Johann Sebastian Bach***
В музыке Баха мы часто слышим шаг, поступь. Темп здесь принципиален. Мерилом скорости, как я недавно понял, оказывается ритм сердца. Если вы играете, как дышите, то всё получается правильно.
Как композитор Бах почти не менялся в течение всей своей жизни, что большая редкость для любого творца. Его музыкальный язык сформировался, когда ему было около 20, а умер он, когда ему было 65. Я предполагаю, что в 1706-м или 1707 году Бах испытал какое-то сильное мистическое потрясение. Мы не знаем, какое, но оно перевернуло его жизнь, он познал – как сказал бы Достоевский – Бога живого и дальше на этом опыте прошел весь свой творческий путь.
С точки зрения биографической Бах прожил две жизни. По житейским меркам, он был обычный немецкий бюргер: переходил с одной службы на другую, весьма расчётливо выбирая, где ему выгоднее работать, где больше жалованье. В письме другу он как-то жаловался, что из-за хорошей погоды его похоронные «акциденции» заметно уменьшились. Это тоже Бах.
Мы привыкли к образу творца-романтика, у которого жизнь и творчество неразрывно связаны: он творит, преломляя свою жизнь в творчестве. Но Бах – это антиромантик. Он средневековый творец. Внешняя сторона его жизни практически никак не связана с творчеством. Но творчество для него – это даже не 99 процентов, а больше. Жизнь обыденная – это просто скорлупа, оболочка, она совершенно не интересна по сравнению с творчеством, потому что творит он о Боге и для Бога. Много ли мы знаем о жизненном пути Андрея Рублёва? И насколько принципиально знать его биографию, чтобы понимать его иконы? По сравнению с его «Троицей» она абсолютно не интересна. Музыка Баха – это музыкальная икона. Жизнь иконописца не есть часть иконы.
Для Баха очень важен был процесс написания нот. В конце партитуры он всегда писал «Soli Deo gloria» («одному Богу слава» – ред.), а в начале – «Господи, помоги». Поэтому и играть Баха можно, только молясь: играешь – словно творишь Иисусову молитву. Это получалось лишь у немногих. Например, у Альберта Швейцера, известного протестантского богослова и гуманиста. В его исполнениях слышишь, что музыка Баха – всегда молитва, но самое удивительное – что это не только молитва, а это ещё и диалог. Бах не просто молится, он слышит ответы. Это уникально для композитора! Музыка Баха – это разговор человека и Бога.
Бах и сыновья***
Одно из главнейших произведений Баха – «Высокая месса», или Месса си минор, которую он писал практически всю жизнь: начал в 1720 годах, а заканчивал перед самой смертью. Согласно распространённому представлению, последнее баховское произведение есть «Искусство фуги», но это не совсем так. Установлено, что оно было практически завершено в 1747 году (впрочем, последняя фуга так и осталась неоконченной).
Интересно, что Бах писал эту мессу, прекрасно понимая, что она никогда не будет исполнена. Те части мессы, которые исполнялись в тогдашней лютеранской церкви («Kyrie» и « Gloria»), здесь столь огромны, что в богослужебной практике представить их невозможно. Месса же целиком в протестантской церкви просто не исполнялась. И остается загадка: для чего убеждённому протестанту-лютеранину писать абсолютно католическую мессу, причём «лучшую мессу всех времён и народов»? Я нашёл для себя такой ответ. Он заключается в том, что Бах выходит далеко за рамки протестантизма и принадлежит всей полноте христианской традиции.
Лично для меня «Kyrie» из этой мессы – это общецерковный, общечеловеческий вопль к Богу. Человечество в лице Иоганна Себастьяна Баха сумело написать такую вот мессу, и, думаю, это существенный довод в пользу того, что Бог не ошибся, сотворив человеческий мир. Это абсолютный архетип мольбы человека к Богу и музыкальный архетип литургии.
Титульный лист автографа Баха с заголовком Missa***
Начало XVIII века – это барокко, а барокко – это в первую очередь мелодия. Но Бах не мелодист, он полифонист. Швейцер даже считал, что у него проблемы с мелодикой. То, что так легко давалось итальянцам, ему давалось с трудом. Но это ли главное? У итальянцев мелодия может быть замечательной, но пустоватой. Ну и что с того, что «Adagio» Альбинони, например, или гобойный концерт Марчелло всем нравятся? (Впрочем, известное всем адажио – позднейшая переработка). Баху тоже многое нравилось: он брал смело, не задумываясь, чужую вещь, вдохновлялся ею, и потом из неё получалась совершенно немецкая, очень интеллектуальная музыка.
Отсюда же, между прочим, множество псевдобаховских партитур. Бывало так, что какие-то произведения ему нравились, и он их переписывал. Ведь он был музыкальным директором, а значит, приходилось исполнять не только своё, в то время как его собственные произведения часто были написаны не его рукой: не успевал он записать, например, сочинённую к очередному воскресному богослужению кантату и запрягал всю семью: жена писала, дети писали...
Баховское барокко – это высокое барокко, это скульптурность, рельефность музыки. Мелодия для Баха – всегда символ. Все её движения – вверх-вниз – весьма многозначительны. В этой музыке всегда представляешь некую картину: длинные ниспадающие и восходящие линии, движение, парение – всё это настолько рельефно, что иногда кажется, будто ты её на самом деле видишь. А если ты ещё при этом смотришь в партитуру, то там просто совершенно очевидны эти взлёты нот. Музыка Баха – это настоящая звукопись, а порою и кроссворд, поскольку за общей полифонией голосов некоторые линии, нюансы, штрихи не могут быть показаны ни одним исполнителем – они остаются ведомы только дирижёру, который видит партитуру, и Богу.
Бах. Автограф первого листа «Credo»***
По сути, у Баха не было последователей, на нём некая традиция закончилась. Его сыновья, которые сочиняли уже в манере раннего классицизма, на время затмили по популярности своего отца. Если во времена Гайдна и Моцарта спросить о Бахе, то в первую очередь подумали бы о Карле Филиппе Эммануиле или об Иоганне Кристиане, но вряд ли об Иоганне Себастьяне. Только потом великий Бах был заново открыт Мендельсоном и кругом романтиков. И хотя, конечно, надо сказать им за это спасибо, но именно их своеобразное понимание его музыки и заложило основу не вполне адекватного её исполнения. Они услышали её очень по-своему, весьма романтично.
Великий Моцарт – пожалуй, единственный из композиторов второй половины XVIII века смог по-настоящему понять Баха. То, что Моцарт знал и ценил музыку Баха, – несомненно. В своих поздних произведениях он её даже использовал: в частности, делал переложения нескольких баховских прелюдий и фуг.
Да, Баха и Моцарта часто противопоставляют. Это очень тонкая материя. Эти два человека были, безусловно, музыкальными духовидцами, подобных им в обозримом времени больше нет. Но Моцарт, как мне видится, не пропускал свои музыкальные откровения через рацио. Он, как медиум, слушал музыку с неба и записывал. Он, может быть, и сам иногда пугался её, не понимал и даже захлебывался ею, как это замечательно показано Форманом в фильме «Амадей». Главное – скорее, скорее записать... У Баха это совсем иначе.
Бах – это молитва осознанная, проникающая через всё его естество. Его музыка богодухновенна, порою даже экстатична, но она ещё и пропущена через интеллект. В ней присутствует элемент гнозиса. Каждую ноту Бах проживает и от каждой ноты движется к следующей ноте – это чувствуется. Даже в светских произведениях ты слышишь всю полифоничность, многослойность его музыкальной ткани. Когда исполнение правильное, ты ощущаешь такое напряжение и плотность структуры, что в неё просто невозможно добавить ни одной ноты! Ни у одного из его современников такого нет. Но одновременно всё это сливается в совершенную гармонию и воспринимается даже по-барочному изящно. Как это получается – непонятно. Это чудо.
Бах вообще был эстет. Он тонко чувствовал специфику каждого инструмента. Но какие-то вещи писал вообще без обозначения инструмента, так сказать, для некого абстрактного инструмента. Может быть, на такие партитуры стоит просто смотреть и исполнять их внутри себя? «Искусство фуги», например. Это уже своего рода математика, «философия имени» Алексея Лосева. Это произведение Бах не окончил, но, может быть, музыка просто ушла в какое-то «четвёртое измерение», в некие заоблачные миры музыкальных абстракций и эйдосов?
Памятник Баху в Лейпциге***
Бах довольно часто звучит в кинематографе. Можно вспомнить, скажем, Тарковского или фон Триера. Почему? Может быть, потому что Бах – проводник в мир веры. По моей собственной биографии очень понятно, почему это так. Бах – это была моя первая любовь, именно Бах был одним из тех, кто привел меня к Церкви и к Богу. Как вы понимаете, речь идет о 70-х годах, и, кроме смутных воспоминаний религиозности моей двоюродной бабушки, которая ходила в церковь, молилась на ночь, я не видел рядом с собой вдохновляющих образцов. Но сама музыка Баха такова, что если ею проникнуться, невозможно остаться атеистом. В типичную советскую эпоху, в эпоху официального атеизма, человек, вполне естественно, тосковал по Богу. А Баха запретить было нельзя. Всё-таки это музыкальный Эверест, и обойти его невозможно. Но этот Эверест всё время говорил о Боге. И как бы там советские музыковеды эту неприятность ни пытались обойти, с этим ничего нельзя было сделать.
Я закончил МИФИ, кафедру теоретической физики. Это моё единственное высшее образование. Зачем Бах нужен мне – «физику XXI века»? Затем, что Бах нужен всем и всегда – и физику XXI века, точно так же как лирику XXXV века. Музыка Баха нужна всем, как всем нужно читать Священное Писание, как всем нужна вера во Христа. Точно так же и музыка Баха.
