Что есть Церковь, каковы её границы и призвание? Кто и на каком основании может об этом судить? Каково место власти, традиции и авторитета в ней? Нужна ли ей единая догматика? Должны ли в клире быть представлены различные меньшинства? Вот тематическое поле богословского диспута, организованного фондом «Теоэстетика» на прошлой неделе в культурном центре «Покровские ворота» в Москве.
По замыслу устроителей, в диспуте должны были столкнуться две экклезиологические модели: так называемся инклюзивная, или пэчворк-церковь «Батюшки Лютера» – автора одноимённого телеграм-канала священника Георгия Видякина – и названный организаторами «эксклюзивным» общинно-братский опыт, который представлял первый проректор Свято-Филаретовского института Дмитрий Гасак.
В определённом смысле диспут можно считать неудавшимся. Если ждать от этой формы публичного диалога своего рода зрелищной интеллектуальной дуэли, где строгие правила помогают сохранять напряжение поединка и дать место «объективному» сравнению идей и риторических способностей диспутантов, – такого не было. Но я думаю, что и быть не могло. Тем не менее для людей проницательных это событие безусловно значимое, прибыльное и интеллектуально, и духовно.
Георгий Видякин – бывший православный священник, собравший некогда в Москве круг таких же неравнодушных к судьбе церкви молодых людей. Несколько лет он служил в православном приходе на Кипре, где осуществлял просветительские инициативы, но в 2018 году был снят с должности настоятеля, а в 2019-м – лишён сана, после чего оставил православную церковь и стал англиканским священником.
Георгий Видякин. Фото: Theoaesthetics/YoutubeДмитрий Гасак – специалист по экклезиологии и катехизатор, а также председатель крупнейшего в России неформального православного церковного сообщества – Преображенского братства, зародившегося ещё в советские годы и пережившего десятилетия гонений и клеветы со стороны фундаменталистских церковных кругов. Пригласить его защитником ортодоксальной позиции было зорко со стороны организаторов, и тех, кто немного знаком с постсоветской историей церкви, такая расстановка ролей наверняка заставила улыбнуться.
Основное положение инклюзивной экклезиологии – признать членами церкви всех, кто крещён и считает или называет себя христианином. «Царство Небесное не только разнообразно, оно ещё и инклюзивно, – говорит отец Георгий Видякин. – Изначально этот термин имел социальное значение: позволить людям с ограниченными возможностями в большей мере участвовать в общественной жизни. Затем понятие инклюзивности стало пониматься более широко – как вовлечение в общество людей, чьи права оказывались ущемлены по разным причинам. Инклюзивность – она про то, чтобы привлечь тех, кто оказался за бортом, кто оказался маргинализирован».
По мнению «Батюшки Лютера», проповедь Христа «тоже про это». Отец Георгий Видякин не усматривает инклюзивности, то есть открытости к многообразию церковной жизни, в привычных православных сентенциях, таких как «вне Церкви нет спасения»; «кому Церковь не мать, тому Бог не отец»; «Церковь одна». «Ортодоксальная точка зрения ставит границы – очень чётко, жёстко, она возводит стены, и проблема в том, что ортодоксии всегда необходима граница для самоопределения, и это корень зла, – уверен “Батюшка Лютер”. – Всегда хочется отсеять, всегда хочется отделиться. И эти отделения происходят на основании того, что скажет иерархия – она проводит границы, как правило. Однако большой вопрос, есть ли вообще у церкви как организации моральное право проводить такие границы».
Ради того, чтобы снять разного рода сложности, возникающие с границами Церкви, стоит поступиться и догматикой, и конфессиональной принадлежностью, уверен отец Георгий Видякин. Интеркоммунион – причастие от одной чаши членов разных конфессий, между которыми нет евхаристического общения, – им категорически приветствуется. По поводу догматики у меня, конечно, невольно возникал вопрос: такая ли уж это проблема? Многие ли верующие всерьёз разбираются в догматах и многих ли отлучали от причастия за незнание или неверную интерпретацию оных? Знает ли Сам Господь, сколько стихийных ересей живёт под платочками иных благочестивых бабушек и камилавками и митрами сановитых мужей?
Дмитрий Гасак, правда, подобных вопросов не задал. Наоборот, поблагодарил молодого священника за то, что он своё выступление во многом строит на опыте, и поддержал тезис о необходимости признать многообразие действия Духа в Церкви. Он вспомнил известное выражение Хомякова: «мы знаем, где Церковь есть, но не знаем, где её нет». Следовательно, вопрос о границах Церкви всегда остаётся богочеловеческой тайной, до конца рационально не разрешимой.
Дмитрий Гасак. Фото: Theoaesthetics/YoutubeДругой вопрос – что и внутри самой Церкви нет равенства, и Сам Христос выделял в ней «малых сих» и тех, кому «много дано» и с кого «больше взыщут». «В Евангелии мы всё-таки находим некоторые сюжеты, говорящие о том, что христианская жизнь и вера предполагает определённое качество, определённую, говоря современным языком, степень компетенции, уровень жизни и её понимания – понимания взаимодействия людей, их мотивов, их действий и в масштабах индивидуальной, личной жизни, и в масштабах целых народов, а иногда и больших исторических периодов, – отмечает Дмитрий Гасак. – И конфликт Иисуса со, скажем, религиозными вождями еврейского народа – это всегда разговор о качествах жизни, о качествах веры».
Однако разница между инклюзивной и эксклюзивной экклезиологией оказалась не такой, как можно было ожидать. Это было не столкновение элитарной и эгалитарной идеологий, когда одни настаивали бы на неудобозримой чистоте и высоте веры как условии допуска в Церковь и к спасению во Христе, а другие раскинули бы объятия всякому хоть как-то ищущему этого спасения. Всё оказалось намного интереснее.
Реальных точек напряжения в диалоге можно выделить две. Первая – старый добрый вопрос о добре и зле. «Любой религиозный опыт ценен в очах Божиих, он может быть не релевантен для нас, мы можем его осуждать, принижать, но каждый религиозный опыт прекрасен, даже тот, который кажется диковатым, – считает отец Георгий Видякин. – Потому что за каждым религиозным опытом стоит некое прикосновение божественного, и уже только это заслуживает уважения, внимания, может быть, даже любви». По мнению «Батюшки Лютера», «у каждого своё понимание зла и добра. Мораль – вещь довольно подвижная, динамичная, это в первую очередь общественное явление. И моральные правила, которые сформулированы в разных частях Библии, просто фиксируют общественные нормы, которые были приняты в те времена».
Правда, в ответ на провокационный вопрос Андрея Шишкова: а что если речь об «абьюзивных» отношениях? – отец Георгий выразил весьма однозначное отношение к «абьюзу» (по-русски насилию) как абсолютному этическому маркеру зла. То есть в отношении насилия всё не так относительно.
Между тем Дмитрий Гасак настаивает, что идёт ли речь о насилии или нет - «добру и злу нельзя давать равных прав в этой жизни, где они и так смешаны. Усиливать это смешение нам не заповедано, а потому, хотите или не хотите, нужны какие-то границы. Вы же не будете отрицать, что церковь – это собирание, и собирание не всех подряд».
«Что означает, что Бог открывает Себя как Бог ревнитель, как не определённую эксклюзивность? – говорит Дмитрий Гасак. – Бог ревнитель не потому, что Он наказывает, не потому, что от Него исходит определённая агрессия, угроза, опасность, а потому, что Ему не всё равно, каким образом относятся к Нему те, с кем Он заключил договор».
В этом смысле вопрос о границах делается не столько вопросом отделения, сколько вопросом соединения, возможности для человека войти в определённые реальные, не символические отношения с Богом и другими людьми, которые, хочешь не хочешь, подразумевают взаимные обязательства, ответственность, обещания.
Фото: Сергей Власов/Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси«В конце концов, церковь есть школа любви, а стало быть, какой-то ответственности за всё, что в церкви происходит – в том числе, простите, за иерархию, – говорит Дмитрий Гасак. – Миряне, на мой взгляд, тоже должны иметь ответственность за иерархию, хотя, может быть, иерархия такой ответственности не мыслит и в гробу видала вас с вашей ответственностью. Но таков закон любви. Это я не к тому, что у нас идеальная церковная структура, она не идеальная нигде, а в России, которая пережила XX век, она идеальной не может быть по определению, даже если бы ангел спустился и тут бы пытался устроить церковную жизнь».
Собственно, это и есть второй и, может быть, ещё более принципиальный вопрос – вопрос об ответственности за других и за своё место в истории. Как вы отнесётесь к тому, что кто-то угонит часть вашего стада в другую сторону? Пусть идут, посмотрим, куда они придут – таков ответ инклюзивной модели.
И в этом месте эксклюзивная модель обнаруживает, пожалуй, большую инклюзивность, чем модель инклюзивная. Потому что её требовательность стоит на вере в человека и готовности принять и разделить его судьбу – будь он в церкви старшим, младшим или даже епископом.
А инклюзивной модели, кажется, не хватает этой заинтересованности в судьбе другого, веры в возможность высоты человека, а не только готовности оправдать или просто не обращать внимания на его падение.
И если для пэчворк-церкви одним из наиболее острых и актуальных вызовов остаётся вопрос о границах допустимого, то есть о пресловутом различении добра и зла, то для общинно-братского опыта, где с этим различением стараются разобраться на оглашении, собственно в церковной жизни на первый план выходят вопросы другого типа. Как, отдавая себе отчёт в том, что церковный путь – не массовый путь и узкий и выбрать его решатся немногие, всё-таки способствовать тому, чтобы в самой церкви не угасал запрос на избранничество Христом, на то, чтобы следовать за Ним?
Полностью посмотреть выпуск можно здесь.
