В Санкт-Петербурге, в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме, до 24 сентября открыта выставка «К слову. Еже писахъ-писахъ. Рукописи из собрания музея». На ней впервые столь полно представлен музейный фонд «Документы и автографы»: свыше сотни подлинных рукописей Анны Ахматовой, Николая Гумилёва, Бориса Пастернака, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Михаила Кузмина, Максимилиана Волошина, Михаила Лозинского, Лидии Чуковской, Иосифа Бродского и других писателей и поэтов покинули хранилище и явлены публике. Всего же фонд «Документы и автографы» насчитывает более 4000 единиц хранения и включает в себя 20 личных фондов.
Поэтическим эпиграфом выставки стали строки Арсения Тарковского, написанные в 1960 году, когда двадцатый век перевалил за половину, когда были живы многие из тех, кто помнил его начало, Серебряный век, а далее – смуту, войны и репрессии.
Я кончил книгу и поставил точку,
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
Пока душа меняла оболочку.
Как представить рукопись, как рассказать о ней обычному посетителю – не филологу, не текстологу, не историку? Сотрудники музея и художники Творческого объединения «Цех» создали в большом выставочном зале музея своеобразный «театр одной рукописи». Зал погружён в полумрак – ведь рукописным текстам опасен яркий свет – и заполнен двадцатью тремя театральными макетами. В двадцати двух – та или иная рукопись со своей историей, а двадцать третий – пустой, лишь с пеплом внутри, чёрным силуэтом человека и лаконичным нерукописным текстом – цитатой письма Михаила Булгакова литературоведу Павлу Попову в 1932 году: «Печка давно уже сделалась моей излюбленной редакцией. Мне нравится она за то, что она, ничего не бракуя, одинаково охотно поглощает и квитанции из прачечной, и начала писем, и даже, о позор, позор, стихи!».
Фото: Анастасия Филиппова vk.com/akhmatova.museumБиблейскую цитату «Еже писахъ-писахъ» (что написано – то написано) Анна Ахматова приводит в предисловии к «Поэме без героя». Если обратиться к библейской истории, то существует целый ряд толкований этого текста, якобы начертанного Понтием Пилатом на табличке креста с распятым Иисусом, но есть и иносказательная интерпретация, сделанная Петром Вяземским и относящаяся именно к писательскому труду, судьбе рукописи и её автора: «Литературная жизнь писателя есть также своего рода жизнь человека – “Еже писах, писах”: что прожил, то прожил».
Многие рукописи, представленные на выставке, словно скрываются за сценой – зал разделен кулисой на две неравные части. Во второй рукописи не выступают отдельно, они – как картины в шпалерной развеске, но есть путеводитель, который можно взять, чтобы узнать историю каждой в этом общем хоре.
Среди рукописей «закулисья» – буквально клочок бумаги с характерным ахматовским почерком:
Фото: Анастасия Филиппова, vk.com/akhmatova.museumМолитесь на ночь, чтобы вам
Вдруг не проснуться знаменитым.
Это двустишие датируется 1958 годом, именно его чаще всего фотографируют посетители выставки, унося в своих гаджетах образ ахматовского почерка.
Почерки Ахматовой, Волошина, Цветаевой, Пастернака – посетители вглядываются в неповторимую графику рукописных текстов, фотографируют открытки «Дни недели» по эскизам Константина Сомова в пользу Общины святой Евгении, куда вписывал партитуры композитор Артур Лурье… Создатели выставки хотели показать и своеобразие авторского текста, и дать ощутить связь сквозь время – прикосновение руки к листку бумаги много-много лет назад и нынешнюю жизнь рукописи и самого текста. Именно по представленному на выставке автографу стихотворения Михаила Кузмина «Декабрь морозит в небе розовом…», написанного в холодном Петрограде в декабре 1920 года, это стихотворение было опубликовано спустя 70 лет:
Фото: Анастасия Филиппова, vk.com/akhmatova.museumДекабрь морозит в небе розовом,
нетопленный чернеет дом,
и мы, как Меншиков в Берёзове,
читаем Библию и ждём.
И ждём чего? Самим известно ли?
Какой спасительной руки?
Уж вспухнувшие пальцы треснули
и развалились башмаки.
Уж говорят о Врангеле,
тупые протекают дни.
На златокованом архангеле
лишь млеют сладостно огни.
Пошли нам долгое терпение,
и лёгкий дух, и крепкий сон,
и милых книг святое чтение,
и неизменный небосклон.
Но если ангел скорбно склонится,
заплакав: «Это навсегда»,
пусть упадёт, как беззаконница,
меня водившая звезда.
Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,
о, бедная моя любовь.
Лучами нежными, не пылкими,
родная согревает кровь,
окрашивает губы розовым,
не холоден минутный дом.
И мы, как Меншиков в Берёзове,
читаем Библию и ждём.
Стихотворение Анны Ахматовой «Здравствуй, Питер! / Плохо, старый,…», написанное в 1922 году, тоже было впервые напечатано в 1989 году по автографу на бланке издательства «Всемирная литература», ныне представленному на выставке в музее. Это стихотворение – не только о последствиях разрушительного наводнения в Петрограде, это о предчувствии страшных событий…
Ещё один театральный макет. Здесь автограф стихотворения Марины Цветаевой 1920 года «Я вижу тебя черноокой, – разлука…», а рядом с пожелтевшим листком, исписанным характерным цветаевским почерком, – артефакт, бусинка из чёток, освящённых в Мекке. Эту бусинку на цепочке Цветаева подарит Ахматовой во время их единственной встречи в Москве, Цветаевой тогда останется жить лишь два месяца… Бусинку Ахматова передаст 31 мая 1943 года в эвакуации в Ташкенте Асе Сухомлиновой – в знак благодарности. Ася Петровна Сухомлинова подарит реликвию музею в 2013 году…
«Начальник! Шмоная, клади на место и книг не кради!»
Фото: Анастасия Филиппова, vk.com/akhmatova.museumЭта пожелтевшая от времени записка написана рукой Льва Гумилёва. Когда он уезжал в командировку, то оставлял её в ящике письменного стола, адресуя чекистам, приходившим обыскивать его дом в его отсутствие…
А вот разворот общей тетради, исписанный сложным почерком. Это дневник Ольги Арбениной-Гильдебрант, ей уже 77 лет, она простая советская пенсионерка, дневник той самой Олечки – красавицы Серебряного века, музы Николая Гумилёва и Осипа Мандельштама, жены Юрия Юркуна. Она записывает бытовые подробности, свои сны, вспоминает близких людей. В это время в СССР начинают строить БАМ, а госсекретарь США Генри Киссинджер ведёт переговоры с советским Генсеком Леонидом Брежневым. Ольге Николаевне остаётся жить ещё шесть лет…
Каждая рукопись на выставке рассказывает и о её создателе, и о шуме времени, давно ушедшего, но столь созвучного нам. Вот беловой автограф Михаила Лозинского – сделанный в Ленинграде перевод стихотворения Шарля Бодлера «Солнце», датированный 20 марта 1938 года, рядом – сборник Анны Ахматовой «Из шести книг», изданный тоже в Ленинграде двумя годами позже. В сборник Ахматова вписывает стихотворение «Надпись на книге» с посвящением Лозинскому: «…Души высокая свобода, / Что дружбою наречена…». Лозинский, как и Ахматова, после 1917 года остался в России, в одном из писем он отмечал важнейшее для себя решение: «…Конечно, жить в России очень тяжело во многих отношениях. Особенно сейчас, когда всё увеличивается систематическое удушение мысли. Но пока хватает сил, дезертировать нельзя… Если все разойдутся, в России наступит тьма, и культуру ей придётся вновь принимать из рук иноземцев. Нельзя уходить и смотреть через забор, как она дичает и пустеет. Надо оставаться на своём посту. Это наша историческая миссия».
