Около 90 немецких филологов выступили против присутствия на общественно-правовом телевидении Германии гендерно-нейтрального языка, сообщает таблоид Bild. Автором инициативы стал германист Фабиан Пейр, который призвал телерадиокомпании «принять к сведению науку о языкознании», так как гендерно-нейтральный язык «является искусственным» и способствует «расколу общества». В частности, речь идёт о запрете на использование нейтральных языковых форм для обозначения профессий – например, замене «учительницы» и «учителя» на нейтральное «обучающие».
О том, как к гендерно-нейтральному языку относятся в российской гуманитарной науке и в каких случаях язык оказывается мудрее нас, «Стол» поговорил с доктором филологических наук НИУ ВШЭ и РГГУ Максимом Кронгаузом.
Максим Кронгауз. Фото: Александр Натрускин / РИА Новости– Максим Анисимович, как можно простым языком объяснить, что такое гендерная лингвистика? Когда она начала активно развиваться в российской гуманитарной науке и какие предпосылки этому способствовали?
– Если совсем просто, то гендерная лингвистика изучает гендер (или его отражение) в языке. К сожалению, понятие гендера довольно аморфно, во многом оно было введено в гуманитарных науках, чтобы не говорить о биологическом поле и половых различиях и даже не видеть их. Однако всё не так просто. По существу, гендерная лингвистика изучает противопоставление женского и мужского в языке и в связи с языком. Считать ли это противопоставление гендерным или половым, не берусь судить. Ведь когда я называю кого-то женщиной или мужчиной, я обычно не очень задумываюсь, говорю ли я о поле или о гендере. К сфере гендерной лингвистики, например, относятся и исследования особенностей женского и мужского речевого поведения, и описание так называемых женских и мужских языков, и изучение категории рода, в частности нейтрализации по мужскому роду, и многое другое. Мне кажется (надеюсь никого не обидеть), что в российской науке эта отрасль лингвистики не вполне сформировалась прежде всего институционально: нет кафедр, учебных курсов, журналов.
– Какие проблемы гендерной лингвистики в России сейчас наиболее актуальны?
– Конечно, феминитивы! Эта тема вышла далеко за пределы науки и взволновала общество. Кстати, это слово практически вытеснило в общественном сознании уже существовавшие научные термины феминатив и nomina feminina. Впрочем, надо понимать, что напряжённая дискуссия касается не феминитивов, которых в русском языке очень много, а горстки новых феминитивов типа авторка и кураторка, образованных с лёгким нарушением (суффикс -к- в этом значении после финали -ор обычно не встречается). Концентрация на авторке значительно сужает дискуссию, ведь наиболее принципиально требование обязательности феминитивов по отношению к женщине и регулярность их образования, а не появление нескольких новых слов. Интересно, что в этой дискуссии с лингвистами спорят прежде всего активистки, исходящие не из знания особенностей русского языка, а из самых общих идеологических принципов и опыта «феминизации» других языков, прежде всего немецкого. Именно поэтому лингвистические доводы разбиваются об идеологию. Например, моя аргументация отбрасывалась просто потому, что мужчина не имеет права участвовать в подобном споре, при том что я ни в коей мере не являюсь антифеминистом. Довольно взвешенный взгляд лингвиста представлен в книге Ирины Фуфаевой «Как называются женщины: Феминитивы: история, устройство, конкуренция». Но и взвешенность, и объективность далеко не всех устроят.
– Что такое гендерно-нейтральный язык? Полное избегание указания на пол и гендер собеседника или объекта речи?
– В идеале – да! Я бы, правда, добавил сюда и самого говорящего. Произнеся эту фразу, я непроизвольно сознался, что я мужчина, то есть русский язык меня выдал. Был такой старый, ещё советский анекдот о том, как определить пол зайца. Если побежал, то самец, а если побежала, то самка. Юмор основывается на том, что мы поставили язык впереди реальности, но идея гендерной ориентированности языка здесь выражена очень ёмко. В русском есть категория рода, связанная с полом и проявляющаяся не только в формах прилагательного, но и в формах прошедшего времени глагола. Так что гендерно-нейтральный идеал для русского и многих других языков недостижим. Поэтому лучше говорить не о полном избегании, а о стремлении к нему и ряде приёмов. Например, замена «гендерных» местоимений «он» и «она» на нейтральные. Использование в прошедшем времени общего нейтрального окончания, например -о (добавило, побежало), или вовсе отказ от прошедшего времени. Есть и другая стратегия, состоящая не в избегании гендерных слов и форм, а в подчёркивании их равноправия. Это как раз создание регулярных феминитивов, то есть для каждого названия человека мужского рода должна существовать пара женского рода, и обязательность их использования, если речь идёт о женщинах. Так, обращаясь к разнополой аудитории, надо использовать оба слова. Водитель автобуса должен обращаться к пассажирам не иначе чем «Граждане пассажиры и гражданки пассажирки». Эту стратегию иногда выделяют в отдельный языковой тип и говорят не о гендерно-нейтральных, а о гендерно-инклюзивных языках. Эта стратегия активно используется в немецком, который служит образцовой моделью и для других языков с категорией рода.
– Насколько я понимаю, главной проблемой сейчас является отказ от использования местоимений. Или, скорее, осторожное употребление местоимений. В последние годы активисты ЛГБТ-сообществ создают гендерно-нейтральные слова и грамматические конструкции. Например, в английском рекомендуют использовать слово «they» («они») в качестве местоимения единственного числа для определения небинарного человека. Есть также предложения использовать в русском в качестве гендерно-нейтрального слово «оне». Как вы к этому относитесь и как это можно прокомментировать с научной точки зрения?
– Мы с вами немного по-разному понимаем слово «главный». Проблема местоимений главная лишь в том смысле, что она одна из самых обсуждаемых и понятных, «всего лишь» замена двух слов одним. Но она относительно точечная, хотя и влечёт проблему согласования нового местоимения с глаголом. А вот уничтожение категории рода или даже корреляция рода с полом – это проблема глобальная, после окончательного решения которой язык отчасти перестает быть собой. Язык – это во многом привычка. Привыкнуть к новому слову (авторка или оне) относительно легко, а вот грамматические и другие глобальные изменения сразу делают носителей языка неграмотными и даже лишают дара речи. Ещё один масштабный вопрос в этой ситуации – зачем? Ведь одно дело – равенство, а другое – избегание, то есть сознательная слепота. Языки не случайно ориентированы на противопоставление полов (позднее гендеров) в лексике и грамматике, это отражает один из главных интересов человечества на протяжении его истории – взаимный интерес женщин и мужчин. И сегодня для большой части женщин и мужчин этот интерес сохраняется, а половая характеристика человека остаётся важной. Язык в данном случае используется как инструмент подавления этого интереса. Гендерно-нейтральные языки делают эту проблематику невидимой, а раз об этом сложно или невозможно говорить, то этого как бы и нет.
– Отдельно хочется поговорить о замене гендерно-специфических названий профессий на гендерно-неспецифические. С одной стороны, эта тема уже набила оскомину, но с другой – бои на этой территории по-прежнему не утихают. Насколько вообще язык может помочь носителям какой-то профессии идентифицировать себя?
Выставка кукол Barbie «Ты можешь быть кем захочешь» на станции метро «Воробьевы горы», приуроченная к появлению в столичной подземке новой профессии женщины-машиниста. Фото: Мобильный репортер / АГН "Москва"– Я уже начал говорить о феминитивах. Повторю, что главная проблема состоит не в авторке, а в требовании обязательности использования феминитива в разговоре о женщинах. Вот есть привычный феминитив «учительница», однако по отношению к женщине мы можем использовать и его, и общее название профессии «учитель» («Марья Ивановна – прекрасный учитель»). Да, оно мужского рода, но семантически нейтрально, то есть применяется и к мужчинам, и к женщинам. Если же мы будем обязаны по отношению к женщине использовать исключительно феминитив, учитель станет названием мужчин, а русский язык потеряет слово общего рода. И это, конечно, обедняет язык. Именно наличие общего названия помогает профессиональной идентификации. Скажем, в случае инженера, создавшего машину, или повара, сварившего суп, нам обычно важен их профессионализм, а не гендер. Однако есть профессии, где гендер очень важен, например актёрская или певческая. И русский язык на это чутко реагирует. Слова «актёр» или «певец» обозначают именно мужчину и неприменимы к женщине. Общее слово в русском языке отсутствует, потому что не особенно и нужно. Если немного поморализировать, то тут я бы сказал, что язык мудрее нас и может сам решать, какой феминитив обязателен, а какой нет.
– Недавно группа немецких филологов подписала открытое письмо и выступила против гендерно-нейтрального языка на местном телевидении. По их словам, такой язык является искусственным, ведёт к расколу общества и противоречит науке о языке. Есть ли у вас ощущение, что борьба за нейтральность может нанести урон языку? Сделать его более примитивным, что ли…
– По существу я уже всё сказал. Добавлю лишь то, что я понимаю позицию немецких филологов и думаю, что от них потребовалось определённое мужество, чтобы её высказать. И, конечно, такой язык является искусственным в главном – безоценочном – смысле слова. О противоречии науке речь, на мой взгляд, не идёт. Просто гендерно-нейтральный язык опирается не на те принципы, которые характерны для естественных языков. Для него не действует принцип экономии, он фокусирует внимание не на общем и типическом, а на том, что объявляется важным с точки зрения формирующей его идеологии.
– Насколько эта проблема актуальна для современной российской лингвистики? Мы отстаём от Европы или идём своим путём?
– В нашей действительности эта проблема в большей степени важна для активизма, чем для академической науки, хотя бы потому, что сфера реализации принципов гендерной нейтральности всё-таки локальна, то есть это скорее эксперименты, чем речевая практика. Хотя можно назвать целый ряд изданий, использующих отдельные приёмы. В зависимости от ваших взглядов можно сказать, что мы отстаём или что идём своим путём.
– Может ли вообще язык «расколоть общество»? Гендерная нейтральность в языке – это скорее научная или этическая (или даже политическая) проблема? И можно ли как-то примирить здесь все стороны без ущерба для языка?
– Не просто может расколоть, но и расколол, и продолжает раскалывать. Примирить стороны невозможно, потому что проблема не лингвистическая, а мировоззренческая. В её основе лежат два принципиально несовместимых взгляда на язык. В одном случае язык воспринимается как зеркало, отражающее реальность и фиксирующее её. Язык – данность, не зависимая от человека. Учёные могут изучать его и через него видеть и изучать общество, то есть язык можно рассматривать не только как инструмент общения, но и как инструмент познания. Другой взгляд – активистский. Язык в этом случае – инструмент воздействия на социум и индивидуумов. Если я не могу изменить социум и мир, я меняю язык и таким образом впоследствии меняю и их или хотя бы перестаю видеть то, что меня не устраивает.
