Некоторые исследователи считают, что самиздат существовал всегда в виде переписывания неизданных книг или неугодных рукописей – будь то апокрифы или марксистские труды. «В России почти всегда существовала более или менее жёсткая цензура, и поэтому со времён Радищева запрещённые к публикации произведения ходили по рукам в списках, – пишет Людмила Алексеева, основатель Московской Хельсинкской группы. – Но они лишь дополняли литературу и публицистику. Как массовое явление, как основное средство самопознания и самовыражения общества самиздат – явление уникальное». И принадлежит это явление конкретному периоду советской истории – начиная с конца 30-х и заканчивая 90-ми годами ХХ века.
Само слово «самиздат» было придумано поэтом-неофутуристом Николаем Глазковым: он выпустил два машинописных альманаха своих стихов в стиле «небывализм» и подписал их: «Сам себя издат», по аналогии с принятыми в те времена сокращениями типа «Политиздат». Формула, которая позже сократиться до «самиздат», расшифровывалась так: «сам сочиняю, сам цензурирую, сам издаю, сам распространяю, сам и отсиживаю за это».
Автор популярных строк – «Мне говорят, что „Окна ТАСС” / Моих стихов полезнее. / Полезен также унитаз, / Но это не поэзия» – за свой самиздат в 1940-м году поплатился лишь отчислением из института. Но занятие, которое расцвело спустя десятилетие, было действительно чревато серьёзными последствиями. Вот что рассказывал бард Юлий Ким: «Эта тоска, жажда свободного, неподцензурного слова была всеобщей, и она и породила такие явления, как магнитиздат, самиздат, тамиздат и их массовое распространение. В этом смысле можно было сажать всю нашу интеллигенцию – и левых, и славянофилов, и западников – потому что она вся, оптом, подходила под статью 190-ю (прим.) УК РСФСР – „хранение или распространение антисоветской литературы”. Все только этим и занимались».
Политический самиздат, существовавший в 20-х годах ХХ века, в сталинский период практически прекратил своё существование. В 30-е годы расцвёл новый «безопасный» литературный самиздат: люди начали переписывать друг у друга стихи, даже в лагерях. Как отмечает искусствовед Юрий Герчук, это были стихотворения «не прямо запретные, а, так сказать, не поощряемые, считавшиеся „пессимистическими”, „упадочными”. За них не сажали, и они могли в каких-то узких пределах ходить по рукам». Это Осип Мандельштам и Даниил Хармс, Николай Алейников, Максимилиан Волошин, Николай Гумилёв, даже Сергей Есенин.
В 1931 году были закрыты частные издательства, у советских читателей появилась потребность в текстах, которые государство не издавало по разным причинам, и тогда уже появляются попытки перепечатывания книг, но всё-таки настоящий расцвет самиздата наступил только в 1950-х годах – с началом оттепели: при Хрущёве возникло ощущение относительной безопасности, хотя активные распространители самиздата рисковали получить приличные сроки. Но главное – потому, что в это время в свободную продажу и в прокат поступают пишущие машинки. Некоторые историки сравнивают это событие с изобретением печатного станка Гуттенбергом. «С конца 1950-х самиздат – это не просто механизм распространения запрещённых или полузапрещённых текстов. Он становится главным инструментом „второй культуры”, то есть культуры, которая не просто реализует себя в обход цензурных ограничений, а вообще игнорирует эти ограничения. Речь уже идёт не о рукописях, отвергнутых цензурой, а о рукописях, изначально не предназначенных для цензуры. Люди начинают „писать в самиздат”, как раньше писали „в стол”. Иными словами, самиздат становится социально-культурной институцией», – рассказывает в интервью, посвящённом истории самиздата, исследователь истории инакомыслия в СССР Александр Даниэль.
Большой популярностью пользуются по-прежнему стихи поэтов Серебряного века – копии старых поэтических изданий, которые не переиздавались в Советском союзе: Гумилёв, Ахматова, Цветаева, Волошин… Перепечатывали обэриутов и даже переводы стихов Киплинга из издания 20-х годов. Постепенно к ним присоединяются и поэты уже советского периода: Пастернак, Ахмадулина, Бродский, Евтушенко, Окуджава, Галич и другие. Проза Булгакова, Замятина, Зощенко, Платонова, философские и религиозные тексты. Хемингуэй, Камю, Кафка… Кстати, зачастую самиздатчики ещё и сами переводят иностранные тексты. В 60-х годах появляется новый пласт документальной прозы – тюремные и лагерные воспоминания: Шаламов, Гинзбург, Солженицын...
В это же время расцветает и такое сопутствующее самиздату явление, как тамиздат, ставший в итоге едва ли не главным источником для самиздата.
Книги из-за границы привозили иностранные журналисты, студенты и учёные-русисты и даже дипломаты. Так к советскому читателю попала, например, «Лолита» Набокова и воспоминания Надежды Мандельштам, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Дети Арбата» Рыбакова, труды русских философов эпохи религиозного возрождения начала ХХ века, церковная литература.
Случалось и обратное: ходившие в самиздате произведения попадали на Запад, опять же через журналистов и дипломатов, и там публиковались.
Государство печатает миллионными тиражами собрания сочинений Ленина и классиков соцреализма, а люди хотят читать «Мастера и Маргариту» и «По ком звонит колокол». Книгу из самиздата давали, скажем, на ночь: собиралась небольшая компания, сидела всю ночь и читала по листочкам, передавая друг другу их из рук в руки. Сложилась особая культура самиздата со своими героями, ритуалами и фольклором. Например, в Москве ходил анекдот о разговоре двух приятелей, обменивающихся самиздатом:
– Ты уже съел пирог, который тебе вчера дала моя жена?
– Съел.
– И жена твоя съела?
– Да.
– Ну, тогда передай его Мише – он тоже хочет его попробовать.
Люди начинают не только читать, перепечатывать и распространять интересные им тексты, но и собирать целые домашние библиотеки самиздатской литературы: неброшюрованные листы формата А4 на книжной полке стали неотъемлемой частью интерьера любой интеллигентной квартиры. И не только. Сын Никиты Хрущёва вспоминал, что тот проявлял большой интерес к нелегальной литературе: «Привозил я ему и “запретные” книги. Как-то достал “Доктора Живаго”. Отец читал долго: шрифт был очень мелкий, “слепой”, бумага тонкая, почти папиросная. Прочитал он Солженицына “В круге первом” и “Раковый корпус”, а также “1984” Оруэлла».
Постепенно складывается рынок самиздата: Булгаков, например, стоил 6 рублей: «две бутылки очень хорошей водки или 3 килограмма самого роскошного мяса, какое только можно было тогда достать», – вспоминает искусствовед Виктория Вольпина.
Появляются точки, где работают «книжные жучки», спекулянты, которые за хорошую цену достанут всё что угодно. Например, в Москве таким местом был Кузнецкий Мост.
Характерная для того времени история: один гражданин потерял чужую книгу «Остров сокровищ» и отправился на Кузнецкий Мост, чтобы её достать за любую уже цену. Договорился с продавцом, отдал ему деньги – тот в назначенный день принёс обещанный сверток.
Каково же было изумление покупателя, когда вместо Стивенсона он увидел там напечатанный на машинке «Архипелаг ГУЛАГ» – на конспиративном жаргоне он назывался «Остров сокровищ».
В перестройку, когда цензура начинает ослабевать, а в официальном книгоиздании начинают формироваться какие-то рыночные отношения, поток художественного самиздата иссякает, на какое-то время на первый план выходит снова политический самиздат, но и он к началу 90-х перестаёт быть актуальной формой выражения общественной позиции.
Современный же самиздат существует исключительно в интернете, и, что любопытно, в цифровую реальность переместилась и цензура. Например, электронному журналу современной литературы при библиотеке Мошкова, который так и называется – «Самиздат», из-за претензий Минюста пришлось в 2011 году менять домен. Причиной были указаны «признаки экстремизма», обнаруженные в некоторых материалах журнала. Максим Мошков – владелец крупнейшей электронной библиотеки Рунета, которая существует с 1994 года, возмущался тогда: «Без уточнения, что за материалы, кто их автор, есть ли они в данный момент на сайте и что сейчас на “Самиздате” 56 000 авторских разделов и порядка 800 000 произведений, оптом зачислены в “экстремисты”. Было бы просто смешно, кабы не провайдеры, которые, руководствуясь этим списком, начали перекрывать доступ к “Самиздату”».
Как видно, времена, власти и книжные носители могут меняться, но не цензура. А значит, и такое явление, как «самиздат», в том или ином виде будет существовать всегда.