Жар души и рук тепло

Мало ли что померещится сквозь промороженное узорами стекло в рождественский вечер

Декабрь в этом году выдался необычайно холодным. Промороженный воздух оседал туманом, вырисовывая повсюду ледяные узоры. Лишь степенно ползущие по дорогам троллейбусы свидетельствовали о том, что мир за окном еще не замерз окончательно. Но город все равно готовился к празднику, украшая свои улицы елями и цветными гирляндами.

Виталий молча стоял у кухонного окна и любовался узорами, растекшимися по стеклу. Обладая тонкой художественной натурой, он любил присматриваться к естественным проявлениям совершенства. Кривой сучок на дереве, покосившийся клен, алый росчерк заката над рекой, а зимой – ледяные узоры и причудливые наросты снега. Красота жила везде. И он замирал порой на ходу, уловив боковым зрением что-то необычное, благодаря богов за тонкое ощущение сопричастности к красоте, щедро разбросанной природой. Разбросанной для всех и повсюду, но видимой немногими.

Созерцательность момента была нарушена телефонной трелью. Бросив еще один взгляд на улицу, Виталий обреченно потопал в спальную комнату, откуда несся призыв. Звонок в воскресение с утра – ничего радужного это не предвещало. Проверено опытом. Хотя, увидев имя вызывающего, он несколько расслабился. И щелкнул кнопку приема, поднося телефон к уху.

– Алло, Виталь. Тебя где там носит? Замерз? Полчаса уже долблюсь.

– Сань, привет. Не болтай про полчаса. Здесь я, никуда не делся. Почто с утра тревожишь?

– Дело у меня… вернее – у нас, – в голосе Сашки, старого друга и сокурсника, прорезалось еле сдерживаемое торжество. – Халтурку предлагают. Работа фуфел, а платят – мама дорогая.

– Кто платит-то?

– Да город платит, тетка звонила только что, она же в мэрии у меня, помнишь?

Виталий хорошо помнил Санину тетку – невысокую, пышущую весельем женщину, немного старше его матери. Мария Ивановна опекала племянника постоянно, подкидывая порой работу: не пыльную, но доходную. Вот и сейчас нашлось что-то, что могло пополнить их карманы перед самым Новым годом. Замечательно. Только, что она им предложила?

– А что за халтурка? – спросил он, выдержав паузу и позволив другу сполна насладиться моментом. – Что нужно сделать?

– В том и дело, что работенка в самый раз по нам. Мало того, что заработаем, так еще и факультатив Виссариону можно будет пропихнуть.

Вот это уже звучало серьезно. Виссарион, легенда кафедры, ведущий класс скульптуры, был суровым человеком и относился к своим студентам, как к последним тунеядцам, гоняя порой до полного изнеможения. «Фактуры нет… фигуру завалил… что это у вас за уродство?.. душа, душа где?» – придирки сыпались из желчного старика, как из рога изобилия. А перед праздниками он дал студентам задание сделать что-то, что сможет его поразить. Да, вот так – коротко и безапелляционно. Думай, ломай голову – а он потом лишь усмехнется тонко и снова выдаст что-нибудь о параллельности вселенных…

– Что? Что ты нашел? – голос дрогнул от волнения, неужели все внезапно складывается хорошо?

– Виталь, тетушка говорит, есть заказ на ледяной городок, конкретно – ледяные скульптуры нужны. Модно ведь теперь, сам знаешь. Стены и башни работяги склепают, это просто, а вот фигуры – у них нынче некому. «Прикормленный» в аварию влетел с этим морозом, на льду занесло и … Короче, ногу мужик сломал, и теперь висяк у них с этим делом. Тетка предлагает нам хватать, пока горячо.

Виталий присвистнул. В сознании все еще висела картина морозного заоконья.

– Ты за окно выглядывал? – сарказм упрятать не получилось. – Там тридцать, с гаком.

– Да хоть с гаком, хоть с браком, Виталь. В Сибири за сорок, и – ничего. Мне ребята прислали ролик, как там жизнь идет. Плевали они на мороз – ваяют, только шум стоит. А мы, чем хуже? Да и платят, говорю же, по-царски, им жадность врожденную приморозило невзначай.

От названной суммы Виталия самого чуть не заморозило. Сумма звучала. По студенческим меркам это было весьма. Плюс Виссарион. Мысли метались, завершая бег на одном и том же. «Калым… зачет…».

– Инструменты их? Если да, то берем, – всё, теперь мыслям уже можно на покой, выбор сделан. – Проект есть? Тематика там, чего и сколько...

– Да. Пожелания у них есть. А так – нам на откуп. Сделать краткое описание – они просмотрят. Подпись – и вперед. В-общем, я все устаканиваю, а ты пока придумай, что там можно изваять. Ты же у нас скульптор прирожденный, не я. Все, давай…

Виталий захлопнул слайдер. Что ж, проект сделать недолго, скульптурные группы он любил. Виссарион изредка даже похваливал эту черту – видеть нечто, что позволяло придавать изваяниям видимость жизни. Раскрыв ноутбук, он ушел в работу с головой…

Рокот генератора и визг бензопил наполняли воздух. Виталя, Саня и пара сокурсников, соблазнившихся заработком, несмотря на мороз, воевали со льдом. Виталин проект прошел на ура: пузан из отдела благоустройства, пробежав глазами по страницам и задав пару неожиданно заковыристых вопросов, хлопнул по папке с бумагами и изрек:

– Работаем!

И они заработали. Быстро расчертив план на укатанной площадке с красавицей елью в центре, друзья отправились за заготовками для скульптур. Отбирал, конечно же, Виталий. На отборочной площадке стояло много огромных столбов из мутного льда – заготовки для всего города. И он бродил между ними, прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Даже отдавая себе отчет, что скульптуры будут стоять лишь до первой серьезной оттепели, он не мог изменить будущим творениям. Да и Виссарион, вредный старикан, найдет все изъяны. И тогда отбиться от справедливых попреков будет невозможно.

Чем был обусловлен выбор, он и сам не знал, просто – «нужные» колонны словно высвечивались для него ярким светом, вот и все. Погрузив отобранное, они вернулись на площадку. Пока их не было, рабочие соорудили основания для всех башен, которые будут сложены из ледяных кирпичей, что привезли сразу утром. Между башнями вырастут и стены.

А они занялись скульптурами, каждый своей. Точнее – каждому вышло по две. Виталий решил не мудрить и остановился на классической паре Деда Мороза со Снегуркой, правда, дав им свиту из фантазийных фигур. Не хотелось прибегать к набившим оскомину дядькам Черноморам и прочим, кочующим из года в год, фигурам. Работу поделили просто – метнув по кругу шапку, в которой были клочки бумаги с названиями. Ему досталась фигура крылатой воительницы. И, удача или рок – Снегурки. Внучку морозного владыки он решил оставить напоследок, как самую тонкую работу.

Зубья пилы вгрызались в лед весело, сантиметр за сантиметром извлекая из монолита женскую фигурку. А потом и крылья. Мелкие детали и перья он выводил уже резцами, вручную. Рез за резом, скол за колом – и вот она, вырвавшаяся из плена льда дева войны, широко раскинула крылья.

– Молодец, чертяка! Что дано, то дано. Вот, как так? Я такой же пилой орудую и резцами. Но – у меня баба с веслом, а у тебя – дама! – Сашка приплясывал на морозе, перекидывая из руки в руку стаканчик с горячим глинтвейном. Его прислала в термосе сердобольная тетка. Напиток замечательно согревал и оказался очень кстати.

– Да и твоя ничего, «баба»… – хохотнул Виталя, хлопнув друга по плечу. – Краса, а не баба. Ну, да – как скажешь, будем её бабой звать. По мне, так русалка очень даже замечательная вышла. Ну, всё. За работу. Пацанам там подскажи, они притормозили. А я за Снегурку. Сам сделаю. Виссарион удавится, я тебе обещаю.

Предстояла тонкая работа. Та, которую он представит хоть и вредному, но любимому преподавателю. И всему городу. А самое главное – себе. Ведь Снегурку он любил с детства. Рассказанная бабушкой, сказка ошеломила. А щемящее чувство боли в конце сказки запомнилось надолго, засев занозой глубоко внутри. Он отверг такой конец, решив, что Снегурочка просто ушла в другой мир. И Она изредка приходила во снах, напевая легкую песню, похожую на шелест снежинок. Виталий помнил каждый сон.

– Что ж, уберем всё лишнее… – прошептал он, дернув стартер.

И тут накатило. Ушел рев пилы, стук топоров и шарканье резцов – была лишь музыка, льющаяся из ниоткуда. Руки сами делали работу, следуя неведомым линиям. Эйфория в работе на него накатывала редко, но если уж пришла – то была поистине подарком. В этом состоянии творились чудеса, он знал. И постепенно из глыбы льда появилась она – снежная дева, желающая вырваться к солнечному свету. Он передохнул минутку, но работа звала.

Снова накатило. Музыка вдруг стала нашептывать что-то, или это уже была не музыка, а слова неведомо кого, отвлекающие от работы. И вдруг Виталий понял, что это на самом деле слова.

– Не делай, не делай… не давай Ей жизни… – шептал голос, – не давай. Ей не место здесь, нет… Зачем ты это делаешь? Скажи – зачем? Остановись, пока не поздно. Это не её мир, оставь …

Голос затягивал. Усыпляя на ходу, сковывая руки ватными браслетами и надавливая на веки. Виталий остановился, сбросив наваждение. В голове гудело, как от долгого слушания тяжелого рока. По плечу хлопнули, и он несколько пришел в себя.

– Виталь, ты чего? Ау, братишка, ты здесь? – Саня заглядывал прямо в глаза, и был явно испуган.

– Здесь, а что?

– Да тебя унесло куда-то, как зомби работал. Я тебя звал, но шиш с два – режешь себе и режешь. Бензин в пиле уже кончился, так ты резцами начал махать. Да так, что мне жутко стало. И так часов несколько без передыха. Пацаны на обед сбежали, а ты все машешь…

Виталя оглянулся и обмер. Позади стояла практически законченная фигура Снегурочки. Не полуфабрикат крылатой девы, срубленный с утра, а полноценная скульптура. Выточенная изо льда дева, в которой, как и в валькирии, угадывалось стремление вырваться, но её держало нечто, мешая сделать последний шаг. И вглядевшись в черты лица, Виталий увидел ту, что приходила во снах.

– Че-е-е-рт. Вот это я… – горло перехватило.

В глазах Снегурки ему вдруг почудился отблеск живого взгляда, наполненного мольбой. Словно внутри ледяной девы была живая. Та, которой не давали выйти наружу страшные голоса, лишающие воли. Он сморгнул, чертыхнувшись еще раз, и чувство ушло.

– Виссарион задохнется, – Саня заговорил, почему-то, вполголоса, – Это чудесно, Вит. Черт, да это гениально. Но работать, словно в тебе тысяча чертей – нельзя. Виталь, она же почти живая.

– Да. Почти. Но – не живая, видишь же. – Виталя вдруг почувствовал, что на сегодня всё – он не сможет сделать и пары штрихов. Саня даже не стал спорить, когда друг собрался домой.

Дома Виталий смог лишь переодеться, душ и ужин стали очень далекими. Сон накатил свинцовым дождем.

А во сне ждала она, живая. Снегурка что-то просила… И Виталий бежал к такой, как казалось, близкой деве, но до нее было далеко, очень далеко. Стремясь успеть, достать, услышать… но что-то не пускало, какая-то преграда, упругая и непреклонная. И чем больше давил, тем больше увязал. В конце концов, он замер в порыве, точно так же, как Снегурочка замерла там, в скульптуре. И только тогда услышал…

На улице царили ночь и метель, от дневного спокойствия не осталось и следа. Виталий пробивался сквозь пелену снега, шаг за шагом. Ночные фонари мало спасали в слепящей снежной каше. Вот и площадка. Инструменты остались дома. Проснувшись, он быстро собрался и побежал, несмотря на ночь и метель. Уже зная: чтобы оживить деву, нужно совсем малое – его истинное тепло.

Сняв перчатки, Виталий ладонями разглаживал мелкие сколы от резцов и зубьев пилы. Пальцы быстро замерзали, но он отогревал их. И снова сметал царапину за царапиной, оставляя гладь плоти. Уже почти совсем живой. Оставалось лишь лицо. Он замер на мгновение, не решаясь прикоснуться к любимым с детства чертам. А потом несмело придвинулся, и теплым дыханием согрел глаза, щеки, нежный подбородок, тонкие крылья носа. Вот и решающий миг. Мысленно воззвав к небесам, молодой скульптор приник к ледяным губам, даря не только тепло, но и жар своей души…

***

Дело по факту пропажи Виталия сдано в архив и ждет новых фактов. А материал об исчезнувшей ледяной скульптуре так и не стал достоянием милицейских сводок. Никто и не подумал о взаимосвязи этих происшествий.

Некоторые рассказывают, что замечали на улице поразительно красивую пару – пропавшего парня и девушку с русой косой. Но это всего лишь болтовня, мало ли что померещится сквозь промороженное узорами стекло в рождественский вечер.

Впрочем, я, кажется, тоже видел их.

Евгений ФИЛИМОНОВ

Читайте также