Переделить Переделкино

Поскольку речь идёт о слегка модернизированных советских формах помощи писателям, поневоле возникает вопрос: действительно ли в правительстве считают, что достигнутому в СССР уровню развития изящной словесности стоит подражать? И есть ли соблазн его воспроизвести?

Фото: mos.ru

Фото: mos.ru

Недавно достоянием общественности стали правительственные планы поддержки отечественных литераторов. Будет создан новый писательский фонд, которому передадут имущество Литфонда СССР, управление будет осуществляться правительством (Минцифры) с учётом предложений недавно созданной Ассоциации союзов писателей и издателей. Имеется в виду воссоздание дачных писательских резиденций и домов творчества. Эксперты ожидают великой и многообразной пользы: «Валентина Музычук (главный научный сотрудник Государственного института искусствознания, замдиректора по научной работе Института экономики РАН) разъясняет, что создаваемая институциональная структура поддержки литературного творчества (ассоциация плюс фонд) позволит решить накопившиеся проблемы, связанные с привлечением молодёжи в сферу литературного труда, возрождением школы художественного перевода, изданием и распространением литературных журналов, активизацией научной деятельности в области литературоведения и истории литературы, сохранением книги как вида печатной продукции, созданием условий для книгоиздания, помощью литературной „провинции“». Светлана Зорина, главный редактор журнала «Книжная индустрия», руководитель комитета по поддержке и продвижению чтения Российского книжного союза считает: «Особенно это важно для молодых авторов… Я просто уверена в том, что это обогатит и даст невероятный импульс развитию литературного процесса в России, поможет открывать имена новых талантливых авторов и давать им путёвку в жизнь. Кроме того, это поможет издателям быстрее находить своих авторов, выпускать достойные книги современных российских писателей».

Литературный труд, констатируют эксперты, не востребован, даже профессии такой в ОКВЭД нету, 70 % самых продаваемых книг – бестселлеры зарубежных авторов, тяга к писательству в народе огромная («только на сервисе электронных книг ЛитРес.Самиздат зарегистрировано более 90 тысяч авторов»), соответствующая инфраструктура создаст условия не только для свободного от забот о хлебе насущном творчества, но и для профессионального общения; опасения же в основном сводятся к тому, что упомянутые блага могут достаться не тем, для кого они предназначены.

Мотивы мероприятия непонятны. С одной стороны, средства, стоящие на кону, настолько незначительны, что поневоле закрадывается подозрение: а вдруг власть действительно хочет помочь словесности? С другой, поскольку речь идёт о советской инфраструктуре и слегка модернизированных советских формах помощи, поневоле возникает вопрос: действительно ли в правительстве считают, что достигнутому в СССР уровню развития изящной словесности стоит подражать, и есть ли соблазн его воспроизвести? Было бы любопытно спросить причастных к указу: много ли они сами читают для души произведений, возникших благодаря тогдашним щедротам?

Несколько предварительных замечаний и слов о предыстории

Но это экспертные суждения и в основном, как думаю, исходящие из wishful thinking – мысли, проистекающей из желаний, а не из трезвого анализа реальности за окном. Чего может ожидать и чего может хотеть публика? Здесь нужно высказать несколько предварительных замечаний.

1. Старое вино лучше нового.

2. Есть некая объективная шкала, и Пушкин намного выше (имён тут можно подставить много, почти все). Интуитивно мы чувствуем, что читаемые нами художественные тексты – в разную цену.

3. Эта объективная шкала не может быть установлена никаким научным путём, ничьим личным вкусом (поскольку безошибочных нет), никакой эпохой или страной.

Памятник Александру Пушкину. Фото: mos.ru
Памятник Александру Пушкину. Фото: mos.ru

Проясним первый пункт. Разумеется, за очень редкими исключениями, когда искусство чувствует себя на подъёме, и чувствует настолько сильно, что способно заразить этим чувством общество, стародумы всех времён и народов придерживаются этой позиции; однако нет никаких причин к тому, чтобы таланты любого масштаба не возникали вновь когда угодно и где угодно. Но в старом отбор уже произведён (правда, мы, филологи, постоянно сталкиваемся с его ошибками), а нового слишком много, и это разные вещи – встретить одно прекрасное стихотворение на сотню или на сто тысяч. Однако и о ровном распределении говорить не приходится: в кружке Мецената было три поэта, которые войдут в десятку лучших в Европе при любом раскладе: Вергилий, Гораций и Овидий. Маленькая Феррара в XVI веке дала двух лучших европейских эпиков – Ариосто и Тассо. Много смеялись над Людовиком XIV, который давал литераторам королевскую пенсию (Кольбер сыграл при этом Августе роль Мецената): бездарный (с этим я бы поспорил, но не о нём сейчас речь) эпик Шаплен получал больше гениального Расина. Но как раз эпоха Людовика стала золотым веком французской культуры (и нельзя сказать, что произошло это без участия самого короля).

Как осуществлялась помощь писателям в прошлом, если взглянуть с институциональной точки зрения? Путём прямого и косвенного меценатства, то есть раздачи имений Горациям и табакерок с червонными Державиным. При этом ведущая роль в литературной политике может быть делегирована доверенному вельможе со вкусом (как в первом, самом знаменитом случае) или осуществляться непосредственно (как во втором). Институциональной формой такой поддержки чаще всего является литературный кружок или салон, обычно неформального свойства; во Франции такие салоны держали женщины, в России – по-разному. Громадным влиянием пользовался в своё время салон супругов Херасковых, имевший значительные заслуги в создании прекрасного, гармонически-ясного языка пушкинской эпохи (хотя неблагодарные потомки склонны забывать это). Уже Блок во времена, несравненно более просвещённые, чем наши, тосковал о том, что эта форма литературного быта уходит:

Век… дарований половинных

(Так справедливей – пополам!),

Век не салонов, а гостиных,

Не Рекамье, – а просто дам…

Для живой литературной жизни нужно много независимых богатых людей, которые могли бы заводить такие салоны – каждый по своему вкусу, а также общественное сознание, для которого отечественная словесность – дело национального престижа. С первым у нас совсем плохо (это само по себе вполне достаточное основание для того, чтобы институциональные формы поддержки литературного процесса работали неэффективно). Со вторым… Кажется, уже нет. Хорошая футбольная сборная неизмеримо сильнее любых достижений в литературе.

Литература и массовое общество

Но во всех старых рецептах есть одно слабое место. Литературные салоны и кружки могут быть устроены по-разному: так, Меценат не смотрел на социальное положение писателя, но имел дело только с проявившими себя талантами, а его современник Мессала (к его кружку принадлежал Тибулл) – с новичками, но не изо всех слоёв общества. Однако ни Августу, ни Меценату, ни Екатерине Великой не приходилось, чтобы найти адресата для своих щедрот, просматривать тысячи единиц продукции на сайте, скажем, prosa.ru или stihi.ru. При том что дошедший материал убеждает нас: в Римской империи (стране с громадным населением) был вполне типичным явлением грамотный раб.

Массовое общество оказывает влияние и на качество. Не только в своём массовом сегменте – он существовал всегда. Ещё Некрасов высказывал пожелание, чтоб настало время, когда мужик понесёт с базара не Блюхера или милорда глупого, а Белинского и Гоголя (кощунственное соседство, но мы сейчас не об этом). Сразу скажем: большинство населения предпочитает не Пушкина и его аналоги, а Донцову со Стивеном Кингом. Боже сохрани относиться к массовому читателю с презрением! Такой интерес является совершенно нормальным, он сочетается с любыми нравственными (и даже интеллектуальными) качествами. Но из этого следует, – чтобы уже не возвращаться к этой теме, – что большинству населения просто нет и не может быть дела до правительственных игр в высокую литературу. В данном случае они своими налогами финансируют вещь совершенно ненужную. У Донцовой и Стивена Кинга всё хорошо, в писательских дачах и кластерах они не нуждаются, у их поклонников не будет проблем с тем, «что почитать». Но – возвращаясь к проблеме качества – в массовом обществе «демократизируется» и престижное искусство. Оно должно быть доступно человеку из толпы. Потому мы видим, в частности, распространение верлибра, который не должен считаться поэзией; стихи требуют определённой формальной трудности, которой здесь нет. Количество текстов растёт, количество текстов, о которых можно говорить, – падает.

Фото: mos.ru
Фото: mos.ru

Есть ещё одно обстоятельство. Массовое общество распадается на группы – единого канона нет, у каждой набор авторитетов и гениев свой. К объективной шкале традиционному обществу намного легче приспособиться, чем массовому.

Выскажу и свою позицию. Поскольку я считаю, что литература – это искусство слова, её временный и актуальный элемент мне интересен меньше всего. Если нужно обсуждать современные проблемы, это можно сделать десятком способов, менее затратных по времени. Рыться в навозной куче в поисках жемчужных зёрен я не стану, а если эти зёрна там и есть, пусть они как-нибудь меня найдут сами (это несколько раз случалось). Потому я не считаю своей проблемой, что шестьдесят тысяч (или сто тысяч, или миллион) сограждан испытывают желание обогатить мир плодами своего творчества; будь моя воля, я не дал бы на это ни гроша. Возможно, кому-то захочется именно современного чтения, но тогда пусть он и платит.

Переживаю ли я по поводу денег? Сенека в трактате «О гневе» писал: «Если мудрецу гневаться из-за грехов, то гневаться больше на более тяжкие и гневаться часто; следовательно, мудрец будет не только разгневан, но и гневлив». Не будем попадать в эту душевредную ситуацию и делать вид, будто мы возмущены пустой тратой «денег налогоплательщиков» (то есть того, что им достаётся от трубы); мне ещё не приходилось сталкиваться с тем, чтобы (за рамками поддержки существующего хозяйства) какой-то государственный проект показался мне разумным и нужным. Не говоря о помпезном спорте – даже тогда, когда государство решает финансировать вроде бы полезную культурную инициативу, оно приносит этим только вред. Например, нужная, казалось бы, вещь – подготовить к изданию полное собрание сочинений Ф.И. Тютчева. Но исполнение поручается группе, которая неспособна справиться с этой задачей. Доставшийся нам от СССР низкий уровень гуманитарного просвещения не позволяет отличить хорошее издание от скверного. Последнее будет пользоваться доверием и раскупаться; хорошие издания более трудоёмки и уже в силу этого менее конкурентоспособны, и наличие скверного делает их перспективу практически безнадежной.

Неутешительные итоги

В СССР Литфонд и дачные угодья были частью одного большого идеологического проекта; литература была делом государственным. Станет ли она государственным делом сейчас? Если это произойдёт, скорее всего, она попадёт в мягкие бюрократические лапы – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Рынок в эпоху массового общества для неё губителен, но есть ли объективный критерий, который позволит государственному служащему, ответственному за поддержку творческого процесса, ответить на вопрос: потому ли такая-то книга не пользуется рыночным успехом и автор её нуждается в поддержке, что её достоинств не хватает даже и на простого читателя, без претензий, или это шедевр, доступный лишь читателю, настолько подготовленному, что таких и на свете нет? Будут назначаться профессиональные экспертизы, в перспективе – заводиться уголовные дела за нецелевую растрату средств… По-настоящему крупные фигуры (вне зависимости от популярности) вряд ли захотят иметь дело с этим праздником жизни. И новый Батюшков создаст новую сатиру «Видение на берегах Леты», где опишет печальные итоги бурной деятельности, у которой успех может быть только результатом случайного (и маловероятного) стечения обстоятельств.

Точнее – нет, не опишет. Скорее всего, он её даже не заметит. Возможно, власть хочет извлечь из писательских сообществ какую-то идеологическую пользу. Но это уже выходит из сферы нашего рассмотрения. Мы ведь о том, что наша эпоха может подарить вечности, и такие мелочи нас не волнуют. Бюрократические игры с литературой можно спокойно оставить в стороне; вопрос, который перед нами стоит, – в состоянии ли мы, простые обыватели, потрудиться для славы и для вечности? Облегчить жизнь и труд тем, кто действительно в состоянии создать великое?

В нашей истории уже был противоположный случай. Книги позднего –  зрелого – Пушкина расходились плохо. Это подорвало его финансовое благополучие, что было немаловажным обстоятельством среди прочих, определявших его судьбу. Имеет смысл поддерживать такой покупкой книг своего национального гения – но как его распознать? Если бы масштаб Пушкина был понятен тогдашней публике и она вела бы себя иначе?

Положа руку на сердце, у нас и места-то для гения нет. Общество находится в состоянии распада, и кумиры у каждой группы свои. Так что, по-видимому, современному потенциальному Пушкину рассчитывать не на что: власть потребует от него членства в каком-нибудь союзе и в награду поселит на несколько недель на дачке, а в обществе большинство признает чужим и на помощь не придёт.

Читайте также