«Под пятой»
Михаил Булгаков был очень проницательным человеком. Еще в 1917-м году он окончательно понял, что произошло. Он понял, что революция – это катастрофа, которую не исправить. Это понимание его сильно отличало от окружающих людей, которые были уверены, что все это ненадолго. Многое из его биографии мне лично рассказывала сама Татьяна Николаевна (Т. Н. Лаппа, первая жена Булгакова – «С»). В 18-м году Булгаков попадает к петлюровцам, но ему удается бежать. Он возвращается изможденным, и они вместе спасаются от большевиков. Им пришлось в буквальном смысле бросить все и уйти на какое-то время жить в лес. 31 августа 1919 года в Киев приходит Добровольческая армия, где на тот момент служили два его два младших брата. При этом сам Булгаков, как мне говорила Татьяна Николаевна, вообще не хотел воевать ни в какой армии. Но, конечно, отказываться не стал и поехал во Владикавказ.
Мариэтта Чудакова о том, как жил в советской России антисоветский писатель Михаил Булгаков Владикавказ
Татьяна Николаевна поехала за ним. Она рассказывала: «Я приехала к нему во Владикавказ, а он мне и говорит: “Знаешь, я печатаюсь”. Это была, по-видимому, его первая публикация в газете “Грозный”». Татьяна Николаевна была очень простым человеком. Именно она рассказывала и про морфизм, и про добровольческую армию. Позже, в 1981-м году я добилась, чтобы в «Литературной газете» к 90-летию Булгакова опубликовать ее воспоминания. «Пробить» в нашу советскую печать публикацию с двумя важнейшими фактами о морфизме и добровольческой армии удалось с диким трудом. Я добилась, чтобы это было оформлено именно как ее воспоминания, а внизу мелким шрифтом: «записано М. Чудаковой». И попросила, чтобы гонорар тоже выписали ей. В итоге я приезжаю к ней с газеткой и говорю: «Татьяна Николаевна, теперь вы можете сказать ему: знаешь, я печатаюсь». Ей это очень понравилось тогда.
Уехать
Итак, в 20-м году, когда красные разбили Белую армию, игра была практически сыграна. Булгаков не может уехать из Владикавказа с отступающей Белой армией: у него возвратный тиф, температура под сорок. Так по вине обстоятельств остался под советской властью. Надо отметить, что в самые первые годы после революции из России уехало очень много людей. И подспудно произошла одна очень интересная, никем не выраженная, кроме Ахматовой, вещь. Только она написала два стихотворения о том, как она не уехала. Все остальные насчет этого молчали. Произошел такой немой сговор с властью. Потому что люди, которые не уехали, знали, что они остались. Остались – значит, принимали то, что есть. Власть тоже это знала. Хотя это никогда не было выявлено, но было ясно, что она могла сказать: «А в чем дело, собственно? Бунин уехал, Зайцев уехал. Вы остались, да? Тогда мы вас будем с кашей есть». Михаил Афанасьевич пытался уехать несколько раз, но каждый раз ему не удавалось. И в итоге время оказалось упущено.
Дом в Киеве, в котором жил Михаил БулгаковМонархизм
Для Булгакова, как и для Солженицына, февральская революция была полной ошибкой. Я все удивлялась, почему в пьесе «Батум» Булгаков, будучи монархистом до мозга костей, так комически, с нехорошей насмешкой изображает Николая Второго. Так как мы все монархизм специально не изучали, понимание до меня доходило постепенно. Быть монархистом – это не значит поклоняться каждому отдельному монарху. Более того, у монархиста может быть очень серьезный счет к какому-нибудь монарху, но он в целом признает монархический принцип. Я уверена, что настоящие монархисты ни за что бы не согласились ставить памятник Ивану Грозному, как делают это нынешние. В итоге я поняла, что в «Батуми» Булгаков отразил свой гнев к императору, который ничего не делал год за годом, хотя видел, к чему все идет. Конечно, отречение с определенной точки зрения было большой ошибкой. Но император ничего не мог сделать, он был слишком хороший семьянин, он хотел спасти семью, но он и ее спас, и страну. И Булгаков, как я формулирую для себя, не мог простить Николаю II в 1939-м году, когда писал пьесу, что тот выронил Россию над пропастью из рук. Он не имел права разжимать руки. И поэтому в этой пьесе, оставаясь монархистом, он каком-то смысле мстит императору.
Булгаков и Украина
Булгаков и украинский вопрос – очень серьезная тема, но разъяснить ее вполне можно. Есть некоторые непреложные вещи, которые мы не понимаем. Например, неизвестно почему, но в роде человеческом живет тяготение к национальной независимости. Хоть застрелитесь! Кто говорит, что Индия лучше живет после Англии? Да никто. А Алжир? Я туда попала через несколько лет после того, как он официально перестал быть французским. Не скрою, я очень люблю Францию, люблю французский язык. И в каждом городке горском, поселке в середине был такой оазис – дома под черепицей, а вокруг – сакли натурально. Но они хотели независимости и теперь там таких оазисов почти нет. Булгаков, как многие очень в то время, не мог никак смириться с украинизацией гетмана Скоропадского. Киев тогда был полностью русским городом, там украинцев было раз-два – и обчелся. Украинцы, как правило, были хлеборобы, простые люди. В семье Булгаковых украинский немножко знали, но воспринимали его именно как такой крестьянский язык. Отсюда такие смешные (а кому и грустные) диалоги в «Белой гвардии». Дело в том, что украинизация была очень нарочитой, искусственной. А на людей одинаково плохо действует что украинизация, что русификация. Люди хотят говорить на родном языке, на материнском – это их святое право.
Иллюстрации по произведениям БулгаковаВиновные
Я не знаю другого писателя из его современников, которые бы осознали февраль, октябрь и гражданскую войну не как происки немцев, которые купили Ленина, или как происки евреев, а как национальную вину. Вот эта мысль, которая у каждого нормального человека должна быть, но мало у кого бывает, что это было при нас, значит, мы виновны. Эта мысль, видимо, охватывала все его существо. Более того, проблема вины стала главным мотивом творчества Булгакова. Он вкладывает ее Пилату как главную вину в истории человечества. Но еще раньше эту тему мы видим в рассказе 1922-го года «Красная корона», в котором, как в бутоне, как в завязи содержатся мотивы следующих произведений. Вот эту вину Булгаков прочувствовал до мозга костей, потому что хуже братоубийственной войны ничего нет. Гражданская война хотя и была сто лет назад, полностью никуда не исчезла. Потому что это слишком жуткая история.
Под пятой
После проигранной войны Булгаков живет в Москве. Он, как я уже говорила, пытался несколько раз эмигрировать с Северного Кавказа и даже из Батума. Но его, видимо, не взяли на пароход, который пошел в Золотой рог. И он через Киев приехал в Москву, где уже ждала его жена, которая ни минуты не верила, что они увидятся вновь. Она знала, что он собирается в Европу. В одной из своих работ я написала, что он приехал в Москву жить «под победителями». И со мной многие спорили, говоря, что у Булгакова не было таких мыслей. Но я, могу похвалиться, оказалась права. Вы знаете, что у него в 26-м году отняли дневник, который он вел в двадцатые годы (фактически записи велись с 24 мая 1923 г. по 13 декабря 1925 г. – «С»). В 30-е ОГПУ отдало записи обратно и Булгаков, как говорила Елена Сергеевна (третья жена Булгакова, урождённая Нюренберг, – «С») уничтожил его на её глазах. Но органы сохранили копию дневника, и до нас он дошел именно в таком виде. Известно, что Молотов однажды сказал одному своему собеседнику: «Вы вот этого вашего Булгакова хвалите, а он – антисоветчик, я это знаю прекрасно, мы его дневники всем политбюро читали». Неплохо, правда? Хорошая страна. Так вот, когда вскрылись эти дневники, наверху было крупно написано название «Под пятой». Так что он ощущал себя вполне конкретным образом.
Записи Булгакова об обыске и изъятии его рукописей Проходят годы. Булгаков много пишет. Но никто не верил, никто не замечал его прозы. «Белая гвардия» наконец печатается в двадцать пятом году, «Собачье сердце» так и не напечатано. И вдруг – «Дни Турбиных». Позволю себе отступление. Однажды я проводила встречу с читателями в одной библиотеке. Было полно народу, и мы очень хорошо говорили о Булгакове. И, наконец, я говорю, может, здесь кто-то видел «Дни Турбиных»? Поднимается две руки – они видели. Тогда я говорю, может быть, вы откроете мне секрет, я не могу додуматься, почему Сталин мог смотреть их пятнадцать раз! Это минимум, а так, говорят, чуть ли не семнадцать. Это на самом деле было какое-то сумасшествие. Я не раз читала и слышала лично подтверждения, что когда шел спектакль, в зале были обмороки, истерики, у МХАТа в Камергерском переулке дежурила скорая помощь. Осознайте, это ведь была сумасшедшая смелость, которую мы сегодня не можем и представить, назвать в то время роман «Белая гвардия». И еще вывести на сцене людей с золотыми погонами… Кстати, погоны на сцене практически сразу отменили. Потом с большими трудами разрешили различительные знаки, чтобы можно было узнать, кто командир. Так что с этим была большая история. Ведь для советского человека как только человек принял погоны – это враг. «Золотопогонная сволочь» – другого официального обозначения у офицеров Белой гвардии не было. А тут, представьте, белые офицеры сидят на сцене, беседуют, и все они такие милые, симпатичные люди. Т.е. это сидят убитые или эмигрировавшие отцы, мужья, братья тех, кто остался в зале….. Поэтому люди падали в обморок, ничего подобного до этого в театре просто не было.
Дни Турбиных на сцене МХАТаПотом с огромным успехом идет «Зойкина квартира», потом – «Багровый остров». И вдруг – все полностью останавливается. Это 1929-й год. С конца февраля 1929 года у него начинается роман с Еленой Сергеевной. Она записывает за ним под диктовку. В процессе этой диктовки он уничтожает первую тетрадь, раннюю редакцию «Мастера и Маргариты». Елена Сергеевна рассказывала, что когда он дошел до места, где роман брошен в печь, он остановил диктовку и сказал, ну раз это сказано, раз это написано, это должно быть сделано. «И на моих глазах стал выдирать и бросать в печку страницы». К слову говоря, потом эту раннюю редакцию невероятными усилиями восстановила. Теперь мы знаем, что изначально в 1928 году в романе не было ни Мастера, ни Маргариты, совсем был другой замысел. Но дело даже не в этом, а в том, как он пишет. Какая потрясающая смелость. Конечно, его «подбадривает», если можно так выразиться в кавычках, то, что на Лубянке все равно читали его дневник, так что его антисоветская сущность им известна. Но можно было, например, как делали многие в нашем богоспасаемом отечестве, «помудреть», сказать, что я уже иначе смотрю на эти вещи и так далее…..
Михаил Булгаков с женой Еленой Сергеевной Он же на это пойти не мог. Смотрите, какие потрясающие вещи им сказаны. Это письмо правительству в 1930-м году: «… черные и мистические краски (я – МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное – изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина…».
Отмечу, что сегодня люди не понимают, что такое мистика. Они считают, что это то же, что волшебство. Но речь о другом. Мистический опыт Булгакова – это моление Елены перед иконой, когда она почти полностью соединяется с изображением. Это личное религиозное переживание – вот что такое мистический писатель. Еще он везде повторяет слова «моя страна», что, видимо, жутко раздражало читателей этого письма, потому что они считали – это их страна, и это очень ушло в сознание нашего народа.
«…..И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах “Дни Турбиных”, “Бег” и в романе “Белая гвардия”: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях “Войны и мира”. Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией». Он первый вводит это немыслимое слово через дефис «интеллигентско-дворянский».
Дворяне были дворяне, интеллигенты – из разночинцев. Это совершенно очевидно. И вдруг он фиксирует, что за 13 лет, прошедшие с 17-го года, вперед вышли те стороны, которые сблизили эти два слоя: образованность, мысли о своей стране, стремление к просвещению и т.д. А исчезло то, что их разделяло, дворянство и интеллигенцию. Это были разные совсем слои. Дворянство участвовало в управлении страной, как правило, а интеллигенция тем-то и была известна, что ее не допускали в печать и т.д.
«…. Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает – несмотря на свои великие усилия БЕССТРАСТНО СТАТЬ НАД КРАСНЫМИ И БЕЛЫМИ – аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченым человеком в СССР… Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор, и что всю мою продукцию я отдал советской сцене…Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо…Я ПРОШУ ПРАВИТЕЛЬСТВО СССР ПРИКАЗАТЬ МНЕ В СРОЧНОМ ПОРЯДКЕ ПОКИНУТЬ ПРЕДЕЛЫ СССР…» …
Через три недели после того, как письмо было отправлено, Булгакову на квартиру позвонил Сталин. Видимо, тогда, в апреле 1930 года, через несколько дней после самоубийства Маяковского, он еще опасался неприятного резонанса в стране и в мире, который могла вызвать вторая такая смерть. С Булгаковым он говорил доброжелательно и предложил ему вновь обратиться во МХАТ: «Я думаю, что вас примут». На следующий день действительно приняли.
Михаил Булгаков с артистами МХАТа Но я хочу все-таки еще обратить внимание на одну очень важную вещь в этом же письме, когда он говорит о своем «Багровом острове»:
«Я не шепотом в углу выражал эти мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что “Багровый остров” – пасквиль на революцию. Это несерьезный лепет. Пасквиля на революцию в пьесе нет по многих причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну, пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать невозможно. Памфлет не есть пасквиль».
Знаете, вся моя молодость прошла в обстановке, когда говорили одно, думали другое, писали третье. Все происходило шепотом в углу. Были единицы, как Трифонов, скажем, кто стремился свои мысли выразить в тексте. Но, как правило, еще начиная с 20-х годов люди боялись открыть рот, и только дома могли говорить: «Да-а, сволочи!». И вот Булгаков считает своей важной чертой именно то, что он говорил «не шепотом в углу». Так что в целом, подводя итог, я бы хотела еще раз проговорить три важнейшей особенности писателя Михаила Афанасьевича Булгакова, которые помогут правильно читать его книги. Во-первых, он ни секунды не верил в пользу революции. Во-вторых, был монархистом на протяжении всей свой жизни, единственный в своем роде. В-третьих, в творчестве он ни разу не прогнулся.
