В ноябре 1926 года Марина Цветаева писала Анне Ахматовой из Парижа в Ленинград: «Пишу Вам по радостному поводу Вашего приезда». Да, Ахматова вполне могла бы уехать в Париж, эмигрировать. Но тогда, скорее всего, не было бы великого поэта Анны Ахматовой. Осталась бы талантливая поэтесса Серебряного века. Не появились бы ни «Реквием», ни «Поэма без героя». Ахматова приняла правильное решение, вот только как же сын? Она спрашивала себя: «А что бы было, если б он воспитывался за границей? <…> Он знал бы несколько языков, работал на раскопках с Ростовцевым (выдающийся русский историк и археолог Михаил Иванович Ростовцев, после революции жил в Англии и в США. – С.Б.), перед ним открылась бы дорога учёного, к которой он был предназначен».
По сравнению с Восточной Сибирью передовая – это курорт
В СССР идти этой дорогой ему было куда труднее. Лев Гумилёв – сын расстрелянного по обвинению в контрреволюционном заговоре Николая Гумилёва. Это было клеймо. С таким происхождением юный Лев Гумилёв не мог сразу поступить в университет. Вступительных экзаменов тогда не было, зато внимательно смотрели на «социальное происхождение» абитуриента. И Гумилёв несколько лет должен был трудиться, зарабатывать рабочий стаж на заводе, в трамвайном депо, в научных экспедициях. А поступив на исторический факультет Ленинградского университета, Лев отучился там фактически два с половиной года вместо пяти. Уже на втором курсе его арестовали. На третьем арестовали снова и после допросов, избиений отправили в лагерь. Сначала на Беломорканал (канал был уже построен, но его работу обслуживали заключённые Белбалтлага), а затем в заполярный Норильск. Отсидев свой первый срок, Гумилёв вступил в ряды Красной Армии. В 1944-м он добровольцем ушёл на фронт, где принял участие в трёх заключительных военных операциях 1-го Белорусского фронта: Висло-Одерской, Восточно-Померанской, Берлинской: «По сравнению с Восточной Сибирью передовая – это курорт», – вспоминал он.
Вернувшись с фронта, Гумилёв сдал экзамены экстерном, успешно защитил диплом. В это время с ним познакомился британский учёный и дипломат, будущий президент Британской академии Исайя Берлин, который встретил Льва в квартире Ахматовой. По его словам, Лев Гумилёв «был по крайней мере так же начитан, культурен, независим в суждениях и так же утончён – едва ли не на грани интеллектуальной эксцентричности, как большинство студентов-старшекурсников Оксфорда или Кембриджа».
Поразительно! Ведь Гумилёв провёл столько лет в тюрьмах, лагерях, вдали от библиотек, от научных центров и просто от образованных людей. Жизнелюбие, энергия, редкая память (наследственная), выдающиеся природные способности позволили ему стать учёным несмотря ни на что. Вскоре он защитил диссертацию и начал научную работу в Музее этнографии, где его коллегой некоторое время был Юрий Кнорозов, гениальный учёный, впоследствии расшифровавший письменность майя.
Лагерная рукопись в дар науке
В ноябре 1949 года Гумилёв был снова арестован и получил новый срок – 10 лет (до этого он отсидел 5). Своё сорокалетие Лев Николаевич встретил в лагере. Он поседел и был тогда похож на согбенного бородатого старца. Молодые зэки считали, что перед ними старичок-профессор. Между тем Гумилёв к тому времени был лишь кандидатом наук и опубликовал пару статей. Для сравнения: коллега и в чём-то соперник Гумилёва Александр Натанович Бернштам, даже родившийся с ним в один день (только на два года старше), опубликовал уже 250 научных работ, в том числе 20 отдельными книгами, и к тому же руководил работой археологической экспедиции в Средней Азии.
Фото Л. Н. Гумилёва (1912 - 1992) из следственного дела. Фото: WikipediaПосле смерти Сталина режим в лагере стал заметно мягче, у Льва Николаевича даже появилась возможность заниматься научной работой. Гумилёв начал получать от родных не только посылки с колбасой и крупами, но и необходимые книги.
Научную литературу в лагерь присылали профессор Кюнер (один из учителей Гумилёва), Ахматова и даже близкие Льву девушки – Эмма Герштейн и Наталья Варбанец. Но здоровье было всё хуже, и Лев Николаевич не верил, что выйдет, не верил, что доживёт до освобождения. Он даже написал завещание: своё единственное тогда сокровище – рукопись под названием «История Срединной Азии» – Гумилёв завещал Институту востоковедения: «В случае, если книга напечатана не будет, разрешаю студентам и аспирантам пользоваться материалами без упоминания моего авторcтва. <…> Готические соборы строились безымянными мастерами; и я согласен быть безымянным мастером науки».
Он не остался безымянным мастером. В 1956-м Гумилёв получил свободу, работу в Эрмитаже (позднее – в научно-исследовательском институте), защитил докторскую диссертацию по истории (1961 год) и даже вторую докторскую – по географии (1974 год). «Лёвка доктор наук и многокнижный человек», – писала Надежда Мандельштам, вдова Осипа Эмильевича Мандельштама, с которым Лев Николаевич дружил в юности.
Наука как увлекательный роман
Есть устоявшийся образ Льва Гумилева как непризнанного, даже гонимого учёного. Это не совсем так. В его жизни было время (с середины пятидесятых по середину семидесятых), когда его статьи печатали ведущие научные журналы, а монографии выходили в престижном издательстве «Наука». Только публикации его главной книги пришлось ждать много лет. Книга называется «Этногенез и биосфера Земли».
Творческое наследие Гумилёва богато и разнообразно. По специальности он был востоковедом, его кандидатская и докторская посвящены политической истории Тюркского каганата. На основе диссертации вышла монография «Древние тюрки». Ей предшествовала книга «Хунну». Позднее Гумилёв напишет монографию о монголах Чингиз-хана, названную интригующе, даже поэтично: «Поиски вымышленного царства». Эти книги очень хорошо написаны, но специалисты упрекали Гумилёва в недостаточном знании восточных языков. Всё-таки сказались 13 лет лагерей, год в армии. Гумилёв говорил, что знает те языки, которые учил на воле. А в тюрьме пытался учить, но без успеха. Он знал персидский, французский, мог читать по-немецки и по-английски, но тюркские языки знал гораздо хуже. И ему очень не хватало китайского языка, а большая часть источников по древней истории евразийских кочевников написана именно на китайском. Поэтому Гумилёву приходилось пользоваться русскими и французскими переводами, а они были неполны и не всегда точны.
Гумилёв много лет занимался темой, очень актуальной в наши дни: влияние климата на историю, взаимоотношения людей и природы, этноса и ландшафта. Этой теме посвящена научно-популярная книга «Открытие Хазарии» и множество научных статей с труднопроизносимыми названиями: «Гетерохронность увлажнения Евразии в древности», «Этно-ландшафтные регионы Евразии за исторический период» и др. Читаются эти научные статьи как самые увлекательные исторические романы. Гумилёв работал на стыке наук: истории, археологии, географии и даже палеоклиматологии. Одним из его самых удивительных и успешных проектов стало изучение Дербентской стены методами редкой научной дисциплины – подводной археологии. Гумилёв научился плавать с аквалангом и вместе со своим учеником Гелианом Прохоровым (позже известным историком и филологом) исследовал затопленную Каспийским морем часть стены. Так Гумилёв проверил состоятельность одной своей гипотезы.
Не евразийством славен и велик Лев Гумилёв
Книги Гумилёва об истории России очень популярны. «Древняя Русь и Великая степь», «От Руси до России» – настоящие бестселлеры. Их прочитали не десятки, а сотни тысяч. Но именно за эти книги Гумилёва больше всего ругали, именно они отчасти подорвали его научную репутацию. Гумилёв был человеком увлекающимся, да к тому же не любил признавать ошибки даже в тех случаях, когда был явно неправ. Он много лет посвятил изучению кочевников Великой степи, главным образом тюркских и монгольских народов. Он так сроднился с ними, что даже иногда подписывался: «Арслан-бек». На историю России он смотрел весьма своеобразно. Нашествие Батыя назвал «великим кавалерийским рейдом». Монголо-татарское иго – «союзом с Ордой». Знаменитое «евразийство» Гумилёва правильнее назвать «тюрко-монголофильством».
Между тем совсем не евразийством славен и велик Лев Николаевич. Дело его жизни – пассионарная теория этногенеза. Гумилёв был учёным-позитивистом, для которого нет принципиальной разницы между природой и обществом. Человек – часть природы, а значит, исторический процесс должен определяться не какими-то особыми историческими законами, а законами природы. Поискам этих законов Гумилёв и посвятил жизнь. Тех законов, что определяют пути развития этносов (народов, наций), сроки их жизни, их взаимодействие друг с другом. Почему пришли в упадок древние цивилизации? Куда исчезли древние народы – этруски, хетты, лувийцы, шумеры? Откуда появились англичане, поляки, чехи, испанцы, которых не знал древний мир? Почему народы воюют (Гумилёв не сомневался – и будут воевать) друг с другом даже тогда, когда рациональных причин воевать нет? Гумилёв полагал, что нашёл ответы на эти вопросы. И настоящее убеждает нас, что далеко не во всём, конечно, но очень во многом он был прав.
Большинство историков занимаются исследованиями глубокими и очень узкими. Достигнув глубин, они теряют широту взгляда. Исследователь походов и подвигов английского короля Эдуарда III может мало знать об истории Османской империи. Синолог (китаист) подчас знает историю Английской революции лишь в общих чертах. Гумилёв работал совсем иначе. Ещё в университетские годы он придумал интеллектуальную игру: назвать год и перечислить, что в это время происходило в Западной Европе, Восточной Европе, России, на Ближнем Востоке, в Индии, Центральной Азии, Китае, Японии. Он стал знатоком и специалистом именно по всемирной истории. Нередко ошибаясь в мелочах, он всё же превосходил многих коллег-историков именно благодаря такому подходу ко всемирной истории. Эти обширные знания и превосходная память помогли в работе над его теорией, которая требовала знать историю человечества за последние 5 000 лет. Пересказывать его теорию я не стану. В двух словах не скажешь. Интересующиеся могут почитать его знаменитый трактат «Этногенез и биосфера Земли», его замечательный сборник лекций «Струна истории», подготовленный учениками Льва Николаевича. Наконец, кто-то, быть может, прочтёт его забытую, но блестящую и необыкновенно страшную книгу «Хунны и Китае». Прочтёт и задумается о прошлом, настоящем и недалёком будущем.
