Любители культового фильма «Матрица» братьев Вачовски помнят, что есть «архитектор», который принимает решения (в этой роли губернатор Полтавченко), есть свободные люди, которые кое-что понимают в этом мире и постоянно борются за свободу (возмущенная общественность), есть машины-поработители, которые ничего не понимают, но всё знают (как бы РПЦ), и есть большинство – им всё до лампочки, потому что они – батарейки. А Нео – это сбой в матрице, и в него мы можем только верить. В этом фарсе нет правых и виноватых. Есть только Матрица, и все претензии к ней. Давайте разбираться.
Центральный собор Всея Руси и Всея РПЦ – это храм Христа Спасителя в Москве. Он принадлежит городу Москве. Его настоятелем является патриарх Кирилл. Символ? Натурально! Культурный? Да, в категории «вновь выявленный». Хотя на соответствующим сайте Минкульта найти его не удалось, в 2015 году его реставрировали за счет столичной казны именно как объект культурного наследия. Если завтра Собянин передаст этот собор церкви, волна возмущения будет такой же пенной? Кажется, что нет. Но почему?
И. Айвазовский. Исаакиевский собор в морозный день. 1891 годМосковский златоглавый собор для абсолютного большинства реагирующей на повестку дня части общества является символом нового времени, богатой церкви и с 2012 года символом церкви конфликтной и жесткой – «Рussy riot church». Мы не помним своей истории. И, судя по звенящей тишине в поле народных инициатив в связи со столетием революции в России, не хотим помнить. Поэтому ХХС – это лишь часть нашей современной жизни, где всё быстро меняется и не имеет внятной ценности.
Исаакий для петербуржца, гордящегося своей пропиской, – это символ другого рода. Он был крышей города до революции – по нему ровняли архитектуру новой застройки. После октября 1917-го, когда церковь стали втаптывать в петроградские топи и Храм Христа Спасителя взорвали, Исаакий был разорён, но выстоял. Когда Ленинград умирал от голода в блокаду, Исаакий стоял и хранил в себе музейные фонды. Когда храм стал музеем, он не рухнул от позора. Когда в 1990 году в него вернулись церковные службы, это было естественно и гармонично.
И вот в Санкт-Петербурге меняется церковное начальство. На важнейшую кафедру восходит митрополит Варсонофий, управляющий делами РПЦ. Это практически начальник штаба армии – первый зам. командарма, который решает все проблемы нашей многогрешной и многострадальной церкви. Прибыл он со своего предыдущего места служения – Мордовской митрополии, славного лагерного края, где сидело много прекрасных людей. Прибыл со своей командой, что естественно и политический понятно, и стал осваиваться. Как только речь зашла о том, что в Питере есть замечательные храмы, которые по какому-то «недоразумению» до сих пор не принадлежат церкви, Николай Буров, директор музея «Исаакиевский собор», прямо на пасхальном приёме у нового владыки ему же и заявил: «Этот город пережил блокаду и, думаю, переживет вас». И началось то, что сейчас вот уже почти закончилось – собор решено передать РПЦ. Но не подарить, а дать безвозмездно попользоваться на 49 лет.
Зенитная батарея недалеко от Исаакиевского Собора. Ленинград, 1942 годПо ходу спора вокруг имущества в ход шли разные козыри.
Со стороны церкви аргумент был один, и он простой, как две копейки: Исаакиевский собор – это храм, который строился и действовал с одной лишь целью – богослужение. Музейная и культурная его ценность имеет место быть в силу исторических обстоятельств, но главное: собор – это церковь. Для убедительности лишь добавляют, что это соответствует международным нормам.
– Передача происходит не только в соответствии с нашим законом, но и с международным правом: вступая в 1996 году в Совет Европы, Российская Федерация обязалась передать религиозным организациям объекты религиозного назначения, – заявил председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда.
Аргументы оппонентов, что Исаакий никогда не принадлежал церкви, так как строился за счет государственной казны, слабы, так как во время его строительства у нас был синодальный период, церковь не была отделена от государства и сама в большой степени была на его содержании. А храм строился именно как храм, а не как музей. И церковь была из него изгнана, а не государство.
Доводы в пользу того, что церковь хочет себе заполучить собор для бизнеса, конечно, есть и уже привычны нашему слуху. По подсчетам издания fontanka.ru, в 2016 году музей заработал 800 млн рублей. А тут ещё и новость, что церковные власти уже выразили надежду на государственные субсидии в случае реставрации собора. Вместе со всеми жмурюсь завистливо от блеска таких богатств в наше голодное время, но всё же спрошу: чего мы боимся? Если здание – объект культурного наследия РФ, то за него отвечает РФ, и это правильно. К тому же это снимает справедливые опасения тех, кто считает, что церковь пока не очень умело обживается в старинных зданиях и в плане реставрации подчас принимает весьма неуклюжие решения. А иногда просто чудовищные. Можно вспомнить, как Псковский митрополит прорубил в храме дверь сквозь древние фрески, как уникальное деревянное зодчество севера зашили в сайдинг и так далее. Так вот и пусть, пока мы не умеем ценить свою культуру, вопросы сохранности памятников будут в ведении специалистов. А что касается использования билетной кассы Исаакия, то вопрос может быть урегулирован по договору, которого ещё никто не заключил. Полагаю, что именно поэтому на передачу музея дали не две недели, а два года – до 30 декабря 2018 года, согласно тексту распоряжения.
"Фестиваль Света 2016" на фасаде Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. Фото: Руслан Шамуков, РИА НовостиВозникает ощущение, что доверия у русского человека к чиновнику больше, чем к священнику. Но почему? На 10 000 человек населения РФ в 2013 году у нас приходилось 110 чиновников и 1 священнослужитель. Неужели этот один может напакостить больше и заметнее, чем целая рота государственных мужей? К тому же большой вопрос, кто наносит больший урон бюджету. Чиновников кормит налогоплательщик, священника – пожертвования с храма, где он служит.
При всём этом главный пафос возбужденного сообщества кроется не в том, что люди хотят уберечь церковь от греха стяжательства. Внятно сформулировал ключевую мысль журналист Николай Солодовников в своем обращении к губернатору Ленинградской области:
– Русская православная церковь на протяжении двадцати с лишним лет истории новой России могла в полной мере гордиться и, простите за это слово, использовать славу Исаакиевского собора. И в представлении обывателя церковь и собор всегда были вместе. До вчерашнего дня. Ваше решение разъединило церковь и собор. Потому что сердцем и того и другого являются люди. Петербуржцы. Верующие и неверующие.
Вся боль, оказывается, кроется в том, что церковь воспринимается, как ладья с варягами, которые приходят, захватывают и правят по своим законам. Лозунг «Исаакий принадлежит не РПЦ, а людям» обнаруживает, что в РПЦ людей нет, а только… кто?
Во время службы в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга. Фото: Игорь Руссак/РИА НовостиИ это наша старая проблема: виновата система, власть, структура и перегибы на местах. А люди играют в этой картине мира весьма странную роль: решают, кто виноват в их бедах. Такое нелепое разделения всего на абстракции: «люди», «формы», «объединения», – последний, может быть, фортель постмодернистской эпохи. И в том, что она уходит, есть надежда, что тупики мысли будут преодолены – мы перестанем ставить себя в угол абсолюта собственных идей, когда есть только я и всё остальное. Можно ли чаять и требовать справедливости в отношении себя, но забывать, что храм – это то, что церковно, а значит, и принадлежит церкви? Можно ли мерить историю опытом своей часто совсем ещё недолгой жизни, забывая, что Путин, патриарх, митрополит Варсонофий и прочие видные фигуры уйдут, а Исаакий, Питер, церковь и люди ещё на какое-то время задержатся?
Другими словами, что залётному туристу, что верующему – всем до паникадила, кто владеет стенами собора. И тот и другой хотят, чтобы можно было в любое законное время прийти и получить желаемое: помолиться или поглазеть – кому что. И ни при каком раскладе оба не лишатся желаемого. А энергию бунта «свободных от Матрицы жителей города Зеона» лучше направить в русло памяти о столетнем юбилее революции.
Почему у многочисленных петербуржцев не хватило жилы отстоять свой собор, когда наглая советская власть, горстка беспогонных солдат с двумя пулемётами, его отбирала? Почему сейчас мы не хотим, чтобы всё было расставлено по местам? Мы присоединяемся к тезису «грабь награбленное»? Или сейчас просто модно «со всеми за культуру» против того, что мы культурой не считаем? Чем эта упёртость отличается от упёртости верующих, которые требуют запрета спектаклей и кино, где что-то задевает их трепетные чувства? Короче говоря, тут есть о чём подумать и поберечь свой пар, чтобы весь он не вышел в гудок крейсера Авроры.
