Конечно, в те годы мы слушали и «Аквариум», и «Воскресенье», и «Алису», но всё это было эстетство, психоделическая заумь на грани стёба. Но именно застенчивый мальчик из профессорской ленинградской семьи, обожающий собирать модели самолётов, вдруг стал рок-идолом поколения, написав главные хиты начала 80-х.
Помните же? «Право на рок» – манифест поколения. Или: «Я сижу на унитазе и читаю “Роллинг Стоун”, Венечка на кухне разливает самогон, Вера спит на чердаке, хотя орёт магнитофон…» – это же и была правда жизни. А майковское слово «дрянь» («Ты дрянь! Лишь это слово способно обидеть...») стало последним аргументом в споре полов, после которого расставались с девушками навсегда… Как и под «Прощай, детка, детка, прощай». Сегодня «Стол» публикует несколько цитат из его интервью, сохранившихся с того времени.
* * *
Моя старшая сестра Таня училась в английской школе. У неё с приятелями проходили вечеринки, на которых они слушали Билла Хейли и Чабби Чеккера. Мне тогда было восемь лет… И когда я впервые услышал The Beatles, то решил, что они поют по-французски. Но мне очень понравилось. Через какое-то время просто слушать надоело и захотелось узнать что-то о самих музыкантах...
* * *
Никогда не забуду, как услышал впервые «Битлз» на балконе. У нас был старый дом... Мне было 7–8 лет, стою на балконе и услышал – как впоследствии узнал – «Когда я увидел её, стоящую там», у нас во дворе её постоянно крутили. Я по молодости думал, что поют на французском языке. Я охренел просто! Потом я узнал, что это «Битлз».
* * *
В квартире на улице Жуковского я начал собирать компании одноклассников. Когда все рассаживались по периметру комнаты, я ставил на свой проигрыватель «Аккорд» пластинку «Битлз», и мы все вместе переслушивали каждую песню, стараясь расшифровать текст и обсуждая каждое слово. В этих разговорах про ирреальный для СССР мир западного рок-н-ролла таились магия, волшебство и надежда.
* * *
Гитару я в руки взял лет в 15 примерно. Я учился по «Битлз» играть, по нотам – палец сюда ставится, сеточка есть. Научился.
Майк Науменко в юности. Фото: mikenaumenko.ru* * *
Мы играли всякое фуфло. Западные дела. Первая приличная группа – «Союз любителей музыки рок».
* * *
Самую первую свою песню я не помню. Я английский язык знаю не очень плохо. Тогда все писали на английском языке. У меня была единственная пятёрка в аттестате. А первую песню на русском я написал где-то в 1973 году. Название вам ничего не скажет. Я её помню – «Ждать и верить» называется. Она мне не нравится.
* * *
Потом я пытался писать в «Союзе...». Но с этим делом там было очень строго. Начальник Вова Козлов никому ничего не разрешал делать. Все делают то, что ему нужно. Поэтому я ушёл оттуда. Я пытался предложить ему штук пять песен – «Вова, давай сделаем», но... Даже в «Аквариуме» Борька мне позволял. С Вовой Козловым так. Но он очень хороший человек.
* * *
С Гребенщиковым (иноагент) мы познакомились в году 1972-м. Это было такое шапочное знакомство! У нас в школе был кинооператор, парень только школу окончил, работал перед армией, и Борька пришёл к нему в гости с пластинкой «Джефферсон Эрплейн». А это была моя любимая группа. Я слышу – играет «Джефферсон». «Женька, кто, что, где взял?!» – «Вот, Боря принёс». Ну, Боря не был ещё суперзвездой. Ха-ха-ха! «Это Боря». – «Это Миша». – «Привет!» – «Привет!» А потом уже, года через два: – «А! Ты “Джефферсон Эрплейн” знаешь?» Я говорю: «Да». – «Ну надо же!»
* * *
Я никогда не был членом группы «Аквариум», но много работал вместе с ними. У них было три программы: акустическая и две электрических. Я работал во второй электрической программе. Ничего такого – лидер-гитаристом был. Это были очень светлые времена. Мы все были очень близкими друзьями. И нам вместе было очень в кайф это делать. Нам всем было хорошо.
* * *
Альбом «Все братья-сёстры» был записан летом 1978 года. И тогда мы с Борькой были очень дружны. Он только что женился, у него жена в роддоме лежала, делать нечего. «Давай возьмём и запишем наши песни последние – напополам, твои и мои песни». «Ну, давай». Поставили магнитофон. Записали. Акустические песни. Две гитары и губная гармошка.
* * *
Первый концерт «Зоопарка» прошёл в 1981 году... До этого мы все работали на танцах, что не очень приличная работа. Когда мы все собрались, то притёрлись друг к другу, а первый приличный концерт в рок-клубе – прослушивание. А первый крупный концерт – в Москве, на аппарате «Машины времени», вместо группы «Карнавал» – «Блюз де Моску».
Группа «Зоопарк». Фото: Андрей «Вилли» Усов / Wikipedia* * *
С гастролями у нас любопытная ситуация, странная. В принципе, как бы не любим гастролировать, но приходится. То есть мы, уставшие, возвращаемся с гастролей домой, к женам, к детям: «Любимая, здравствуй, я по тебе соскучился». Лежим на спинах три дня. Через три дня смотрю: ко мне приезжают, барабанщик подтягивается. Через неделю уже: когда поедем? У нас очень дружная группа, нам нравится ездить.
* * *
Долгое время я переслушивал Болана и Дилана, пытаясь поймать в их композициях определённый «крючок». Затем ходил, думал, вынашивал в голове текст, отличавшийся от их лирики. Очень важно было уловить «кайф момента», и если это удавалось – получалась песня.
* * *
Сын у меня (Евгений Науменко. – Авт.) очень музыку любит. Литтл Ричард – любимый у него. Меня сильно потрясло, когда он родился: лежит, вот такой, орёт в кровати, я разную музыку ставлю, а поставлю «Крим» – моментально замолкает и вслушивается. Что-то другое – а-а-а! «Крим» – во! До сих пор любит!
* * *
Играем мы нарочито грязный рок-н-ролл, не заботясь чрезмерно о чистоте звучания и тому подобном. Главное – это общий кайф, интенсивность звука, энергия, вибрации. Многие считают, что всё должно быть чистенько, прилизано и красивенько – как у «Пикника», например. Я придерживаюсь другого мнения. По-моему, главное – это чтобы публике не было скучно. В конечном итоге все мы играем для неё.
* * *
Мой вклад в рок 80-х… Насколько я знаю из разговоров с очень многими музыкантами из разных групп и разных городов: какое-то влияние я оказал в том плане, что, может быть, одним из первых стал писать очень конкретные песни тем языком, которым мы общаемся друг с другом, простыми обычными словами и о ситуациях, может быть, не совсем приятных, гаденьких; но описывал нашу жизнь такой, какая она есть. Не призывая ни к чему и не выводя мораль. Но я старался всегда быть честным – хотя бы сам с собой...
* * *
Моя популярность в начале 80-х объясняется и подпольностью, и элитарностью одновременно. В песнях люди надеялись на узнавание и сопереживание. А может, находили там то, что они знали, но не удосуживались выразить словами. Если выражаться высоким стилем, то, вероятно, в этих песнях было отражено настроение времени.
* * *
Сейчас на концертах полупустые залы… Не то, что раньше: тогда всё было запрещено, и все валом валили на то, что запрещено, на то, что было нельзя. Теперь всё можно и все валом валят на – не знаю что… Оказывается, именно рок слушают примерно, я имею в виду молодую публику, 10%. Все остальные или вообще не слушают ничего, или им безразлично, что слушать, или слушают «попс». А рок слушают процентов 10. То есть за что боролись, на то и напоролись.
Виктор Цой, Майк Науменко и Борис Гребенщиков. Фото: mikenaumenko.ru* * *
Я никогда в жизни не писал коммерческих песен, кроме одной, за которую мне до сих пор стыдно. Это песня на антивоенную тему, которую нужно было написать для одного нашего фестиваля. Я её написал за пятнадцать минут. «Хиросима всё ещё пылает»… Мне до сих пор за неё стыдно, хотя я её и не пел.
* * *
Я действительно ужасно люблю плохие книги. Я очень люблю детективы пятидесятых годов. «Майор Пронин», например… Такого класса. Ещё псевдонаучную фантастику. Это уже такая глупость, так уже плохо, что даже хорошо.
* * *
Иногда я думаю о каких-то очень серьёзных вещах. Но об этом говорить не хочется, потому что они трогают только меня самого. Я скорее не верю в жизнь после смерти, чем верю... Хотя чем дольше живу, тем мне больше хочется, чтобы всё было наоборот.
* * *
27 августа 1991 года Михаил Васильевич Науменко умер от кровоизлияния в мозг, вызванного переломом основания черепа.
Уже много раз было сказано, что он скончался вместе с Советским Союзом. Как и его друг, соратник и ученик Виктор Цой, погибший годом раньше. Но если Цой ушёл на взлёте, то слава Майка, напротив, шла вниз: практически все, кто вспоминают его последние несколько лет, говорят об усиливающемся алкоголизме, о затянувшемся творческом кризисе, а главное – о неспособности вписаться в новую эпоху.
Он развёлся с женой Натальей за два месяца до смерти – она уехала в Москву, а он остался в старой коммунальной квартире. Все говорили, что он там страдал от запоев, хотя барабанщик группы «Зоопарк» Валерий Кирилов говорил, что в последние месяцы Майк бросил пить и много работал над новым материалом.
Но все планы разрушила некая компания гопников, встретившая поздно вечером Майка во дворе. Они ограбили музыканта и сильно избили. Превозмогая боль, Майк поднялся на лифте в свою квартиру на 7-м этаже, где он и скончался. Уголовное дело по этому факту возбуждено не было – никому не хотелось расследовать очевидный висяк.
