра есть тренажёрный зал с доисторическими железяками, домашняя библиотека с доисторическими изданиями (Герберт Уэллс, два тома 1957 года, например) и прекрасный теннисный стол с доисторическими ракетками.
Книги я уже почти все перетащила к себе в палату, а на роскошный теннисный стол смотрела, облизываясь. Из женщин играли две. Тюк, тюк, тюууук — медленно, печально, бесконечно и безрезультатно. Главное, чтобы мячик подскакивал высоко. С мужчинами и вовсе неинтересно, играет только Серёжа со своими дурацкими комплиментами, остальные пребывают в анабиозе.
Иллюстрация: Алёна Терешко– Спаси, Господи! – матушка Анна заходит в палату. – Наташа, пойдёмте играть в теннис.
Отлично играет, минут сорок рубились с ней. Упрели. Она в облачении же, ей жарко.
– Вот это называется «сопля», – говорит матушка.
А я думаю: «Неисповедимы пути твои, Господи!»
День двенадцатый
Этой ночью женщина из Сергиева Посада устроила концерт. Её храп, как всегда, был страшен, но недостаточно, чтобы испугать голод. Голод накидывался на неё несколько раз, она боролась с ним, как могла. Изо всех сил. Но он был сильнее.
Женщина шуршала фантиками от конфет «Рулада». Хрустела вафлями. Полезла в дребезжащий холодильник, чтобы сделать бутерброд и сражаться с голодом посредством хлеба и ветчины. Это была стратегическая ошибка: бутерброд был слишком сух и холоден и высокомерно требовал воды. Воды!
Иллюстрация: Алёна ТерешкоВода была в пластиковой бутылке – старой, с ввалившимися боками, прикосновение к которым оглушало палату звуками выстрелов в пустоту. Испугавшись, что испугает не только голод, но и нас, добрых самаритянок, женщина из Сергиева Посада в последний раз дважды выстрелила боками бутылки и поставила ее на тумбочку… но промахнулась. Сметая пузырьки, ложки, чашки и куски припасённого сахару, старая неупругая бутылка дохлой жабой шмякнулась на пол, выстрелила ещё раз и растеклась печальной лужей.
Света, голосу которой может позавидовать и рупор, и прапор, и муэдзин, перестала храпеть, проснулась, набрала в лёгкие воздуха и зычно выразила свое негодование: «Зоя, что происходит?»
Зоя быстренько вытерла лужу туалетной бумагой, включила воду, которая с диким рёвом вырвалась из крана, помыла руки, прыгнула в постель и захрапела как ни в чём не бывало. Вскоре к ней присоединилась Света.
Иллюстрация: Алёна ТерешкоА я лежу и думаю, что Зоя очень славная, аристократически красивая – рыжая и тонкокостная, как породистая английская лошадка родом из Орловской области. Гхэкает, экономит деньги и продукты, потому что с мужем живут на пенсию; перенесла операцию из-за онкологического заболевания; шутит, не улыбаясь; не понимает вопросов психолога: слишком проста для этого, но очень хорошо откликается на простое человеческое участие. Бояться – глупо. Ну, правда. И сокрушаться о прожитом – глупо. Но мы имеем на это полное право – и бояться, и сокрушаться, и совершать глупости.
А ещё я подумала, что буду по ним скучать, потому что сегодня-завтра их выписывают. Подумала – и взяла конфету «Рулада». Очень вкусная.
