Илья Руднев – талантливый детский реаниматолог. Год назад он похоронил жену и маленького сына, а теперь в больницу попадает мальчик, невероятно похожий на его умершего сына. Кто этот мальчик и как он попал под колеса автомобиля на лесной дороге, решит выяснить Илья, спасший мальчику жизнь. Так личная драма врача разворачивает ретроспективу семейного прошлого и становится толчком для параллельной истории – детективной.
Михаил Турбин. Фото: Редакция Елены Шубиной (АСТ)Герой-врач для русской литературы – фигура привычная, даже знаковая со времён Чехова и Булгакова. Людмила Улицкая, Евгений Водолазкин, Дина Рубина, Марина Степнова, Ксения Букша, Руслан Козлов. Теперь вот Михаил Турбин дополнил этот список. Врач-спаситель (или даже шире – спасатель) – стереотип, переродившийся в штамп, преодолеть который сложно. В романе «Выше ноги от земли» Илья, хоть и морщится от пафоса своих слов: «Спасаю жизни», – но делает именно это. И делает, надо сказать, столь героически, что начинает раздражать: живой ли он или робот.
Руднев – человек несчастный: одержимо любит свою жену Сашу, а она страдает биполярным расстройством и депрессией. И тут автор тянет читателя второй раз в капкан заранее готовых ожиданий, сформированных, опять же, литературой. Романная героиня, скорбная душевным здоровьем и оттого особенно неземная и пугающе обаятельная, появилась не вчера. Современная русская литература этот типаж особенно рьяно эксплуатирует, а Саша с её манией и депрессией кажется родственницей душевнобольных героинь Дины Рубиной и Марины Степновой – особенно в романе «Безбожный переулок».
Неземная женщина (или лучше сказать – не от мира сего) в глазах автора, а с ним и влюблённого Ильи наделена странным обаянием. Вот она хрупкая и нежная вянет, чахнет от апатии, а вот резво скачет по Парижу и щебечет разные глупости. «Какая проказница!» – умиляется муж. Взбалмошная Саша не учится и не работает, в своей «активной» стадии ребячлива, а Илья кажется нудным стариком, более того – безвольным и слепым как мужчина и диагност. То, что супруга серьёзно нездорова и поведение её делинквентное, понятно и до визита к психиатру. Но по инерции «текста о большой любви» запускается маховик «большого чувства» и страстей: вроде как любовь если не слепа, то несчастна или трагична. Так в сериалах показывают – может, врут. А в романе Турбина вот мужская любовь – наотмашь. И романтично, с красивостями. Не зря Заза – брат Ильи и тоже хирург – заявляет ему: «Вы всё время хотите, чтоб красиво. Будто в кино живёте». Кстати, Заза, несмотря на эпизодическое мелькание в тексте, получился волнующе симпатичным: и жизнь любит, и к женщинам неравнодушен, и младшему брату предан.
А Илья предан идеалам и своей травме. Какой у него взгляд, руки, походка – мы не знаем, а жаль. Вон у эпизодического Зазы и лысина блестит, а у Ильи только голос и есть. Говорят, красивый. Даром, что главный герой. (Справедливости ради признаем: дружба в романе смотрится убедительнее, чем любовь.)
Романтики полагали: мир делится на филистеров (обывателей) и тонких натур, способных чувствовать остро, а это дело энергозатратное, потому романтическая дева либо увядает от чахотки, либо живёт в своём мире или тяготится жизнью, как самоубийца Саша. Ну не может же романтик восхищаться дебелой и румяной мещанкой? У Гофмана поэт Бальтазар в повести «Крошка Цахес» влюблён в мещанку Кандиду. Романтик видит то, что хочет видеть. Вот и Илья Руднев восхищается именно такой девушкой, более того – она рожает ему ребёнка. Кто-то скажет – великая любовь, кто-то вздохнет: диагноз. В любом случае голова – предмет тёмный, а Илья от услуг психиатра отказался. Но именно личные переживания и тоска по сыну позволяют ему спасти чужих детей, которые попали в беду тоже по причине безумия. Естественно, свои подвиги Илья будет совершать в одиночку.
И тут необходимо сказать о третьей ловушке, в которую попал и автор, и читатель: на фоне сложных событий стабильность психики кажется особой ценностью, но не мог же Михаил Турбин, раскручивая драму Ильи и Саши, быть прозорливцем? Да и любой, кто хоть раз в жизни сталкивался с биполярным расстройством у близких, поостерёгся бы романтизировать столь страшный недуг, как и терпение всепонимающего и всепрощающего мужа.
Автор рассказал несколько личных трагичных историй, порадовав читателя хорошим русским языком, который сегодня кажется чуть ли не исчезающим. Стиль – сильная сторона романа, ритм которого не позволяет зевать и уставать, разве что интонационно влюблённая в Руднева медсестра Маша в какой-то момент станет неприятно напоминать покойную, как будто роль в фильме озвучивает одна и та же актриса.
Дети – пронзительно трагические персонажи книги. Они почти не имеют слов в этом романе взрослых для взрослых, но именно детям приходится расплачиваться за своих отцов. «Я, как и ты, не понимаю, что случается с людьми, когда они решают поднять руку на ребёнка. Не понимаю, откуда берётся эта жестокость. Иногда мне хочется, чтобы в мир пришла чума, от которой бы передохли все взрослые и остались только дети», – рубит Руднев молодому полицейскому, который привёз в больницу покалеченную отчимом девочку. История девочки не натяжка. Вполне жизненная деталь, оттого такая страшная и узнаваемая. Девочку спасут. А бездушный врач, как и циничный полицейский, идут в паре с человечными антиподами, на плечах которых, кажется, всё хорошее и держится…
Любовь, смерть, мистика и безумие, психология и детектив, а ещё кровь, боль и нежность. Странные и решительные женщины, страдающий мужчина и надежда, что вот будет новая жизнь, а «всё плохое забудется». Это нам всем сейчас очень надо, как и доброе чтение – забыться. Только для этого так хочется, чтобы ноги крепче были на земле.
